Час расплаты - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 27

— Не беспокойся обо мне, Бампер.

— Меня это нисколько не затруднит. Мне в любом случае надо сюда наведаться и посмотреть, все ли у вас в порядке. У тебя, думаю, накопилось полным-полно дел.

— Да нет, все нормально… все нормально…

— Точно? Я всегда готов запрыгнуть в машину и…

— Нет, серьезно, не надо.

— Ну ладно. Я все равно загляну на днях… хочу увидеть мою маленькую Лию. Я повезу ее в одно замечательное место. Мы вместе славненько повеселимся… только я и Лия.

На Бампера исчезновение Лесли произвело жуткое впечатление, ненамного меньшее, чем на Ланса и Лорен. Он сидел в гостиной их дома и плакал, словно ребенок, в тот день, когда полиция нашла велосипед и туфлю Лесли.

С тех пор Бампер окружил Лию самой нежной любовью и заботой, которая еще более усилилась после гибели Ланса. Очень мило с его стороны. Он как бы заменил девочке отца.

— Скоро ее день рождения, — сказал Бампер, как будто Лорен нуждалась в напоминании. — Мы должны организовать что-нибудь особенное.

— Ей понравится.

Несколько часов они будут праздновать день рождения Лии и притворяться, что все «нормально».

Сиси полагала, что без катарсиса о «нормальности» и речи быть не может. Лорен не была уверена, что «нормальность» и катарсис так уж неразрывны.

И что вообще означает катарсис в ее случае?

Может ли Лесли еще вернуться к ней? Лорен питала крошечную надежду на чудо, но возвращение еще не означало катарсиса. Одна дверь закроется, а другая откроется. Впереди у Лесли… у них всех…. будет маячить долгий, очень долгий путь исцеления.

Будет ли обнаружение останков Лесли означать для нее катарсис? Нет. На один вопрос она получит ответ, но горе окажется нестерпимым и никогда не покинет ее.

Будет ли справедливое наказание Роланда Балленкоа означать для нее катарсис?

А что такое справедливое наказание?

Она вспомнила о часе, проведенном в стрелковом тире.

В тело. В тело. В голову. Вдох…

Она желала ему смерти тысячи раз… десятки тысяч раз… Лорен представляла себе, как будет мучить и пытать Роланда Балленкоа — мучить так, как он, возможно, мучил и пытал ее дочь. Женщина воображала дюжину различных пыток… нет, две дюжины… Но что после?

Нелицеприятная правда заключалась в том, что нет такой вещи, как катарсис. Трагедия — это тяжелый камень, брошенный в спокойные воды океана. Поднятые волны бесконечно будут расходиться во все стороны…

Устав от тягостных мыслей, Лорен вышла из кабинета. Она слишком нервничала. В таком состоянии ложиться спать все равно нельзя. Женщина прошлась по дому.

Она сказала Анне, что побудет одна. В конце концов, Лесли выкрали не из дома, к ним никто не вторгался, но этот особняк, стоящий в самом конце дороги, ночью казался даже бо́льшим, чем был на самом деле. Сейчас, когда мрак окутал все вокруг, Лорен, казалось, впервые обратила внимание на то, какими огромными были окна первого этажа. Почему она не посоветовала Сиси завесить их крепкими жалюзи, плотными портьерами или еще чем-нибудь?

Ночью вместо красивых пейзажей, видимых в дневное время суток, на Лорен смотрели огромные черные четырехугольники. Каждый, кто захочет, сможет легко следить за ней через эти окна.

Почувствовав себя зябко от одной этой мысли, женщина натянула на свое худощавое тело старый черный свитер Ланса, представляя, что муж заключил ее в свои объятия. Это немного успокоило женщину. Лорен не стирала этот свитер со времени смерти мужа. Мысль, что свитер до сих пор пахнет Лансом, казалась женщине приятной.

Впрочем, окружив себя воспоминаниями о муже, Лорен не могла не проклинать его за то, что он бросил ее и Лию. Теперь вот и дочь ее покинула, пусть только на одну ночь. Она одинока, совершенно одинока в ночи.

Словно кошка, Лорен начала бродить во мраке по комнатам первого этажа. За домом, похожая на китайский фонарик, повисла большая жирная луна, серебристое сияние которой проникало даже в окна.

Третий час ночи.

Включив свет в кухне и гостиной, женщина нажала кнопку «play» на автоответчике и налила себе в стакан вина. После сегодняшнего звонка Бампера она переключила телефон на автоответчик. Сначала позвонил какой-то человек, предлагая что-то купить, затем член консервативной лиги сделал свое провокационное заявление, а потом мужской голос, пропитанный скрытой сексуальностью, заставил ее поежиться.

— Лорен! Это Грэг Хьювитт. Я тебя ищу. Перезвони мне.

«Дудки», — подумала Лорен, стирая сообщение.

Женщина подошла к старой блекло-голубой консоли, которая стояла за большим диваном. Планируя интерьер гостиной, Лорен решила, что на эту консоль Сиси будет класть свою сумочку, когда зайдет в дом. Туда же ее внуки смогут забрасывать ранцы с книгами. Именно на консоли она и Лия обычно клали свои сумки, вот только на этот раз там было пусто.

Странно. Она помнила, что положила свою сумочку на консоль. Она всегда ее там оставляла.

Отступив на шаг, женщина уставилась на пустую столешницу, словно подозревала консоль в «умыкании» ее собственности.

Лорен всегда клала сумку на одно и то же место.

Поднявшийся за окнами ветер завыл в ветвях деревьев. Лорен вздрогнула и плотнее укуталась в свитер покойного мужа.

Погрузившись в мысли, женщина вернулась к событиям прошедшего дня. Домой она приехала прямо из стрелкового тира, первым делом вытащила вещевой мешок с оружием из багажника БМВ и занесла его в дом. Она хотела, чтобы «вальтер» всегда был у нее под рукой. Если оставлять оружие в машине, то какая от него может быть польза?

Она прямиком отправилась к себе в спальню с мешком в руках… Потом из своего гостиничного номера в Сан-Франциско позвонила Сиси. Подруга поехала туда, чтобы посетить открывшуюся там выставку антиквариата. Они проболтали около часа… Потом она налила себе стакан вина и начала набирать воду в ванну.

Возможно, Лорен и не заносила сумочку в дом. В конце концов, она весь день чувствовала себя не в своей тарелке. Женщина помнила, что подумывала о том, чтобы вернуться в город за едой, но вместо этого перекусила фисташками и миндалем, а после села работать.

Мысль о том, что она могла забыть сумочку в машине, не понравилась Лорен. Как и для большинства женщин, сумочка являлась для нее тем же, что и одеяльце для двухлетнего малыша. Половина ее жизни хранилась в этой сумочке… Ее кошелек… Последняя фотография Лесли, сделанная во время ужина в честь ее дня рождения…

Снимал Кент Уестин. Дочь выглядела немного рассерженной, но все же такой симпатичной… Кент дал снимок Лорен через неделю, присовокупив к этому свои сожаления по поводу того, что посоветовал родителям наказать Лесли.

Из-за расследования, начавшегося в связи с исчезновением их дочери, дружбе с семьей врача пришел конец. Кента несколько раз допрашивали, и в результате он добровольно прошел детектор лжи. Но после этого их отношения стали прохладными, в них чувствовалась неловкость. Больше ни празднования дней рождения, ни вообще каких-либо совместных ужинов не было.

Лорен никогда не смогла бы простить Кенту его высказываний или забыть, что полиция так усиленно им интересовалась. До появления на горизонте Роланда Балленкоа женщина всерьез задумывалась над тем, что Лесли говорила ей и Лансу насчет семьи Уестинов. Они ей не нравились, а доктора Уестина Лесли считала не совсем нормальным.

При этом все четыре года Лорен носила сделанную Кентом фотографию в своей сумочке. Женщина вдруг испугалась, что не сможет ее найти. А если сумки в машине нет? Лорен ужасно захотелось взглянуть на эту фотографию сейчас же, не откладывая ни минуты. Без этого она не сможет заснуть. Женщина испытала невероятный страх при мысли о том, что, если этого не случится, она забудет, как выглядела ее Лесли. А если она забудет, как дочь когда-то выглядела, то это будет все равно что признаться самой себе в ее гибели.

Подойдя к двери, Лорен внезапно остановилась, не решаясь взяться за ручку. На душе похолодело. Она слышала, как снаружи шумел ветер, раскачивая кроны деревьев. Черные провалы окон, казалось, стали еще больше. Они словно приглашали внешний мир заглянуть к ней.