Пьеса для обреченных - Русанова Вера - Страница 20
- Предыдущая
- 20/81
- Следующая
Мало того, что поиски Ольги грозили затянуться, так еще и Каюмова некстати решила заняться осенним посевом косметики. Раньше времени контактировать с правоохранительными органами мне решительно не хотелось. Вполне возможно, что я просто стала жертвой предрассудков, но народный тезис «Милиции какая разница — виноватый, не виноватый? Им лишь бы посадить кого-нибудь и дело закрыть» прочно сидел в моем подсознании.
Сразу после репетиции мы с Натальей резвой рысью выскочили из театра и сели в ее красный «москвичонок». Окна задраили так, будто готовились пережить газовую атаку.
— Ты мне объясни, какой дурак выцарапывает телефоны на футлярах от помады? — наконец задала я терзающий меня вопрос. — Что, в радиусе километра ни бумаги, ни ручки не нашлось?
— Не нашлось, — огрызнулась Наталья, нервно покусывая нижнюю губу. — Да и поздно теперь разговоры разговаривать! Ехать туда надо и помаду искать.
Мне все еще не хотелось верить в то, что придется опять подниматься по той страшной лестнице, по которой мы тащили тюк с трупом, заходить в квартиру, вздрагивать от каждого шороха и втягивать ноздрями сладковатый запах разлагающегося Вадима Петровича. Проводив взглядом выходящую из театра Аладенскую, я предприняла последнюю попытку:
— А может, не стоит дергаться? На помаде ведь только телефон выцарапан, а не дата, когда ее потеряли? Ну, найдут твою косметику в доме у Бирюкова! Да хоть трусы с твоей личной монограммой! Что это доказывает? Только то, что ты когда-то была у него дома! Как, кстати, и многие другие женщины из вашей труппы. Можно предположить, что ты была его тайной любовницей, в конце концов…
— Нельзя предположить! — яростно вскинулась Наталья, сверкнув серо-голубыми глазами. — В том-то и дело, что нельзя этого предположить! Все знали, какие у меня были отношения с Вадим Петровичем, я и в театре-то на честном слове держалась. Скорее бы на березах авокадо расти начали, чем я пошла в его поганую квартиру!
Каюмова резко замолчала, достала из кармана куртки пачку сигарет, закурила. Дым сизым туманом заполнил салон. Противно защипало глаза, захотелось чихать.
— Ладно, поехали, — проговорила я, щурясь и стараясь вдыхать не слишком глубоко. — Если ты решила меня отсюда выкурить, то не надейся: пешком я туда идти не собираюсь.
Наталья как-то сразу поняла, что «туда» — это в дом Бирюкова, повеселела, радостно наморщила нос. Пришлось подпортить ей настроение, рассказав про Человека в сером и пропавшую Ольгу. К моему удивлению, Наталья совсем не устрашилась.
— А-а! Специально он тебя пугает, — небрежно махнула она рукой. — Мальчик этот твой. Как его там? Леха?.. Глаз на тебя положил, вот и ждет, пока ты окончательно перетрусишь и с визгом на шею к нему кинешься… Ольга пропала — в это я, да, верю! И это — проблема. А дядя с замотанным лицом — так, страшилки для пионерок. Помнишь, как в пионерлагерях про Черного кенгуру и гроб на колесиках рассказывали? Вот и это из той же серии!.. Ты еще по улицам начни мужиков в сером выглядывать. Их, знаешь, через одного: кто не в черном, тот обязательно в сером! Сейчас, слава Богу, не август — в цветных шортиках щеголять.
Так, поддерживая милую, а главное, оптимистичную беседу, мы и доехали до дома Вадима Петровича. Нельзя сказать, чтобы двор был до отказа заполнен людьми, но пять или шесть бабушек, повыползших, как ящерки, на последнее осеннее солнышко и теперь зорко несущих свою вахту у подъездов, изрядно портили настроение. Если не на допрос с пристрастием прямо сейчас, то на точный фоторобот для милиции потом можно было рассчитывать твердо.
— Ты не знаешь, сериал никакой в ближайшие полчаса не начинается? — тоскливо поинтересовалась Каюмова, откидываясь на спинку сиденья.
— Не смотрю я сериалы! Что я, с ума сошла, что ли?
— А жаль. — Она вздохнула. — По крайней мере, мы бы точно знали, когда все эти барышни расползутся наконец по своим квартирам смотреть про страстную мексиканскую любовь.
— Зря на бабушек злишься, — с укоризной заметила я. — Они, между прочим, тут абсолютно ни при чем. Не из-за них мы здесь сейчас торчим…
Дальше должна была следовать серия легких словесных уколов в адрес растеряхи Натальи, но она неожиданно охотно согласилась:
— Точно! Не из-за них!
Потом, демонстрируя полное отсутствие благородства и великодушия, уже в сотый раз напомнила мне о том, что из-за меня вся каша заварилась, и, если бы не мой дурацкий бизнес, она, Каюмова, сейчас спокойно репетировала бы «голубого» мальчика под чутким руководством Вадима Петровича. Дальше — хуже!
Наталья от сознания своей правоты обнаглела настолько, что предложила мне одной подняться в квартиру, мотивируя это тем, что, во-первых, мне хорошо известно, где помада лежит, а во-вторых, я, мол, такая серая и незаметная, что меня ни одна бабулька не запомнит, будь она даже суперагентом ЦРУ. Я обиделась и ответила в духе «сама дура». Так мы препирались минут десять, до тех пор, пока старушки действительно не зашевелились и одна за другой не принялись скрываться в своих подъездах. Правда, и погода подпортилась: небо затянуло серыми, рваными тучами, деревья тревожно зашелестели остатками листвы, лужи подернулись рябью.
В небесной канцелярии явно были за нас. Однако Каюмова решила вознести хвалу еще и телевидению, авторитетно и твердо заявив: «Сериал!»
Мы вышли из машины и живенько дотрусили до подъезда. Энергичной рысью, стараясь, однако, не топать, взлетели по лестнице. Вошли в квартиру, прикрыли за собой дверь, и тут Наталья, принюхавшись, удивленно округлила глаза:
— Тебе не кажется странным, что трупом до сих пор не пахнет? Или, может, у него в квартире какая-нибудь вентиляция особая?
Я, не склонная в подробностях обсуждать архитектурные изыски жилища покойного и тем более ароматы, которые он, по идее, должен источать, только нетерпеливо пожала плечами:
— Может-может… Ты давай лезь под тумбочку и пошли быстрее отсюда.
Наталья опустилась на корточки, пошарила рукой по полу, а потом, все так же не поднимая головы, глухо пробормотала:
— Жень, а тебе не кажется, что мы дверь в ванную закрыли?
Еще ни разу в жизни шея моя не поворачивалась так медленно. Я, кажется, физически чувствовала, как скрипят позвонки и напрягаются сухожилия. Дверь в ванную действительно была приоткрыта, из-под нее, едва заметная на золотистом паркете, выбивалась полоска электрического света. Свет в ванной мы не оставляли абсолютно точно!
Ход наших с Каюмовой мыслей полностью совпал, как, впрочем, и направление движения. Я ударилась о входную дверь правым плечом, а о Наталью — левым. Она же воткнулась в меня лбом, а о дверь, кажется, стукнулась коленкой.
Хрустальное бра жалобно задребезжало, одежная вешалка, которую Наталья зацепила в своем стремительном рывке, противно и громко заскрипела. В общем, шума мы произвели столько же, сколько небольшое стадо мамонтов, несущееся на водопой.
Однако гнаться за нами никто не спешил. Кроме нашего шумного дыхания да нервного дребезжания хрустальных висюлек, в квартире не слышалось ни звука. Эта вязкая, тревожная тишина, серым туманом оседающая по углам, в последнее время меня просто преследовала.
— Вот и у Болдырева дома так же тихо было, — прошептала я, потирая ушибленное плечо. — Ну, когда он мусорное ведро пошел выносить…
Наталья почему-то усмотрела в моих словах кощунственную иронию.
— Очень смешно! Ха-ха-ха! — с каменным лицом проронила она. — Жванецкий ты наш в юбке!.. Ах, Вадим Петрович тоже решил спуститься до мусоропровода!
Свет в ванной включил, тапочки надел…
— Мы надели на него тапочки.
— Чего?
— Мы, говорю, надели на него тапочки.
Каюмова сначала заглянула мне в лицо, стремясь понять, издеваюсь ли я или просто от природы идиотка. Потом вслед за мной опустила глаза и увидела то же, что и я пару секунд назад, — черная вельветовая тапка с розовым плейбоевским зайчиком. Тапка была одна и лежала посреди прихожей, как забытая детская игрушка. Наталья икнула и рассмеялась тихим шизофреническим смехом.
- Предыдущая
- 20/81
- Следующая
