Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко) - Нестайко Всеволод Зиновьевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая

— Да для того же и готовится, чтобы ели. На здоровьечко, голубчики. Вам это полезно, вам расти надо, — Катерина Ивановна была довольна и улыбалась лучезарно.

— Еще раз благодарю, — поднялся Сашка Цыган. — Теперь и за дело можно.

— Какое там дело! Гуляйте, голубчики! Последние же денечки, скоро в школу.

— Ага, — сжал губы Сашка Цыган.

— А кур накормить, а свинье дать, а…

— Да идете уже, идите! — махнула рукой мама Журавля. — Я сама.

Марусик с надеждой глянул на Сашку Цыгана.

— Нет! — решительно мотнул тот головой. — Я родителям обещал, когда уезжали.

— Ага, — вынужден был уже поддакнуть Марусик. — Я тоже… Надо…

— А мы быстренько, вместе, — поднялся Журавль. — Сначала у Марусика, потом у Сашки…

— Ну, смотрите, — приголубила их улыбчивым взглядом Катерина Ивановна. — Если вы такие герои труда, то давайте.

Даже не очень увлекательная работа сообща делается весело. Весело и быстро. И вскоре со всеми хлопотами по хозяйству было покончено.

— «Кажуть люди, кажуть!» — подняв вверх правую руку, торжественно воскликнул Сашка Цыган.

И ребята весело засмеялись.

В прошлом году в их колхозе был организован народный хор. Первое же выступление хора, первая же исполненная песня имели огромный успех. Участники вышли на сцену, где стояла длинная лавка, двумя шеренгами — впереди женщины (в одинаковых голубых платьях), сзади в вышитых сорочках мужчины.

Руководитель хора, с длинными, до самых плеч, кучерявыми волосами, в желтых сапогах на высоких каблуках, Арнольд Бакалина, который только что закончил Киевское культпросвет училище, звонко объявил:

— «Кажуть люди, кажуть…» Музыка и слова народные. Исполняет хор села Гарбузяны.

Он взмахнул правой рукой, и тут — хоп! — все мужчины, как один, резко взлетели вверх над женщинами, встав позади их на лавку. Это произвело на зрителей огромное впечатление. Зал взорвался аплодисментами. Само исполнение песни такого впечатления уже не произвело. Потому что хористы очень кричали — старались. А в песне, как известно, не сила звука, а душа.

После этого выражение «Кажуть люди, кажуть…» стало в Гарбузянах крылатым. Когда хотели кого-то похвалить, но не сухо, официально, а с теплой улыбкой, то говорили: «Кажуть люди, кажуть…» — и добавляли: «Музыка и слова народные».

— Ну, а теперь, ребята, надо посмотреть, как там в Липках, — сказал Журавль. — Мы же обещали деду…

— Конечно, — согласился Сашка Цыган.

— Нет вопросов, — подхватил Марусик.

Вчера, когда уезжали на свадьбу, дед Коцюба, прощаясь, наклонился к ребятам и шепнул то ли в шутку, то ли всерьез:

— Вы уж, ребята, наведывайтесь к моей развалюхи, чтобы, чего доброго, что-нибудь не того… — и, подмигнув, добавил: — Я там для вас горшочек меда оставил.

…Ребята уже направлялись к воротам, но тут неожиданно загавкал Бровко. Он рвался на цепи, подпрыгивал, припадал к земле, мотал головою, вилял хвостом, повизгивал и гавкал, гавкал, гавкал…

— Что с тобою? — обернулся к нему Сашка Цыган. «Ребята! Дорогие! Ну возьмите меня с собой! — умоляюще гавкал Бровко. — Я вам пригожусь. Вот увидите. Вы же ничего, глупенькие, не знаете, не предчувствуете. Поверьте моему собачьему нюху. Ну возьмите, ребята. Я же никогда вас так не просил, как теперь прошу-у-у…» Но ребята не поняли его слов.

— Перестань! — сурово приказал Сашка Цыган. — Видишь же, все поуезжали. Должен кто-то остаться на хозяйстве. Вот приедут, когда погуляем.

Сашка ласково похлопал пса по загривку, и ребята вышли со двора.

Бровко вздохнул и только сокрушенно покачал головою: «Эх, люди, люди!»

Ребята шли безлюдным, притихшим селом. Даже куры не кудахтали, гуси не гоготали и свиньи не хрюкали, словно их и не было. Наверно, неинтересно было кудахтать, гоготать и хрюкать, когда не кому их слушать.

Гарбузяны замерли, затаились.

За всю дорогу до Липок ребята увидели только на огороде юбку Тайфун Марусиной бабушки Параски.

— А вкусный все-таки мед у деда Коцюбы, — задумчиво произнес Марусик, когда за пригорком уже показался липняк.

— Ты только ради меда и идешь? — язвительно спросил Сашка Цыган.

— Ты что? Скажешь тоже. Да я так наелся, что три дня на еду и смотреть не могу, — вспыхнул Марусик.

— Прекрасно! Нам с Журавлем больше доста… — Сашка Цыган не договорил, потому что сразу все трое остановились как вкопанные.

У соседней с дедовой хатой, окна которой были крест-накрест забиты досками, стояла автомашина. Возле автомашины двое: один — совсем уже старый, в широкополой ковбойской шляпе, квадратных темных очках и яркой полосатой рубашке на выпуск, другой — пожилой, лысоватый, с фотоаппаратом.

Не надо было быть очень сообразительными, чтобы понять, что машина иностранная, а эти двое — иностранцы. И вид машины, и номер — длинный, белый, с латинскими буквами, кроме цифр, — сразу свидетельствовали о ее нездешности.

— «Мерседес»… Западногерманский… — прошептал побелевшими губами Сашка Цыган. Ребята не спорили. Сашка Цыган, как вы помните, в машинах разбирался, как никто в Гарбузянах.

Лысоватый иностранец поднял фотоаппарат к глазам и начал щелкать. А старый «Ковбой» ходил в это время по двору, что говорил, размахивая руками, и показывал то в одну сторону, то в другую. Наверно, что-то доказывал, объяснял лысоватому. Ребят они не видели, ведь те были еще далеко да и придорожные кусты заслоняли их.

Что надо было иностранцам в глухом углу села, среди заколоченных, старых хат, в которых уже никто не жил? Что они тут фотографируют? Это же не военный объект, не секретное предприятие…

И вдруг молнией вспыхнула в голове Марусика мысль: для пропаганды! Антисоветской пропаганды! Чтобы напечатать эти снимки в западной прессе и раструбить на весь мир: вот, дескать, в каких лачугах живут советские колхозники, вот какие у них запущенные, заросшие бурьяном сады, огороды и дворы. Все равно, что никто тут уже не живет, что не сегодня-завтра все это снесут. Под снимками будет подписано, что никого дома нет, потому что все, и старые и малые, с утра о ночи каторжно работают на государственных полях, не имея ни сил, ни времени обработать собственную делянку….

Захлебываясь, шепотом Марусик выложил все это друзьям.

Ребята какое-то время молчали, пораженные полнейшей вероятностью такого предположения.

— И выбрали же момент, когда в селе нет никакого — ни людей, ни начальства, — прошипел Сашка Цыган.

— А ты думал! Видишь, какие… супер! Это тебе не наш «диверсант» Сергей, о котором мы черт знает что думали, а он… Эти уже настоящие… — Марусик был горд, что именно ему пришла эта мысль, что именно он, а не Сашка Цыган додумался до такого.

— А этот старый, может, и воевал на нашей земле. Что-то очень он уверенно руками размахивает. Словно у себя дома. Словно все тут знает, — высказал предположение Сашка Цыган.

— Точно! — сказал свое слово наконец и Журавль.

И правда, старый иностранец в ковбойской шляпе вел себя так, будто местность ему была хорошо знакома, и, рассказывая что-то лысоватому, все время ходил по двору и что-то показывал. Вдруг старик остановился, резко снял с головы и поднес к глазам руку.

Ребята удивленно переглянулись.

Плачет он, что ли?

Но это было всего лишь мгновение. Старик снова надел шляпу, подошел к машине, открыл багажник, и они с лысоватым начали копаться в багажнике, что-то перекладывая и доставая.

Воспользовавшись тем, что незнакомцы стояли к ним спиной, ребята друг за другом, скрываясь за придорожными кустами, подбежали ближе и заняли удобный наблюдательный пункт — за старым забором, неподалеку от двора, в котором были чужаки.

Пригодился недавний опыт — именно отсюда они следили за Бобинцом и Бобешко.

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая