Человек из февраля - Эриксон Милтон Г. - Страница 11

Эриксон: Интересно, что означает фраза: «Я не хочу уезжать»?

Росси: Наверное, ей здесь нравится?

Эриксон: (Рассказывает историю об одной их своих дочерей. Она была печальна в день своего рожденья, потому что поняла, что повзрослела окончательно.) В такой ситуации часто можно услышать что-нибудь подобное. Наша клиентка не хочет расставаться со своим уютным детским мирком.

Когда я говорю: «Я обещал тебе, что мы снова увидимся», – я вселяю в клиентку уверенность в том, что даже если она и уедет (а это произойдет, когда она повзрослеет), – я ее не покину.

Утвердительный ответ клиентки на вопрос: «А других людей ты сможешь полюбить?» – ускоряет ее психологическое развитие: взрослея, она полюбит людей.

Росси: [В 1987] Эриксон заканчивает этот диалог, используя терапевтическую метафору о подходящем доме (в широком смысле этого слова) для каждого жизненного периода. В качестве компенсации того, что клиентка должна повзрослеть, у нее «появятся новые вещи, о которых она сейчас даже не имеет представления. И она их полюбит так же сильно, как любит свой дом – немного по-другому, конечно, но она их обязательно полюбит». Эта фраза косвенным путем внушает клиентке мысль о том, что, взрослея, она будет сталкиваться со все более интересными вещами, о которых сейчас даже и не догадывается. С помощью феномена незнания подсознанию дается команда начать творческий поиск, не принимая во внимание какие-либо сознательные ограничения. В своей дальнейшей жизни клиентка не будет зажата заученными ограничениями своего детства. Она их просто перерастет!

Эриксон: Взрослея, наша клиентка часто обращала внимание на изменения своего внешнего вида. Она убеждалась, что слишком мала для того, чтобы дотянуться до стола, но верила в то, что скоро вырастет – и достанет до него. Она открывала для себя следующие нехитрые истины: «Было время, когда я не умела ползать, а потом я этому научилась; было время, когда я не умела ходить – а теперь могу». Постепенно она принимает неизбежность таких изменений и начинает соотносить с ними все происходящее.

Рост: Вы всегда стараетесь ориентировать клиента именно на эту концепцию, с которой все мы не раз сталкиваемся в жизни.

Эриксон: Более того, я считаю это изменение основным законом нашего существования. (Эриксон делится с нами опытом своей работы с подростками, которым необходимо помочь разобраться в том, что все в них – тело, эмоции и жизненный опыт – претерпевают закономерные изменения.) Росси: Залог душевного здоровья состоит в том, чтобы научиться адекватно относиться к своим изменениям.

Эриксон: Да. Ребенок с легкостью привыкает к изменениям своего тела, но ему еще очень трудно понять природу изменений.

Росси: Да и большинство взрослых с трудом оцениваю! Они злятся – и вымещают на всех свою злость, они подавлены – и они «отреагируют» депрессию. Мы с полным основанием можем сказать, что такое «отреагирование» является разновидностью ригидного поведения: мы не отдаем себе отчета в том, что состояние, в котором мы находимся в данный момент, может измениться; мы не знаем, как способствовать таким изменениям и как управлять ими. Что же является альтернативой такого «отреагирования», которое производит впечатление совершенно автономной функции?

[В 1987] Эриксон помогает клиентке изменить свое отношение к страху и боли, обращаясь на этот раз к концепции относительности возраста, с которой он познакомил нас раньше (раздел 1.22). Совершенно так же, как операция «один плюс один» трудна для малыша, но проста для взрослого, «большая собака на углу улицы» пугает ребенка, но вызывает смеху взрослого человека. Подобным же образом Эриксон изменяет отношение к боли при удалении зуба, подчеркивая важность этого момента для развития человеческого организма («Это означает, что ты взрослеешь»). Изменяет он и отношение к спотыканию, подчеркивая относительность болевого ощущения («Может быть, ты когда-нибудь спросишь у какой-нибудь маленькой девочки, спотыкалась ли она и что она при этом испытывала»).

Такой рефрейминг, вообще говоря, противоречит взглядам Эриксона на недопустимость навязывания пациенту идей психотерапевта. В тот момент мы не попросили Эриксона разрешить это противоречие. Но позже я понял, что Эриксон, как всегда, активизирует психическую динамику пациента, не добавляя никакого нового содержания: он имеет дело с личными переживаниями пациента, облекая в словесную форму уже существующие, но пока еще неактивные образы (подсознание). Все это можно увидеть в ответах клиентки на якобы неожиданные для нее вопросы Эриксона. В примере с собакой она на вопрос: "Что ты будешь с нею делать?" – сама сообщает «новую» для себя мысль: «Я посмеюсь над ней.» И два других рефрейминга – изменение отношения к удалению зуба и к спотыканию – что с полным основанием можно отнести к феноменам исключительно детского возраста – клиентка тоже полное тью принимает. Ее немедленное и безоговорочное «да» свидетельствует о том, что Эриксон, образно говоря, только щелкнул выключателем, а вовсе не ввернул новые лампочки.

И опять к вопросу об этике. Насколько велика разница между безнравственностью манипулирования сознанием пациента (в смысле его идеологической обработки) и этичностью оказания ему необходимой «психической» помощи (в смысле рефрейминга его отношения к жизни). Когда с пациентом работают методом манипулирования сознанием, применяя различные формы давления и отрицательное стимулирование, то ему навязывают несвойственные и даже вредные идеи. Когда же пациенту тактично оказывают «психическую» помощь, то представления, которые уже имеются у него, но пока еще не осознаются, выводятся на сознательный уровень. Большую роль в такой мобилизации собственных возможностей пациента для лучшего осознавания и выбора линии поведения играют скрытые утверждения, которые часто встречаются в высказываниях психотерапевта.