Приключения 1968 - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/108
• Следующая

Борис шагнул за порог. Первое, что он увидел, был большой портрет Карла Маркса на стене. Под ним, положив на стол могучие руки, сидел краснолицый человек в расстегнутой гимнастерке, открывавшей волосатую грудь. По описанию Филатова Борис понял: вот этот — Говорухин. Рядом с ним у стола стоял щуплый человечек с тонкими чертами лица, в кожаной тужурке. На столе перед ним лежали маузер и фуражка с красной звездой.

— Здорово, гости дорогие, — сказал Говорухин, вставая из-за стола. — Иван Егорович! Рад вас приветствовать!

Он пошел навстречу Филатову. Борис быстро взглянул на есаула; тот был совершенно обескуражен.

— Слава богу, добрались благополучно? — спросил хорунжий.

— Что… что это за маскарад? — выдавил, наконец, есаул.

— Зачем маскарад? — сказал Говорухин. — Я теперь, дорогой мой, начальник станичной милиции, перешел на сторону Советской власти. Представьте себе, сначала, когда пришло сообщение о вашем прибытии, мы решили было вас арестовать, а потом вот приехал сотрудник из Екатеринодарской Чека, — Говорухин указал на человека, стоявшего у стола, — и все выяснилось! Рад сердечно!

Есаул все еще не мог прийти в себя от неожиданности. «Провоцируют, сволочи», — мелькнуло у Бориса. Быстро смерив глазами комнату, он толкнул есаула вперед на Говорухина и в один прыжок вскочил на невысокий подоконник.

— Ни с места! — крикнул он, выхватывая из кармана гранату-«лимонку».

Сзади из-за окна его кто-то ударил по голове… И он потерял сознание.

…Борис пришел в себя в той же комнате. Над ним склонилось незнакомое лицо:

— Пришли в себя, господин корнет? Я же говорил, черт побери, что это добром не кончится.

Борис узнал в говорившем человека в кожаной куртке.

— А где Филатов? — спросил Борис, пытаясь приподняться.

Его лицо и гимнастерка были мокры. Видно, кто-то плеснул на него водой.

— Есаул здесь, — ответил незнакомец, помогая Борису подняться. — Да вы не волнуйтесь, все, слава богу, кончилось, я — поручик Милашевский из Ростова. Мы, конечно, сами немного виноваты, но… словом, все обошлось.

— Что обошлось? — спросил Борис.

— Ну, эта проверка.

— Какая еще, к черту, проверка, где есаул? — Борис прощупал рукой затылок.

В комнату вошел Филатов, а за ним, расплываясь в улыбке, Говорухин.

— Ну, Бахарев, живой! — сказал Филатов. — Представь себе, эти мудрецы задумали устроить нам проверку. Ей-богу, жаль, что ты не успел бросить гранату!

— Это что, у вас всегда так встречают?

— Нам из Ростова приказали, — ответил Говорухин. — Вот пусть господин поручик объясняет.

Оказалось, что еще накануне полковник Беленков, посоветовавшись с Новохатко, послал в станицу поручика Милашевского. Этот двадцатипятилетний деникинский офицер состоял адъютантом подпольного штаба ОРА. Полковник поручил ему любым способом убедиться в том, не завербован ли Филатов чекистами. Ему все еще казалось подозрительным чудесное избавление есаула в Екатеринодаре.

Свой выбор Беленков остановил на Милашевском именно, потому, что Филатов не знал его в лицо.

— Возьмем их «на испуг», — предложил он. — Раз они тебя не знают, ты выдашь себя за чекиста. «На испуг» — верное дело!

Когда стоявшему за окном казаку удалось оглушить Бахарева, за пистолет схватился Филатов, и двое казаков едва справились с ним. Теперь Милашевский и Говорухин чувствовали, что перехватили через край. А есаул был полон негодования.

— Вы отсиживаетесь в Ростове, на квартире, — кричал он на Милашевского, — в то время, когда я, уже приговоренный к смертной казни, делаю основную работу! И вы берете на себя смелость не доверять нам? Вы и ваш жандармский полковник! Я не оставлю этого. Я уверен, что его превосходительство не знает о ваших выходках.

Борис, краем глаза наблюдая за этой сценой, заметил на лице Милашевского неподдельный испуг. «А парень-то трусоват», — подумал он и решил добавить масла в огонь:

— Вы мне говорили, Иван Егорович, что мне предстоит иметь дело с серьезными людьми!

После этого есаул разошелся еще больше. Он бушевал до тех пор, пока Борис, заметив, что и Говорухин начинает приходить в ярость, решил замять дело.

— Может быть только одно оправдание, — сказал он, — что они действовали в интересах дела.

Однако, оставшись наедине с Филатовым, Борис твердо сказал ему:

— Он еще вспомнит нас, этот поручик!

Вместе с Филатовым Бахарев приступил к «инспекции» разнокалиберного говорухинского воинства. Оно вело странную и беспокойную жизнь. Кто под видом мирного жителя осел на хуторах, кто отсиживался на чердаке, зарыв в огороде винтовку и патроны, большинство же скрывалось в непроходимых зарослях камышей, протянувшихся на десятки километров в пойме Дона.

Борис быстро уловил основное, что составляло настроение этих людей. Им все осточертело. Хотелось домой, особенно в те дни, когда уже близилось время жатвы. Однако мало кто представлял себе, каким путем это можно сделать. Сложить оружие они боялись. Сказывался и воинский уклад, который каждый казак впитывал в себя, как говорят, «с младых ногтей». Привычную дисциплину и круговую поруку не могла разрушить даже та неопределенность, которая царила здесь. И все же перед каждым из них вставал вопрос: «А что же дальше?..»

Присматриваясь к этим людям, Борис все больше понимал правильность и гуманность решения партии — не допустить новых кровавых событий. Собственно говоря, и говорухинский и все прочие отряды могли быть в короткий срок уничтожены регулярными частями буденновской армии. Но при этом погибли бы сотни людей. Поэтому советское командование решило ликвидировать эти отряды мирным путем. Для этого нужно было оторвать основную массу казаков от белых офицеров.

— Господа старики, — говорил есаул Филатов, собрав в штабе казаков постарше, — я уполномочен вам сообщить, что час нашего выступления близок. Скоро, очень скоро наши братья, получив подкрепления от дружественных нам держав, вступят на свою священную землю…

Старики слушали серьезно, молча. Только один раз, когда Филатов упомянул Врангеля, кто-то из толпы сказал:

— Без него обойдется!

Но есаул сделал вид, что не слышал. Закончив инспекцию в камышах, Филатов собрал в штабе совещание. Бахарева никто не приглашал, но он просто пришел и сел рядом с есаулом, ни у кого не спрашивая разрешения.

Речь шла о совместных действиях отрядов Говорухина и Назарова. План сводился к тому, что в назначенный день эти два отряда, численностью более двух тысяч сабель, должны неожиданно ударить с двух сторон на Ростов. Есаул сказал, что каждому отряду будут приданы офицеры, которые помогут найти всех коммунистов и чекистов в городе.

— Они у нас все на учете, — сказал есаул.

Относительно дня выступления Филатов сказал, что это будет определено после прибытия представителя из Софии. Его ждут со дня на день. Слушая выступление есаула, Бахарев старался не выглядеть особенно заинтересованным, ведь в глазах говорухинцев он был представителем штаба и ему все это должно быть известно.

— За моими ребятушками дело не станет, — сказал в конце Говорухин, — давно в Ростов рвутся, а вот как будет с полковником Назаровым? Я ему буду подчинен или же он мне? У него людей меньше моего. Недавно мы тут с ним встретились…

— Это еще не решено в штабе, — ответил есаул. И Борис увидел, что ответ не очень понравился Говорухину.

На следующее утро они собрались уезжать. Улучив минуту, когда хорунжий был один, Борис подошел к нему.

— Да, Говорухин, — сказал он, улыбаясь, — ты был прав вчера, когда спрашивал насчет полковника Назарова.

— А что? — осторожно спросил Говорухин, и в его красных, опухших глазах мелькнуло беспокойство.

— А то, что в чинах мы с тобой небольших, рискуем вместе, а там как на нас поглядят? Повыше нас есть.

Говорухин шагнул к нему вплотную, внимательно глядя прямо в глаза.

• Предыдущая
• 25/108
• Следующая