Адам и Отка - Ржига Богумил - Страница 36

• Предыдущая
• 36/40
• Следующая

— А кто больнее жалит? — спрашивает Отка. — Пчела или оса?

— Оса, — отвечает Адам и вдруг замечает три мальчишеские фигуры, появившиеся на дороге.

Адам тут же забывает о деревьях, траве и обо всём на свете. Он не ошибся: средний мальчишка — жгучий брюнет с бледным лицом — Шара. Сомнений нет — Шара. Адам начинает дышать медленно, а соображать быстро. Что ему делать? Пока ясно одно — как эта встреча должна кончиться. И всё же нужно позаботиться о достойном начале. Прежде всего пару слов надо сказать Отке, которая пока ничего и не подозревает.

— Отка, — говорит придушенным голосом Адам, — это Шара, — и показывает подбородком на среднего.

Отка пугается, бледнеет, но сразу же всё понимает.

— Дай-ка ему разок!

— Это я знаю. А ты следи за двумя другими.

— Это он запер тебя в подвале?

— Он, негодяй.

— И он угрожал тебе по телефону?

— Он.

— Ну, припомни ему.

— Держись сзади! — тихо отвечает Адам. От злости в ушах у Адама начинает звенеть, пальцы разжимаются и сжимаются, но больше всего меняются от злости его глаза. Адам смотрит на Шару в упор. От дружелюбия не осталось и тени, глаза выражают одно лишь презрение. А вскоре лишь вызов и враждебность. Теперь, пожалуй, можно и начинать.

Адам собрал все свои силы. И те, которые он приобрёл в упражнениях с дядиными гантелями, и прежние, приобретённые во время колки дров и во время бега с препятствиями. Адам так остро ощущает несправедливость и обиду, что он обязательно должен что-то делать. Не обязательно, конечно, всегда драться, но на этот раз драться надо, потому что иначе нельзя. Конечно, он немного побаивается, но страх сидит где-то так глубоко, что его совершенно и не видать.

Шара останавливается в пяти шагах от Адама и тоже смотрит на него в упор. Адам замечает, что Шара ещё больше побелел и ещё больше почернел. И глаза у него точно такие, как и думал Адам: дерзкие и вызывающие. Оба других мальчика остаются сзади.

— Ну что, хочешь драться? — спрашивает Шара насмешливым голосом.

— Да, драться, — говорит Адам и в эту минуту понимает: что начать должен он.

И должен победить Шару. И, стискивая зубы, прищуривая глаза, весь напрягшись, Адам кидается на врага. С быстротой молнии он обхватывает Шару и бросает на землю. Но в это же время его бьют по голове и по ногам. Пока что Адам боли не чувствует. Но странное дело: на земле Шара оказывается не один, Адам падает вместе с ним. Наверху то Адам, то Шара. В этом чернявом мальчишке скрыта какая-то невидимая сила. Он крепкий, как брусок, и ловкий, как угорь. Удары так и сыплются, оба мальчика тяжело дышат, голые ноги мелькают на солнце. Товарищи Шары затаив дыхание смотрят на драку. Им больше хочется смотреть и не вмешиваться — такая хорошая, настоящая драка. Зато Отка бегает вокруг как злая белка, которую выгнали из норы. Сначала она не знает, как бы ей вмешаться и помочь Адаму. Но вдруг её осеняет: она выжидает момент, когда у обоих мальчишек ноги неподвижны, потому что они действуют руками, — и кусает Шару в ногу, кусает изо всех сил, так, чтобы было больно. Шара пугается и начинает кричать. От его крика пугается и Адам. Оба мальчика, как по приказу, перестают драться. Медленно поднимаются они с земли, и каждый идёт своей дорогой. К Шаре присоединяются два других мальчишки, а к Адаму Отка.

— Ну ты ему и врезал! — торжествует Отка.

— Он мне тоже! — по-деловому замечает Адам.

— Прокопу мы ничего не скажем.

— А зачем ему знать?

— Тебе не больно?

— Да вроде нет.

— Может, тебе умыться? — говорит Отка и идёт с Адамом вниз к пруду.

Вода после драки — великолепная вещь. Она сразу освежает. Адам отряхивает свою рубашку и разглаживает брюки. Постепенно у него и в голове, и в сердце всё успокаивается — так что на дороге к Петршину снова появляется обычный спокойный Адам. Отка — та успокаивается не сразу, она всё ещё думает о драке.

Им приходится пройти через немалые испытания, прежде чем они попадают наверх, на одиннадцатый этаж. Сначала они звонят, нажимая кнопку. В ответ раздаётся хриплый голос. Ни Адаму, ни Отке и в голову не приходит, что они должны общаться с этим голосом. Голос замолкает. Дети ждут, но безрезультатно. Немного посовещавшись, они звонят снова. Снова из шкафчика над их головой раздаётся голос, только более сердитый. Наконец Отке приходит в голову крикнуть: «Прокоп!»

Голос умолкает, и снова — ничего. Но потом слышится звук лифта, двери открываются, и в них появляется Прокоп.

— Адам, — кричит этот толстяк Прокоп, — Отка!

— Почему ты нам не открывал?

— Откуда же я знал, что это вы? Вам надо было ответить, сказать в телефон, это, мол, мы, Адам и Отка.

— Всюду нужно говорить, кто мы, — вздыхает Адам.

— Вы здесь не в деревне, вы в Праге, — говорит им двоюродный брат Прокоп и поднимает их в лифте наверх.

Прокопа они хорошо знают, ведь он бывает у них в деревне, и им давно известно, что он страшный хвастун. Сам слушает всегда в полуха, но очень любит говорить: «Это я уже давно знаю», «Это не ново». Хотя на самом-то деле это и не всегда так. И всё не перестаёт повторять, что он, мол, самый умный в классе. А кроме того, у Прокопа на руках часы с секундной стрелкой. Завидует ли ему Адам? Пожалуй, нет. Но он тоже хотел бы иметь такие часы. О родителях Прокоп говорит с каким-то равнодушным выражением, будто ему до них нет никакого дела. А уж этого Адаму с Откой никак не понять. Что бы они сами без родителей делали? Правда, родителей Прокопа обычно не бывает дома, и чаще всего Прокоп остаётся дома один, но разве это даёт ему право так мало считаться с родителями?

И на этот раз Прокоп дома один. Прежде всего он показывает Адаму с Откой вид из окна. Вернее, из трёх огромных окон. На Белую гору, на Прагу и снова на Прагу. Город необозрим, людей совсем не видать. Они где-то там далеко внизу, торопятся, толкая друг друга, совсем незаметные, хотя на них и светит ослепительное августовское солнце. Оно светит всем вместе, а не каждому в отдельности, как иногда людям кажется. Освещает всю-всю Прагу и ещё дальше — зелёные горизонты. Отка кажется себе птицей, только что вылетевшей из гнезда. А Адам спрашивает, как Прага выглядит отсюда ночью.

— Знаешь, сколько ночей я глядел на Прагу! — говорит Прокоп. (Похоже, что всю жизнь он только этим и занимался.)

— Но ты скажи, какая Прага ночью?

— Ты спрашиваешь о каких ночах — светлых или тёмных?

— О тёмных.

— О, знаю о каких. Такие ночи ты даже в Выкане не видел.

— Ну, скажи, — говорит Отка.

— Ты только послушай меня. Здесь ночь тёмная, как уголь, на небе ни звезды, тихо, как в костёле. И кажется, будто солнце никогда и не выйдет. Если в Праге вдруг погаснут все огни, будет очень страшно. Да, здесь ночи пострашнее, чем у вас.

— Может быть, — говорит Адам, — но здесь не летают летучие мыши.

— И не скулят собаки.

— И хорьки не отправляются на охоту.

— И нет здесь у вас ёжика.

А потом дети рассказывают Прокопу, что они уже видели и пережили в Праге. Но о самом сильном своём переживании Адам молчит, потому что он не уверен, что с Шарой теперь всё кончено, что он победил его и все счёты сведены. И всё-таки имя Шары невольно вылетает у него. Наверное, это происходит потому, что Адам всё ещё не забыл о Шаре.

— Шара? — удивляется Прокоп. — Ты знаешь Шару?

— А ты что, тоже его знаешь?

— Как же его не знать? Это начальник отряда ПЗВ.

— А что такое ПЗВ? — спрашивает Отка.

— Ну, отгадай.

— Отряд помощи зубному врачу.

— Отгадай ты, Адам!

— Подразделение зловредных вредителей.

— Нет.

— Ну сдаёмся.

— Отряд противозапретных вывесок. Его отряд собирает все вывески, на которых запреты, как, например: «По газонам не ходить», и склад таких вывесок находится в монастырском саду.

• Предыдущая
• 36/40
• Следующая