Только одной вещи не найти на свете - Руис Луис Мануэль - Страница 43

• Предыдущая
• 43/60
• Следующая

MYSTERRIUM TOPOGRAPHICUM

ACHILLEI FELTRINELLII

Seu arcanae caliginosae eximiaeque urbis Babelis

Novae

Descriptio, a ministribus Domini nostril

Exaedificata ad maiorem sui

Gloriam

— Перед вами «Mysterium Topographicum», — сказала женщина, хотя, может быть, это сказал старик, — уникальное сочинение, редчайшая книга, которую с одинаковым рвением искали как фанатичные сатанисты, так и охотники за редкостями. Экземпляр подлинный, в образцовой сохранности, издание тысяча семьсот пятьдесят пятого года — самое первое.

— Но откуда вам известно, что оно первое? — возразил Эстебан, осторожно перелистывая страницы. — Здесь не указаны ни дата, ни место издания.

— Вы совершенно правы, сеньор Лабастида. — Глаза Адиманты холодно улыбались. — Сразу видно, что вы не такой, как большинство журналистов, и сразу видно, что вы прибыли издалека, у вас иной подход к делу — более заинтересованный и, если позволите, даже азартный. Надо полагать, вы и латынь знаете. Сделайте одолжение, прочтите самую первую строку.

Эстебан подчинился с неприятным чувством, что его все глубже затягивает в трясину: сперва по щиколотку, затем по бедра, теперь жижа добралась до пояса: «Moses affirmat(Genesis cap.XI v.4) ut hominess aedificaverunt turrem altam quam caelo ad Deum ad duellum provocandam. Nos aedificamus urbem totam ab Gloria sua obsistindam ».

Голос Эдлы Остманн тотчас перевел услышанное на испанский, при этом она особо старательно выговаривала буквы «р» и «л»:

— «Моисей утверждает, что люди выстроили башню высотою до небес, дабы бросить вызов Богу. Мы построим целый город, чтобы сокрушить Его победу». Целый город — как символ бунтарства, вероотступничества, отхода от Бога. Новый Вавилон, нечестивый город. Город сновидений, сотканный из сновидений со сновидческой же архитектурой. Взгляните на гравюры. Это само совершенство. Наш соплеменник Игнасио да Алпиарса создавал их мучительными бессонными ночами. Потом эти гравюры использовались и во многих других книгах, но те книги были изданы куда хуже, куда небрежнее. Да, над теми книгами работали Пиранези и Доре, туда включались изысканные работы Роберта Фладда, поэтому я вполне допускаю, что некоторые иллюстрации покажутся вам знакомыми.

Да, конечно, знакомыми ему показались все гравюры, он с растущей тревогой перелистывал страницы, и каждая будила в душе чудовищный призрак самого сокровенного чувства, напоминавшего о какой-то неведомой прошлой жизни — пренатальной, немыслимой и непонятно как связанной с этим вот кошмарным лунным городом. Да, каждая гравюра будила в нем атавистический ужас, у которого нет ни имени, ни обличья, — страх перед тем, что из развороченной могилы памяти будет извлечено то, что самим фактом нашего рождения было стерто и оставило по себе лишь слабое эхо тоски. Эстебану было знакомо такое ощущение, с ним нечто подобное изредка случалось, когда он смотрел на картины Магритта или слушал определенного рода музыку: под языком появилась горькая пленочка, и он знал, что похожую ситуацию ему уже когда-то довелось пережить, что эту картинку он когда-то видел — только вот потом его «я» с картезианской убежденностью отодвинуло ее на задний план, изгнало, превратило в нечто чуждое и опасное.

— Это один из тех двенадцати экземпляров, что спаслись от костра, — продолжила Эдла Остманн свой рассказ. — Всего двенадцать в целом мире! И один здесь, в библиотеке фонда, где хранится самое полное собрание книг по сатанизму, колдовству и демонологии, какое только существует в мире. В библиотеке Ватикана имеется пять экземпляров, в библиотеке Кремля — два, еще один — в университете Упсалы, один — в Севилье, один — в Библиотеке конгресса в Вашингтоне, один — в токийском собрании Оконо. И надо заметить, что все, кроме последнего, принадлежат государственным или общественным организациям, а это означает, что доступ к ним затруднен, нужны специальные разрешения и так далее. Но эта книга — в полном вашем распоряжении.

Тем временем Эстебан разглядывал самую последнюю страницу, которую отделяли от основного текста два или три совершенно чистых листа. Эстебан снова увидел свернувшегося кольцом дракона, под ним — четыре стихотворных строки. Дракон с изумлением взирал на пейзаж — что-то вроде земли после ядерного взрыва. Эстебан припомнил свой беглый разговор с Алисией о том, что Уроборос — это вечное возобновление; не было нужды во второй раз читать помещенный под картинкой текст, чтобы восстановить в памяти таинственную музыку загадки: «Ужасный голод побудил Полипоса грызть собственные ноги…» Голубые зрачки Себастиано Адиманты жадно впились в переплет, затем перескочили на гравюру с драконом; глаза старика теперь выражали нечто среднее между восторгом и бешенством.

— Вас, конечно нее, тоже заинтересовала эта гравюра, что вполне естественно, — сказала сеньорита Остманн. — Она находится в самом конце тома и на первый взгляд никак не связана с целым. Но гравюра присутствовала в книге с самого первого издания. К вашему сведению, рисунок не делался специально для данного произведения, иначе говоря, это не оригинал. Речь идет об одном из символов «Scrutinum Chymicum»[25] Микаэля Майера, которому соответствовала определенная эпиграмма. «Scrutinum» — труд по алхимии, написанный в семнадцатом веке, — в нем явственно просматриваются идеи розенкрейцеров.

— А зачем была нужна эта гравюра здесь?

— На ваш вопрос трудно ответить, — сказала сеньорита Остманн, и глаза Адиманты тотчас начали буквально сыпать искрами. — Скорее всего, это предсказание, наверное, к нему требуется ключ. Уроборос, или змея, пожирающая свой хвост, — символ алхимии, и даже шире — любой деятельности, любого предприятия. Это, разумеется, и символ восстановления: коронованный звездами возвращается на Землю. Но все, что я сказала, как вы понимаете, не более чем гипотезы.

— Хотя этот текст повторяется на статуях ангелов.

В глазах Адиманты что-то быстро замелькало, они стали совершать круговые движения, словно это был калейдоскоп из инея и стекла; Эстебан так и не понял, какие именно чувства пробудила в старике необычная осведомленность посетителя — удовольствие или, наоборот, гнев. Эстебан даже испытал мимолетный приступ ужаса и паники, когда понял, что эти глаза — два голубых туннеля, соединяющие наш мир с неизмеримой глубины разумом, с не доступной никому выгребной ямой, превращенной в хранилище мудрости; разум Адиманты непрестанно занимался онанизмом, или — самосозерцанием, он укрощал время, блуждая в сладострастной путанице собственных лабиринтов.

Глаза указали Эдле Остманн нужное направление, и она пробормотала что-то по-португальски, но о чем шла речь, Эстебан понял лишь в тот миг, когда они вышли в патио и сырой белесый туман коснулся их ресниц: «О museu».

Только несколько месяцев спустя, сопоставляя сведения, почерпнутые из разных журналов и развязно откровенных книг, Эстебан многое узнает об этом человеке. Прежде чем стать неподвижной тряпичной куклой по имени сеньор Адиманта, он звался Себастиано Каумеду, который родился в Сантарене в 1932 году. Среди его юношеских увлечений не обнаружилось ни одного, предвещавшего будущую одержимость исследованием эзотерических миров. В двадцать четыре года он имел: несколько книг на полке, невесту, карьеру морского инженера, вызывавшую у него стойкое отвращение, —~ поэтому он ее и бросил; имел он также и некоторые проблемы с законом — иначе говоря, все полицейские Лиссабона шли по его следу, потому что он убил человека. Причины ссоры никто в точности не знал, но вроде было установлено: именно молодой Каумеду — рослый молодой парень с глазами северянина — однажды ночью сцепился в баре с портовым громилой и несколько раз пырнул того ножом в живот. Спасаясь от преследований, он оказался в Анголе, где сменил имя, превратившись в Себастиано Асорду, и где кое-как перебивался, служа хроникером в местной газете. Потом — то ли в погоне за деньгами, то ли во искупление тяжкого греха — он вступил в ряды колониальной милиции. Однажды их часть выступила на север для подавления мятежа, вспыхнувшего на границе с Бельгийским Конго. Неподалеку от Макокольгего отряд попал в засаду — пришлось принять бой. По свидетельству командира, Себастиано Асорда сражался храбро и, когда кончились патроны, защищал свою жизнь с мачете в руках. Перед рассветом вражеская пуля разворотила ему череп; Асорда рухнул на кучу других тел, и сперва его посчитали мертвым. Но потом все же доставили в госпиталь в Луанду, именно там начали проявляться некоторые весьма странные последствия полученного ранения: в физическом плане он вполне оправился, но мозг его замутняли какие-то нелепые и бессвязные идеи, непонятно откуда взявшиеся. Со временем он осознал, что стал гораздо более чувствителен к восприятию чужих мыслей — иными словами, мысли и ощущения других людей проникали в его голову, и по тем значкам и следам, которые они там оставляли, он мог запросто их читать. Ясновидящий Себастиано Адиманта родился в 1964 году—именно тогда это имя появилось на цирковой афише рядом с именами некоего акробата и дрессировщика. Лет пять или шесть Адиманта колесил по Анголе и выступал с сеансами ясновидения в барах и театрах. Его сопровождала свирепая мулатка по имени Летиция Олайяс, на которой он женился после нескольких месяцев незаконного сожительства. Постепенно он обрел славу таинственного человека, от природы наделенного чудесным даром угадывать тайны, неподвластные разуму обычных людей. В конце концов он и сам поверил в то, что его болезнь, если это можно было назвать болезнью, должна помочь ему постичь самые потаенные загадки человеческого разума, сокрытые от прочих смертных. В Португалию он возвратился один и продолжал выступать со своим номером, добившись некоторой — правда, не слишком стабильной — известности. В1978 году на лиссабонской улице его сбил грузовик. Заметим, что как раз этого события он предсказать и не сумел. Адиманта выжил, но превратился в неподвижную куклу, неспособную даже управлять инвалидным креслом. Он просил друзей помочь ему отравиться, но никто не хотел рисковать собственной свободой, так что Адиманта остался один на один со своим несчастьем. К моменту катастрофы он успел скопить скромную сумму — говорят, он занимался еще и предсказаниями во время розыгрышей разного рода лотерей, — на эти деньги был основан фонд его имени, призванный заниматься исследованием эзотерических явлений. Но и тогда, и двадцать лет спустя источники финансирования этой организации оставались не слишком прозрачными. Ученики вносили помесячную плату, но кроме этого, фонд существовал за счет весьма темной системы квот, которые выплачивали ему филиалы, раскиданные по всему миру. Деньги поступали также и от каких-то частных лиц. Большинство из них сохраняло анонимность.

• Предыдущая
• 43/60
• Следующая