Покорители студеных морей - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/54
• Следующая

Беспокойный Никита заторопился к кормщику.

— Труфан Федорович, — кричал он в люк, — выходь на палубу! Кабыть, лед впереди.

Быстро поднялся на палубу Амосов. Лих грозный взводень для поморской лодьи, а лед еще страшнее…

Труфан Федорович внимательно осмотрел весь горизонт.

В это время к «Шелони» стали собираться остальные лодьи на совет. Надо было решить, как быть дальше.

Целый месяц шли Амосовы лодьи по морям, стараясь держаться все время вместе. Недалеко от Бергена сильная буря снова разбросала корабли; целых пять дней искали мореходы друг друга, но трех людей так и не досчитались…

Несколько норманнских кораблей, не решаясь открыто напасть на большой караван, по пятам шли за русскими до самого Бергена в надежде, что штормом разобьет лодью или случится какое-либо несчастье. Но ничего такого не случилось. А после бури у Бергена новгородцы своих преследователей больше не видели.

Наконец показались долгожданные берега датского королевства; низменная земля открылась неожиданно, словно кто-то бросил на море большой блин. Сотни небольших рыбацких лодок сновали в прибрежных водах; некоторые выходили в море за рыбой, другие возвращались с промысла.

Амосов попросил хозяина одного из рыбацких судов, возвращавшегося с полным грузом селедки, провести лодьи в гавань Роскильде — резиденцию короля, находящуюся в глубине узкого, длинного залива.

Когда большие поморские лодьи подошли к пристаням портового города, на набережную высыпали многие жители, чтобы посмотреть на невиданное зрелище. И было на что посмотреть: тридцать один морской корабль — это не шутка. Даже крупные портовые города европейских стран в те времена не всегда обладали таким флотом.

Уплатив пошлину в королевскую казну, Труфан Федорович мелочью одарил портовых надзирателей, а бургомистру преподнес дорогую шкурку голубого песца.

Вернувшись из города, старый мореход едва передвигал ноги.

После трудного и опасного плавания он впервые почувствовал усталость.

Годы брали свое: по ночам ныла поясница, болели ноги; от непрестанного напряжения покраснели и слезились глаза.

Теперь, когда лодьи стояли в спокойном месте, можно было подумать о себе.

«Отдохну денек, — мечтал Труфан Федорович, спускаясь пол палубу, — полежу, сил моих больше нет».

Амосов недовольно поморщился, когда увидел сидящего на лавке человека.

— Что угодно вашей милости? — спросил он, косясь на заморскую одежду незнакомца.

— Труфан Федорович, это я, Порфирий Ворон! — радостно сказал гость и бросился навстречу старику.

— Порфирий, сынок! И мореход обнял гонца.

— Ну, рассказывай, милай, как дошел, что сделал? — успокоившись немного и усадив рядом с собой гостя, сказал Труфан Федорович.

Беседа длилась долго.

Порфирий Ворон благополучно пробрался в Данию, виделся с королем. Датское купечество поддержало просьбу новгородцев, и король, милостиво приняв посла, обещал помощь.

— Псы-рыцари не хотят по доброму соседству жить, — продолжал свой рассказ Ворон. — В Новгород ганзейских купцов не пускают, далее Котлина им хода нет. Свеев против Новгорода учат. Морскую дорогу вовсе закрыли… Ежели новгородец на иноземном корабле в заморье вышел, враз утопят. А народ в Новгороде и до се голодный.

Не забыл Ворон рассказать Амосову о торговых новостях и о ценах на всякие товары.

Об одном только умолчал он — о судьбе Медоварцева и Жареного.

— Ну, а товарищей своих, Медоварцева и Жареного, где оставил? — не утерпел Труфан Федорович. — Живы, здоровы ли?

Пряча глаза, Порфирий замолчал.

— Сгибли ребята, — утирая слезы, с трудом выговорил он наконец, — от злодейской руки сгибли. — И Порфирий все поведал старому мореходу.

Русские люди в Риге узнали о судьбе Жареного от Арисгарха, спасшегося от смерти. Ворон же узнал от датских купцов, недавно приехавших из Риги.

Труфан Федорович, сжав кулаки, слушал Ворона. Помянув добрым словом павших, он долго сидел, закрыв лицо руками.

— Сердце щемит, как Медоварцева да Жареного вспомяну. Жалко, спору нет. Однако, не в том корень, — тихо, словно сам с собой, заговорил Амосов. — Кто нас боронить будет, коли мы сами себя не бороним? Великому Новгороду без кораблей, без стражи морской, без торговли заморской сильным не быть… Вот смотри, Порфирий, я со своими кораблями не побоюсь по морям пройти. Меня никто не тронет. Любо разбойникам одну-две лодейки ограбить, а попробуй-ка нас взять. Небось обожгутся.

— Разбойников беречься надоть, Труфан Федорович, — заметил Порфирий. — Силища их в этом море! Они, разбойники-то, морскими братьями себя зовут и, окромя бога, всех за врагов почитают. Бог-то у них — жуковина, черная да страшная. Верный человек меня упредил, — понизил голос купец, — тебе беречься надо, прознали разбойники о твоем походе.

— Пройду! — махнул рукой Труфан Федорович. — С моими дружинниками в огонь без опаски можно идти. Я, Порфирий, — помолчав, сказал он, — всегда в дело свое верю и к людям своим доверие имею. И они за дело себя не пожалеют.

На следующий день Амосов пустился в торговые дела. Порфирий Ворон и здесь сумел помочь ему добрым советом.

Распродав товары с большой выгодой — цены давали вдвое против ганзейцев, Амосов купил еще несколько лодей пшеницы. На другие суда грузили ипрские сукна, тонкое полотно, железо, олово, свинец, серу, красное и белое вино в бочках, соль и другие товары.

Несмотря на запрещение папы, Амосову удалось купить оружие и порох. На каждое судно он поставил по две пушки, палившие каменными ядрами.

На десятый день к вечеру Труфан Федорович закончил все свои дела и, пообещав доньским купцам зайти еще раз на обратном пути в Поморье, стал готовить лодьи к отходу. Утром суда стояли готовые к отплытию.

Труфан Федорович решил выйти в море ночью, чтобы не привлекать внимания. Кораблей было много, и выход из порта большого каравана не остался бы незамеченным. Перед тем как идти отдохнуть, он позвал дозорного.

— Здесь я, дедушка, — откликнулся Егорка.

— Егорий?! Кто тебя в дозор поставил? — удивился Амосов. — Других разве нет?

— Другие-то перед походом спать повалились. «Ты, говорят, Егорка, стережи».

«Так-то оно так, — подумал Амосов, — ночью все руки нужны будут, а все же неладно малого одного оставлять».

— Ну хорошо, Егорий, — строго сказал Труфан Федорович. — Доверили тебе дело большое, так ты смотри рот не разевай, не засни часом…

— Что ты, дедушка! — обиделся мальчик. — В жизнь в дозоре не засну.

Старый мореход, глянув по привычке на воду и на небо, ушел к себе, а Егорка принялся расхаживать по палубе.

Стемнело, трудно уже было рассмотреть, что делается на стоящем рядом судне. Мальчику надоело ходить взад и вперед, и он забрался на толстое бревно на носу судна и стал глядеть на темную, неприветливую воду, плескавшуюся о борта лодьи.

Неподалеку раздались странные звуки — он прислушался.

«Тук, тук, тук, — явственно донеслось с кормы стоявшего рядом судна. — Тук, тук, тук».

Прешло совсем немного времени, стук повторился. Теперь он был слышен совсем близко, с кормы своего судна.

«Кто может стучать, — подумал Егорка. — Спят все. Посмотрю», — и, легонько спрыгнув на палубу, побежал на стук.

Босые ноги неслышно поднесли его к корме. Велико же было удивление мальчика, когда он увидел незнакомого человека, прибивавшего к кормовым перилам какой-то темный предмет.

— Эй! — крикнул Егорка. — Что за человек?

Незнакомец молча бросился на мальчика, и Егорию не удалось даже пикнуть —потная ладонь закрыла ему рот. Но, когда незнакомец сдавил другой рукой мальчику горло, Егорка, изловчившись, больно укусил его за палец. Незнакомец охнул и разнял руки.

— Ребята, помогите! Сюда, ребята!.. — крикнул Егорий.

Страшный удар свалил мальчика с ног, но крик был услышан. На палубе забегали дружинники. Когда подняли лежавшего в беспамятстве Егорку, рядом никого не было.

• Предыдущая
• 51/54
• Следующая