Тайна Соколиного бора - Збанацкий Юрий Олиферович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/82
• Следующая

Фон-Фрейлих должен был ликвидировать партизанское движение в области, где вместе с другими отрядами действовал и партизанский отряд Сидоренко.

С приездом фон-Фрейлиха в городе все перевернулось. Несколько дней генерал знакомился с делами. Он побывал в тюрьме, в лагерях. И хотя замечал во многом беспорядок, но был спокоен и уверен в себе. Когда он видел голодных, замученных людей, вокруг его запавших серых глаз густо собирались мелкие морщины, а губы кривила довольная усмешка.

Потом начались приемы, совещания. Фон-Фрейлиху докладывали всё, что было известно о партизанах, о подполье. Генерал остался недоволен, грубо разносил дрожавшее от страха городское начальство.

— Такими методами не раскрыть подполья, — самоуверенно заявлял фон-Фрейлих. — У вас только голые факты. По вашим данным, против нас действуют десятки тысяч партизан, весь народ. Откуда вам это известно? Фюрер поручил мне покончить с партизанами в нашем тылу. Приказ фюрера для меня закон. И я оправдаю его доверие. Партизанское движение будет ликвидировано! Я приказываю: во-первых, немедленно разгромить подполье, найти те нити, которые связывают его с лесами. Для этого надо самых подозрительных арестовать или взять под особое наблюдение. Во-вторых, немедленно образовать специальный штат разведчиков, любой ценой добиться, чтобы они проникли в подполье и в партизанские отряды…

Фон-Фрейлиха слушали внимательно. Теперь с партизанами, с подпольщиками будет покончено, больше не будут сниться кошмарные сны, не страшно будет ходить по завоеванной земле…

А фон-Фрейлих выдвигал новые требования:

— …Нужно послать в леса хорошо подготовленную и надежную агентуру. Необходимо блокировать партизанские районы, отрезать их от населения! В каждом селе должен быть наш гарнизон…

У многих, кто слушал генерала, мороз пробегал по коже: неужто придется оставить город, вести разведку боем, блокировать партизан?

— …Нужно организовать свои отряды, — поучал далее фон-Фрейлих, — из проверенных друзей райха. Мы должны вызвать у населения ненависть к партизанам…

В заключение фон-Фрейлих приказал высылать арестованных в концлагеря:

— Туземцев нужно уничтожать и получать при этом всю возможную прибыль. Мы должны оставить только покорных, бессловесных.

И поэтому, допрашивая арестованных, он все чаще цедил сквозь зубы свое излюбленное слово: «Освенцим».

Мишка поселился у подрывников. На его счету было уже три автомашины, несколько убитых фашистов. Вся группа Устюжанина считала его опытным партизаном.

Мишка еще больше подрос, окреп. Это был уже не мальчик, а юноша — еще не сформировавшийся, нескладный, но уже по-взрослому, серьезно смотревший на мир. По лагерю он ходил степенно, но так и казалось, что вот-вот он сбросит с себя напускную важность и весело, по-мальчишески побежит между деревьями.

Сегодня он вместе с другими подрывниками старательно готовился в дорогу. Леня Устюжанин получил от Ивана Павловича важное задание. Группа шла на длительный срок в один из степных районов, чтобы там парализовать движение на железнодорожной магистрали.

Когда Леня сообщил об этом своим минерам, Мишка затаил дыхание: возьмут его или нет? Если Устюжанин не захочет взять его, Мишка пойдет к самому Ивану Павловичу, и тот уж не откажет! Неужели никто не поймет, что Мишка настоящий подрывник?..

Но все его переживания и волнения оказались напрасными: Леня торжественно заявил, что пойдет вся группа.

Для Тимки нашлась другая работа. С самого утра он сидел в штабной землянке. Большими глазами следил он за всем, что здесь делалось, побаиваясь, как бы его отсюда не попросили. Больше всего интересовался он штабной пишущей машинкой. Очень хотелось разглядеть ее поближе и попробовать самому что-нибудь напечатать. Разве он не сумел бы так, как этот бородатый дядя, начальник штаба? Смотрит, смотрит на круглые клавиши с буквами, а потом, как ворона клювом, ударяет пальцем. Тимка наблюдал за всем этим только издали. Очень уж суровым казался ему начальник штаба!

Когда в штабе бывал сам Иван Павлович, Тимка чувствовал себя свободнее. Что ни говори, а они старые друзья! Ведь это он принимал Ивана Павловича в своей землянке в Соколином бору, и командир не забыл этого, потому что всегда по-дружески обращался с мальчиком. Тимка не сводил с Ивана Павловича влюбленных глаз. Такие отношения были у Тимки когда-то с отцом. Отец делает что-нибудь, а сын вертится поблизости. Когда отцу нужно что-либо, он зовет Тимку, а тот уж тут как тут и сразу же бросается выполнять поручение…

— Вызовите Устюжанина! — приказывал командир.

Пока ординарец командира поднимался с места, Тимка успевал опередить его:

— Есть, товарищ командир, вызвать Устюжанина! — и быстро вылетал из землянки.

Скользя по утоптанной, твердой, как лед, дорожке, спотыкаясь на кочках и врезываясь в снег на поворотах, он мчался к подрывникам. Запыхавшись, снова влетал в штаб и рапортовал:

— Товарищ командир, ваше задание выполнено! Леня сейчас будет здесь.

Так, незаметно, Тимка стал связным командира. Позже Иван Павлович обращался уже прямо к нему:

— Тимка, позови ко мне командира второй роты товарища Бидулю.

— Есть, товарищ командир! — лихо козырял Тимка, вспоминая, что Бидуля — это тот самый партизан в высокой бараньей шапке.

Уже по дороге он расспрашивал встречных:

— Где вторая рота?

— А вон по тропинке налево.

— Командира Бидулю не видели?

— Пошел, кажется, на кухню.

— Да нет, не на кухню, а на конный двор…

Как ветер, мчался Тимка сначала на кухню, потом на конный двор и, столкнувшись где-нибудь с Бидулей, козырял:

— Товарищ командир роты, вас вызывает командир отряда!

— Ишь ты, какой прыткий! — обращался Бидуля к своим спутникам. — Самого еле видно, а смотри, как козыряет. Что же из него выйдет, когда вырастет?

Добрая улыбка появлялась на его толстых губах, глаза совсем скрывались в набухших веках.

А Тимка уже летел докладывать командиру отряда…

Как-то под вечер Иван Павлович пошел во второй батальон, расположенный на расстоянии полукилометра от штаба. Туда вела узкая тропинка. Она вилась между стволами желтобурых сосен, исчезала под разлапистыми ветвями деревьев, покрытыми пухлыми подушками ослепительно белого снега.

Тимка сопровождал командира. Гордый и счастливый, он шел впереди. Ему очень хотелось, чтобы и Мишка, и Виктор, и другие ребята видели его сейчас. Столько партизан в отряде, а Иван Павлович пошел с ним, потому что доверяет Тимке. Вот что значит старая дружба!

— Не скучаешь у нас, Тимка? — спросил командир.

— А чего мне скучать? — удивился Тимка.

— Не страшно в лесу?

— Ну, почему же мне будет страшно? Я по Соколиному ночью ходил один. А здесь столько партизан — не пойдут сюда фашисты.

— Всяко бывает. Поживешь — узнаешь, — заметил Иван Павлович. — А быть связным тебе нравится?

— Я еще в колхозе два раза дежурил. — И, подумав, Тимка добавил: — Очень хвалил меня наш председатель. «Ты, — говорил, — как Ахиллес».

— А ты знаешь, кто это Ахиллес?

— Василий Иванович говорил, что давно-давно был такой человек в Греции. По сорок километров в час пробегал! Но, наверное, этот Ахиллес был конем. Разве сорок километров человек пробежит?

— Погоди немного. Перекурим, — остановился, задыхаясь от смеха, Иван Павлович и передал Тимке автомат.

Тимка взял его в руки бережно, как ребенка. Сердце его остановилось, у него перехватило дыхание. Никому Иван Павлович так не доверяет, как ему, Тимке… Эх, да за такого командира с радостью можно умереть!..

Иван Павлович скрутил цыгарку, а Тимка, крепко сжав в руках автомат, внимательно поглядывал во все стороны. Пусть выскочили бы сейчас вот с той поляны фашисты, он всех положил бы на месте! Он сражался бы до тех пор, пока Иван Павлович не привел бы партизан на помощь. Вот только нужно научиться стрелять из этого автомата… Может быть, спросить у командира? Нет, неудобно как-то. Еще подумает, что Тимка ничего не умеет! Лучше, когда командир будет отдыхать, расспросить Леню. Тот покажет и научит стрелять.

• Предыдущая
• 48/82
• Следующая