Тайна Соколиного бора - Збанацкий Юрий Олиферович - Страница 60

• Предыдущая
• 60/82
• Следующая

Слушая, как Кирпичов докладывал командиру о готовности кавэскадрона, Тимка думал: «Эх, только бы взял командир в бой! Я бы ничего не побоялся — в самый огонь полез! Увидел бы тогда Кирпичов, что я умею…»

Иван Павлович приказал выводить группу из лагеря. Адъютант командира — Соловей — побежал запрягать тачанку. Тимка хоть и любил Соловья, но все же ревновал его к Ивану Павловичу и потому всегда спешил каждый приказ, данный адъютанту, перехватить и выполнить раньше. Но на этот раз Тимка даже не шевельнулся. Сдерживая дыхание, он выбирал минуту, чтобы обратиться к командиру. А тот, продолжая разговор с начальником штаба, торопливо вложил в свою сумку какие-то бумаги, повесил поверх полушубка бинокль, проверил, хорошо ли закреплены на руках компас и часы…

Вот сейчас он, наверное, двинется к выходу, и тогда… Эх, была не была! Тимка подойдет, лихо козырнет, посильнее стукнет каблуками и скажет: «Позвольте, товарищ командир, и мне в бой! Я не побоюсь».

Но это еще будет впереди, а сейчас Тимка, готовясь к этому разговору, только вздыхал. Вздыхал он очень громко, будто стонал.

Иван Павлович взглянул на него:

— Ты что, Тимка, болен?

Этот вопрос так поразил Тимку, что он даже не нашел слов и только отрицательно покачал головой.

— Жаль!.. А я думал взять тебя с собой. — Командир улыбнулся.

Тимка забыл, что нужно козырнуть; все правила воинского устава вылетели у него из головы. Подбежав к Ивану Павловичу, он взялся за его пояс, умоляюще заглянул в глаза — точно так, как он делал, когда просил чего-нибудь у отца:

— Товарищ командир… Не болен я… Это я оттого… что не берете… Я очень, очень хочу!

— А вздыхаешь, будто захворал.

— Потому я и вздыхал. Больше никогда не буду!

…Сидя на командирской тачанке, Тимка счастливыми глазами наблюдал, как шла кавалерия Кирпичова, как мчались по лесной дороге десятки саней, облепленных партизанами роты Баранова. Грозно торчали вверх дула винтовок, пулеметов, смотрел в небо миномет. И, самое главное, люди были отважные, смелые. С ними Тимка чувствовал себя совсем бесстрашным…

Тимка думал, что бой начнется сразу. По то, что происходило, его удивляло и казалось непонятным. Вместо того чтобы с ходу напасть на вражеский гарнизон. Иван Павлович остановил свой отряд в небольшом хуторе возле леса. Когда рассвело, партизаны увидели село, раскинувшееся в долине.

Время шло, а приказа начинать бой все не было. Партизаны беседовали с жителями, к командиру приходили люди по личным делам.

Особенно запомнилась Тимке одна сцена. К командиру пришли старик и старуха. Старуха подталкивала старика вперед, очевидно считая, что именно ему, как хозяину, следует вести разговор, но незаметно для себя рассказала обо всем сама:

— Нас только двое. Есть еще трое сыновей. Но те как пошли с нашей армией, так и до сих пор воюют.

— Истинно так, — поддакивал старик.

— Невестки живут отдельно, а Иванко, меньшой, при нас жил, да он еще не женился. Так что мы одни. И вся надежда на нее была, все хозяйство на ней держалось — на коровенке этой…

— Истинно так, — подтвердил старик.

— Хорошая коровушка была, да забрал этот пес! Старики, видите, обойдутся, а ему нужно… Как мы с дедом услышали, что своя власть вернулась, вот я и говорю: «Иди проси старшего, пусть корову нам хуторской староста вернет».

— Истинно просим… Потому что жить-то нечем…

Оказывается, теперь староста бежал в село, надеясь на защиту немецкого гарнизона.

Тимка с двумя партизанами помог старикам отвести свою корову домой. Тимке очень понравилось это поручение. Особенно был он доволен, когда старушка, угостив его вареником с капустой, спросила:

— Сколько же тебе лет, внучек, что тебя мобилизовали?

— А меня не мобилизовали. Я сам пошел, бабушка.

Старушка долго смотрела на него:

— Ишь ты, какой прыткий! «Сам пошел…» — А потом посоветовала: — Только под пули не лезь. Ведь они когда стреляют, то не смотрят — большой или маленький: убить могут или — сохрани и спаси! — калекой сделают. То-то горе будет матери!

К командиру пришли старики и юноши со всего хутора. Одни просили принять их в отряд, другие говорили:

— Если б нам на хуторе такой отряд образовать! Чтобы, значит, все были при оружии, и когда идет оккупант — бить его. И чтобы с вами связь поддерживать, когда нужно. Мы вам поможем, а если нам будет туго, тогда вы нас поддержите.

Так на хуторе была организована группа самообороны. В нее вошло человек сорок. У большинства нашлось и оружие: винтовки и даже ручной пулемет.

Тимка думал, что бой начнется с вечера. Но Иван Павлович послал двух женщин из хутора предупредить фашистов о том, что на них этой ночью нападут партизаны. Тимка ничего не понимал. Он удивленно смотрел на командира, которому верил беспредельно, и думал: «Что это с ним? Такое делает: идите, мол, предупредите… Да они же перебьют всех… Эх, Иван Павлович!..»

Командир, очевидно, не замечал, что за ним внимательно следит мальчик. Он спокойно сидел за столом, тщательно разглядывал карту, читал бумаги. Время от времени на его большом лбу собирались глубокие морщины, он сдвигал брови, и в углублении меж ними ложилась густая тень от света лампы. Тимка видел: командир чем-то недоволен. Сейчас он двумя пальцами правой руки покрутит ус и закусит губу. (В этом Тимка никогда не ошибался.) И действительно, Иван Павлович привычным движением закручивал ус и крепкими зубами прикусывал нижнюю губу.

Но когда в хату заходил кто-нибудь из разведчиков и докладывал о том, что во вражеском гарнизоне не спят, командир сразу становился иным: разглаживались морщинки на лбу, брови расходились в стороны, серые глаза довольно улыбались. «Хорошо! Очень хорошо!»

Тимке стало не по себе: «И чего он радуется?.. Те не спят, караулят, а он радуется! Эх, а я думал… Вот если б я был командиром…»

И Тимка начинал фантазировать. Он видел себя таким же высоким и статным, как Иван Павлович, он так же прищуривал глаза и хмурил лоб, даже так же двумя пальцами правой руки закручивал «ус» и прикусывал зубами нижнюю губу. Через плечо у него автомат, через другое — пистолет (нет, два пистолета!), бинокль на груди, а в руках… Ну, в руки можно взять и пулемет!.. Только он не так спокоен, как Иван Павлович. Вот он на коне подъехал к селу. Оглянулся, а за ним конницы сколько!.. Взмахнул он саблей: «За мной, вперед! За Родину! За Сталина! Ура!» И первым ворвался во вражеский лагерь…

…На него опять смотрели такие знакомые оловянные глаза. У врага толстые губы, во рту сигарета. Фуражка торчком, а на фуражке череп и две скрещенные кости. Потом он стал целиться в Тимку из автомата. Тимка ударил его саблей по голове, вздрогнул и… проснулся. На столе горела лампа. Ивана Павловича уже не было.

Тимка поспешно оделся и вышел из хаты. Он ходил по хутору и ко всему присматривался. Всюду были слышны шутки, смех, словно никого не беспокоило бездействие. Только в одном месте он услышал разговор, заинтересовавший его:

— Много так навоюем! Пришли и стоим. Почему мы не идем на немца, а ждем, когда он пойдет на нас?

— У нас разведка, — сказал кто-то.

— «Разведка»! Немец тоже не дурак. Командиры у нас…

Тимка присмотрелся к говорившему и узнал Швачко. Он вспомнил, что Иван Павлович приказал следить за каждым его движением. Не доверяют ему, а смотрите, как человек болеет за общее дело!..

А Швачко в это время ворчал:

— Командиры — чорт знает кто! Теперь такое время: думаешь, он свой, а он… Нет, что-то не нравится мне такая война…

Никто не ответил на это. В сердце Тимки шевельнулись злоба и обида. Теперь уже на этого… Швачко! Как может он так говорить о боевом командире? Разве Иван Павлович сам не знает? Но почему же он предупредил немцев?..

…Прошел еще день. И еще ночь. И снова день. Только на третий день вечером Иван Павлович дал приказ — оставить хутор и отойти в лес. Одному из стариков он велел пойти к гитлеровцам и сказать, что партизаны, кажется, испугались и ушли в лес.

• Предыдущая
• 60/82
• Следующая