Рискованное увлечение - Росс Джулия - Страница 27

• Предыдущая
• 27/84
• Следующая

– Юноша-романтик влюбляется в итальянскую девушку, которая не может предложить ничего, кроме меда. Мужчина предпочитает более острые чувства. Он испытывает их к каждой женщине, очаровывающей его, завлекающей, приводящей в экстаз тело, ум и душу. Но истинный накал не может иссякнуть, поэтому страстный мужчина любит множество жен.

Джульетта пыталась подстроиться под его изощренный цинизм и легковесность, хоть и не испытывала такой потребности.

– Стало быть, вы изучили безотказную тактику флирта…

Он наклонился вперед, прервав ее своей улыбкой. Понимающей, насмешливой улыбкой, несущей на себе мудрость и юмор всего мира.

– Уверяю вас, это быстро перерастает во что-то более насущное, скорее – во внутреннюю потребность. Флирт и поддразнивание – это забавы для детей. Взрослые вместе отправляются в постель.

Слова на мгновение будто замерли в пространстве, разделяющем двух человек. Произнесенные с такой легковесностью, они обладали какой-то странной убедительностью, Вот так, наверное, мужчины разговаривают со своими друзьями – открыто, с бесстрастной честностью: «Да, это так и есть. И мы все это признаем». Наверное, поэтому Джульетта ощущала себя в полной безопасности.

– С чьей-нибудь супругой, конечно, – сказала она. Олден улыбнулся поверх своего бокала.

– Если вы оба приходите к соглашению не оказывать давления на то, что существует между вами. Обычно решение остается за леди.

– Вы будете доказывать, – начала Джульетта, – что лучше иметь подобную любовную связь, где все правила ясны и понятны, чем…

Олден взял бутылку с вином. Рубиновая жидкость заиграла в лучах света.

– Определенно это приносит меньше вреда, нежели ложные заверения в вечной любви.

– Я все представляла совершенно иначе, когда выходила замуж, – сказала Джульетта. – Мне казалось, что я влюблена. И я вкладывала смысл в каждое слово моего обета. Но все это было лишь детской привязанностью к чему-то, что блестит.

– Наподобие золота?

– Скорее льда. Он блестит на зимнем пруду как очаровательное покрывало. Но ему судьбой уготовано превратиться в пар, когда возвращается солнце. Золото предполагает непреходящую ценность. Однако и там и там в глубине – холод. – Джульетта протянула руку к фонарику. Лучи на миг осветили лицо и волосы собеседника. – Хотя, когда золото блестит в темноте, это выглядит привлекательно.

Она, отняла руку, и фонарь откачнулся назад, на этот раз осветив ее. Волосы, мягко касавшиеся щеки, насыщенностью цвета напоминали красное дерево.

– Ах вот почему золото так тяготеет к редкому дереву, гладкому и теплому под ладонью! – сказал Олден. – Но вы, Джульетта, носите золото в знак любви.

Она взглянула вниз, на вырез своего пеньюара. Ее медальон висел снаружи, мягко поблескивая. Она зажала металл в кулаке и прикрыла глаза.

– Это память об одном самом дорогом для меня человеке. Человеке, которого я действительно любила. – Слова вырвались так стремительно, что сдержать их было ей не под силу. – Это мой маленький брат.

Бутылка вина опустилась на стол с тихим глухим стуком.

– Ваш брат?

– Не спрашивайте меня о нем. – Джульетта разжала кулак, охваченная беспокойством. – Мой брат умер.

Она пришла в ужас от того, что поделилась самым сокровенным с этим человеком, с этим незнакомцем, будто и впрямь доверяла ему. Нарушила собственное решение вести легкую игру и воспринимать этот вечер как забавный эпизод. «Приятные посиделки с друзьями». Все планы теперь были скомканы.

Почему это произошло? Может, из-за этих наползающих теней? Или темной ночи?

Джульетта уронила лицо на руки.

Мистер Грэнвилл встал, прошуршав муслином. Домашние туфли мягко зашлепали по дорожке. Сердится, что ему испортили прекрасную приманку из розмарина и яблок любви?

Затянувшееся молчание прерывалось только стуком ее сердца.

– Я тоже потерял брата, – угрюмо сказал Олден. – Грегори был на пять лет старше меня. Он погиб, когда я был в Италии. Никаких слов утешения не хватит, чтобы восполнить такую потерю. Ничто никогда не залечит эту рану. Я не буду расспрашивать вас дальше.

От неожиданности Джульетта перестала дышать. Пораженная его признанием, она лихорадочно пыталась обрести равновесие.

– Я тоже не буду вас спрашивать. Мне очень жаль, мистер Грэнвилл.

– Все нормально, – сказал он. Голос у него был ласковый. – В конце концов, смерть Грегори расторгла мою связь с Италией.

Джульетта подняла глаза и сквозь поволоку слез посмотрела вокруг. Стол с остатками ужина сиял, как и прежде. За пределами светящегося венчика фонаря темнел сад, окутанный таинственным покрывалом ночи, Олден Грэнвилл, повернувшись спиной, глядел на небо – весь темный на черном фоне, только волосы блестели. Легкий бриз шевелил его серебристо-черный халат и трепал муслин, спадающий с широких плеч, словно тога чародея.

«Возможно, зефир принесет нам спокойное дыханье от холодной луны. Не повеет ли в нашем сильно затененном дворике пряным ароматом чужеземных цветов и духом истории?»

Однажды Джульетта уже ощутила блестки его присутствия в крови. Сейчас она ощущала ту живую искру, что вспыхивает между мужчиной и женщиной в сердце. Узы, возникшие на почве сочувствия и разделенной трагедии одинаково понимаемой утраты, были еще более устрашающи. «Все или ничего».

– Поэтому вы вернулись домой? – спросила Джульетта. – А Мария? – Она прикусила язык, ненавидя себя за этот вопрос.

– Мария умерла от лихорадки несколькими месяцами раньше.

– Извините. Я думала… – Она запнулась и заставила себя начать снова: – Право, я не знаю, что сказать. Я так поняла, что вы ее оставили.

– Если хотите, да, – сказал он. – Страсть умерла первой – всего шестью месяцами раньше, но она умерла. Для нас обоих. Увы, я понял, что хотел большего, чем цветок, пусть даже сладкий. Да и она нашла для себя новый интерес. Они с мужем тогда завели ребенка. Смерть Марии явилась тяжелой утратой для моего друга и их ребенка. Я скорбел вместе с ними, но при жизни ни Мария не разбила мне сердце, ни я ей. В конце концов, я был для нее не так важен.

– После шести лет? – спросила Джульетта.

Олден кивнул.

– Что еще вы хотите знать?

– Ничего, ничего, – сказала она в отчаянии. – Я не набивалась на ваши откровения в поисках родства душ или на эти странные игры, которые, кажется, раскручиваются во что-то большее. Я не хочу расслабляться настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с вами. Нам не следовало делиться друг с другом такими сугубо личными переживаниями. Извините, сэр.

– Извиняться должен я, мэм, – чопорно сказал мистер Грэнвилл. – Я больше не буду ни задавать вам вопросы, ни поверять свои секреты. Я человек не слишком строгих правил, более того, распутник, и в мои намерения не входило ничего, кроме как развлечь вас.

– Завтра пятница. Солнце выжжет всю эту фальшивую доверительность – и на следующий день вы уедете…

Олден повернулся.

– Но вы мне нравитесь, Джульетта. Очень-очень.

Она подавила рыдание.

– Вы же меня совсем не знаете! Может, я злобная землеройка!

Мистер Грэнвилл молча подошел к ней, взял ее пальцы и наклонился поцеловать их. Он сделал это с легкостью и галантным юмором, хотя под ними скрывалось что-то еще, чрезвычайно серьезное.

– Что плохого в землеройках? – сказал он подтрунивающим тоном. – Обыкновенные полезные существа, известные в разных местностях под такими названиями, как белозубки, многозубые и болотные белозубки, бурозубки, путораки и другие. Вы чересчур пристрастно читали свою «Историю четвероногих животных». Увы, там полно лжи, мэм.

Джульетта попыталась улыбнуться.

– О чем вы?

– О зоологии Топсела. – Олден вернул ей руку. – «История четвероногих животных» – любимая книга каждого школьника. Куда более забавная, чем вся та латынь и греческий. Позвольте мне процитировать. «Землеройка – кровожадная зверушка, притворяющаяся доброй и кроткой. Но если ее тронуть, она глубоко вонзает ядовитые зубы. Она отличается злым норовом и стремлением причинить вред любому. Нет ни одного существа, которое бы она любила или была бы любима им. Ее боятся все, потому что укус ее смертелен».

• Предыдущая
• 27/84
• Следующая