Синдзю - Роулэнд Лора Джо - Страница 28
- Предыдущая
- 28/65
- Следующая
Госпожа Ниу опустилась на колени и открыла лакированную шкатулку. Одиннадцать маленьких серых конусов, сделанных из растолченных листьев чернобыльника, собранных в пятый день пятого месяца, были мягкими и слоистыми на ощупь. Поочередно облизывая основание каждого конуса, она укрепила снадобье на бедре Масахито, старательно избегая следов прежних сеансов лечения. Не в силах побороть искушение, госпожа Ниу, словно нечаянно, провела кончиками пальцев по коже сына. Прикосновение доставило неощутимое удовольствие. Она запалила лучины от свечи и перенесла огонь на конусы. Поднялся легкий дымок, и мягкий аромат тлеющих листьев смешался с запахом свечи. Далекое заунывное пение монахов придало врачеванию мистический оттенок. Будто Масахито — живой Будда, а она, молясь, возжигает перед ним благовония.
Госпожа Ниу внимательно наблюдала за сыном, ожидая, когда чернобыльник развеет его душевную смуту и притупит физическое страдание. Ей надо было многое сказать Масахито. Конусы тлели. Дым густел. Наконец с лица Масахито исчезло напряженное выражение.
— Для нашей семьи наступил критический момент, — объявила госпожа Ниу. — Он требует от всех нас здравомыслия. Даже жертв. — Она замолчала в надежде, что сын сам озвучит страшное предложение.
Напрасно Масахито взирал на нее со злой улыбкой, лихорадочный взгляд жег ей лицо.
Госпожа Ниу с трудом выдавила:
— Видимо... видимо, тебе лучше... воздержаться... кое от чего.
При мысли об этом «кое-чем» она содрогнулась в душе.
Улыбка Масахито стала шире, но веселья или тепла в ней не прибавилось. Он покачал головой:
— Ох, мать. Почему бы тебе хоть раз в жизни не сказать, что ты имеешь в виду? Мы здесь одни. Так давай же. Скажи, что ты от меня хочешь. — Он сложил руки на груди и изобразил предельное внимание. — Итак?
«Он издевается, — горестно подумала госпожа Ниу — точно так же, как в детстве издевался над братьями, сестрами и приятелями». Действительно, Масахито всегда удавалось доводить их до слез или бешенства. Он имел над ними абсолютную власть, ребятня боялась его и выполняла любое пожелание. Однажды девятилетний Масахито стравил между собой сестер, двоих старших братьев и всех детей слуг. Он организовал жестокую игру в сражение при Данно-ура, произошедшее пять столетий назад, в результате которого был положен конец реальной власти императора и установлено военное правление. Игра завершилась ссадинами и ушибами, подчас серьезными, а также разгромом садового павильона. Однако Юкико пыталась остановить драку.
Госпожа Ниу помнила тот ужас, с которым обнаружила ликующего командира среди плачущего окровавленного войска.
— Зачем, Масахито? — крикнула она.
Он, тоже весь в синяках и царапинах, посмотрел ей прямо в глаза. Ни тени угрызений совести.
— Я хотел изменить историю, мать. И я это сделал. Скажи отцу, что сегодня клан Таира разгромил Минамото.
«Скажи отцу». В этих двух словах заключалась истинная причина того, что произошло. Масахито не интересовался историей. С рождения отвергнутый отцом, он искал наказания, потому что оно лучше, чем полное отсутствие внимания.
Госпожа Ниу поняла: мальчику нужна твердая мужская рука. Скрепя сердце отослала сына к отцу в провинцию. Возможно, теперь, когда Масахито начал делать успехи в искусстве владения мечом, они сумеют подружиться, сын вырастет настоящим благородным человеком. Но муж, который стыдился своего ребенка-калеки, не стал им заниматься. Верный слуга прислал ей весточку, что господин Ниу просто-напросто запер Масахито в отдаленной комнате, предоставив ему жить словно зверю в клетке. Грязь, одиночество, объедки с барского стола... Преисполненная чувства вины, госпожа Ниу вернула сына в Эдо. С тех пор она не позволяла мужу наказывать отпрыска, хотя шалости с каждым годом становились все более жестокими. Старалась сама обуздать дикий нрав сына, а если не удавалось, то замаливала последствия выходок, часто очень дорогой ценой.
— Прошу тебя, Масахито, — прошептала госпожа Ниу.
На сей раз она бессильна помочь ему, если только...
— Ты хочешь, мать, чтобы я отказался от удовольствий. Ты думаешь, полиция узнает про меня.
— Масахито...
Насмешливый голос сына хлестал словно плетью:
— Ты хочешь, чтобы я держался подальше от летнего дома в Уэно. Ты хочешь, чтобы я...
— Прекрати! — взвизгнула госпожа Ниу и прижала ладонь ко рту, чтобы не сказать лишнего.
Как она ненавидела его сейчас!
И как любила. Под маской злого озорства Масахито казался еще красивее, чем когда находился в добром расположении духа. Госпожа Ниу пожалела о том, что обожает сына. В противном случае она могла бы контролировать себя, как при посторонних людях, могла бы добиваться цели, как в любой другой обстановке. Сейчас она молила небо даровать ей спокойствие и разум. Только отбросив чувства, она сумеет подчинить сына своей сильной воле, которую, кстати, он унаследовал.
Добившись нужной реакции, Масахито расслабился. Он погладил госпожу Ниу по щеке тыльной стороной ладони и нежно сказал:
— Мать, ты напрасно беспокоишься. Бояться нечего. Полиция обнаружит в окружении Юкико достаточно много подозрительных личностей. Актера, которым она восхищалась. Отвергнутых поклонников. Да и вообще — Нориёси мертв, опасности больше нет. Скоро мы заживем так хорошо, как тебе и не снилось. Поверь мне.
Госпожа Ниу наслаждалась редкостной минутой нежности. Она взяла его руку и крепко сжала. Ей хотелось умолять Масахито прекратить опасные забавы. Сделать это для нее, если уж не для себя. Страх за сына разрывал ей душу. Но она понимала: просьбы лишь разозлят отпрыска и он снова начнет ее мучить.
Она ограничилась тем, что сказала:
— Визит Сано Исиро встревожил меня. Я приняла его потому, что желала познакомиться с ёрики, который ведет дело о смерти Юкико. Теперь я сожалею об этом. Он оказался умным, чуждым условностей и настойчивым человеком. Тебе не стоило в таком тоне говорить с ним. Ты разжег в нем интерес. Кто знает, что ему удастся откопать, если он будет продолжать рыться в наших делах?
— Сано Исиро? Да кто он такой? Просто мелкая сошка. Он не достоин даже того, чтобы о нем думать.
Масахито освободил руку и угрожающе рассмеялся. К нему вернулись напыщенность и безрассудство, чего она боялась больше всего. Горящие глаза засверкали, тело напружинилось. В таком состоянии с ним бесполезно было говорить об осторожности. Он с вожделением ждал смерти, как когда-то наказания.
«Он обрекает себя на мучение и страх, потом отходит и вновь ищет страданий», — скорбно подумала мать.
— Я предприняла меры, чтобы удержать ёрики подальше от нас, — сказала госпожа Ниу, сопротивляясь подступающему ужасу: «Вдруг он умрет? Жизнь станет совсем пустой». — Судья Огю запретил ему вмешиваться. Но и мои возможности ограниченны. Я не хочу вызывать подозрений, прося слишком многого, особенно сейчас, когда тебе нужно затаиться. — «Надеюсь, в голосе не звучат просительные нотки». — Хотя бы на время.
Масахито вздохнул.
— Мать, мне не нужна твоя защита. Я знаю, что делаю, и могу позаботиться о себе сам. Если ёрики Сано станет и дальше создавать проблемы...
Он взял тлеющий чернобыльник и, не обращая внимания на ее протестующий крик, с хохотом раздавил между пальцами. Конус рассыпался в прах и легким дымком осел на пол.
- Предыдущая
- 28/65
- Следующая
