Тарантул (илл. Н. Кочергина) - Матвеев Герман Иванович - Страница 103
- Предыдущая
- 103/114
- Следующая
Скоро Шарковский поймет, что вся эта история с вызовом в милицию инсценировка и что его шпионская деятельность известна советской контрразведке. Следующий допрос должен быть на Литейном, но за это время шпион успеет подготовиться. Нужно было использовать неожиданность и захватить его врасплох.
— Гражданин Шарковский, у меня к вам есть еще вопрос, — медленно проговорил Иван Васильевич, глядя прямо в глаза врага. — Григорий Петрович заболел и просил у вас шесть порошков аспирина. Ну как… поправился он?
Зрачки у Шарковского расширились, а лицо сделалось мертвенно бледным, отчего морщины превратились в складки. Можно было думать, что он сейчас потеряет сознание и грохнется на пол.
Маслюков взглянул на начальника, не понимая, зачем он задал такой вопрос.
— Садитесь, Шарковский. Вы должны понять, что ваша игра проиграна, — холодно сказал Иван Васильевич.
— Откуда вы… Кто такой Григорий Петрович? — тяжело дыша, спросил Шарковский и плюхнулся на стул.
— Ну вот опять… Вы же умный человек… Знаете пословицу: «Что посеешь, то и пожнешь»? Сейчас пришла пора собирать урожай. С Мальцевым — Тарантулом вы скоро встретитесь. Дадим вам очную ставку. Лынкис Адам тоже у нас…
Последние фразы подействовали на Шарковского самым неожиданным образом. На лице появилась краска, а глаза заблестели, и казалось, что стекла пенсне отражают и увеличивают этот блеск.
— Тарантул? — спросил он. — Вы думаете, что Григорий Петрович и есть Тарантул?
— Не думаю, а точно знаю.
— Боже мой!.. Нет, этого не может быть… Боже мой… — забормотал вдруг Шарковский. — Неужели это так?.. Правда, я подозревал… смутно… Я думал, что он… Боже мой!.. Теперь уже не поправить… Почему я не знал…
Затем наступила реакция. Появилось какое-то безразличие и слабость. Это было видно по всему. Глаза потухли, углы губ опустились, а морщины расправились и превратились в тонкие линии.
— Отвечайте мне на вопрос! — строго и четко сказал Иван Васильевич. — Нам известно, что вещественный пароль на вторую явку, к Лынкису на Васильевский остров, — шкатулка. Софья Аполлоновна присылает с поручением. Медальон с фотографией. Чтобы открыть шкатулку, нужно знать число. Какое это число? Вы меня слышите, Шарковский? Какое это число? — спросил Иван Васильевич.
Шарковский поднял полные слез глаза на Ивана Васильевича и, мотая головой, задыхаясь, с трудом проговорил:
— Я не могу сейчас.
Он долго сидел, опустив голову на грудь. Плечи его вздрагивали.
— Отвечайте на вопрос. Я жду! — еще более твердо приказал подполковник, когда Шарковский полез в карман за платком. — Какое это число?
— Число?.. Не помню… забыл…
— Число у вас записано? Может быть, здесь? — спросил Иван Васильевич, пододвигая лежащие на столе документы.
— Нет… я помнил… четырехзначное число… забыл… потом я вспомню…
— Хорошо. Вечером поговорим. Постарайтесь вспомнить, — сказал Иван Васильевич поднимаясь.
Арестованный был в таком состоянии, что продолжать допрос не было смысла. Нужно было дать ему успокоиться и прийти в себя. Главное сделано. Иван Васильевич ждал от Шарковского большого сопротивления и готовился к упорной психологической борьбе, но почему-то этого не случилось. Он понял, что в отношениях между Шарковским и Тарантулом — Мальцевым есть какая-то тайна, и она сейчас сыграла решающую роль. Так или иначе, но Шарковский «раскололся» и сильно облегчил работу. Сделав Маслюкову знак отправлять арестованного, он собрал отобранные при обыске вещи и протокол в портфель.
— До свиданья, товарищи! — обратился он к работающим за своими столами следователям. — Большое вам спасибо за помощь!
29. Ампулы
Вернувшись из Управления милиции, Иван Васильевич спустился в столовую и только здесь почувствовал, как он проголодался. Большинство столиков были свободны. Обедали опоздавшие.
— Иван! Иди сюда.
Оглянувшись, он увидел солидного офицера в морской форме.
— А-а! Костя! Ты когда вернулся?
— Часа полтора назад. Садись.
Устроившись за столиком с Каратыгиным, Иван Васильевич заказал обед и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием вытянул ноги.
— Ну, рассказывай, как путешествовал?
— Долгая история… Поговорим лучше о тебе. Ребята в порядке? Аля и Коля?
— Пока все идет хорошо. В основном распутали. Только что взял одного, а на днях ликвидируем всю банду. Начальство торопит.
— Это правильно. Надо торопиться, Иван. Скоро начнем наступать.
Официантка принесла хлеб, столовый прибор, но пообедать Ивану Васильевичу удалось только через полчаса. В дверях появился взволнованный и запыхавшийся от быстрой ходьбы Маслюков.
— Что-то у нас случилось, — проговорил Иван Васильевич, заметив приближающегося помощника, и, когда тот остановился в двух шагах, спросил: — Ну? Сбежал, что ли?
— Сбежал, товарищ подполковник. Совсем сбежал… на тот свет…
— Что это значит?
— Мертвый…
— Новое дело… Как же так? Да вы успокойтесь, Сергей Кузьмич. Садитесь, — сказал Иван Васильевич и, увидев, что Маслюков покосился в сторону Каратыгина, прибавил: — Можно, можно. Он в курсе дел. Рассказывайте.
— Да мне нечего особенно и рассказывать, товарищ подполковник. Ехали мы молча. Он сидел забившись в уголок и только глазами моргал. Все было нормально. А потом… Уже сюда, во двор, въехали, он вдруг бряк… и готов. Немного подергался — и все. Не понимаю… Инфаркт его хватил, что ли…
— Все может быть. Возраст такой, как раз для инфаркта… Врача вызывали?
— Вызывал. Констатировал смерть, но отчего и почему, не говорит. Надо делать вскрытие.
— Неприятность… — задумчиво проговорил Иван Васильевич. — Костя, ты еще тут посидишь?
— А что?
— Попроси, чтобы с обедом подождали. Схожу посмотрю. Не нравится мне эта смерть.
Длинными коридорами прошел Иван Васильевич в здание внутренней тюрьмы. Шарковский лежал в приемной на широкой деревянной скамейке. Первое, что бросилось в глаза, — это посиневшее лицо умершего. Рубашка была расстегнута, и кожа на груди покрылась темно-синеватыми пятнами.
«Что же это такое? — думал Иван Васильевич. — Естественная смерть от инфаркта или самоубийство? Может быть, разговор о Тарантуле привел его в такое состояние, что он не выдержал и отравился. Но когда? Где он взял яд? А может быть, отправляясь в милицию и зная о том, что ему приготовлено, яд принял заранее?»
— Сергей Кузьмич, в боковом кармашке пиджака у него вы смотрели во время обыска?
— Кажется, смотрел…
— Почему «кажется»?
— Не уверен, товарищ подполковник. Во всяком случае, снаружи рукой прощупал, это я помню.
— А не остался ли там какой-нибудь порошок?
— Вряд ли… А вы думаете, что он принял порошок? Не-ет! Этого не может быть. Всю дорогу я с него глаз не спускал. Сразу бы увидел, — уверенно сказал Маслюков.
— В инфаркт я не верю.
— Почему?
— С плохим сердцем в разведке не работают. Тут что-то другое. Вы обратили внимание, какое на него впечатление произвело сообщение о Тарантуле?
— Конечно. Он не знал, что Мальцев и Тарантул одно лицо.
— В том-то и дело. Тут какая-то тайна. И вот, видите, тайна ушла в могилу.
— Мальцев расскажет.
— Он может и не знать… А что, если и Мальцев… — начал было Иван Васильевич и, не договорив, задумался.
— Что будем делать, товарищ подполковник? — спросил Маслюков после того, как Иван Васильевич, нагнувшись к телу, поднял веко и посмотрел глаз.
— Что делать? — машинально переспросил Иван Васильевич, думая о другом. — Явное отравление. Не знаю, почему врач не мог определить сразу…
— Он у нас слишком ученый. Сто раз примеряет и только потом отрежет, — с усмешкой заметил Маслюков.
— Н-да! Что делать? — опять повторил подполковник, не слушая помощника. — Что делать? Пускай тут где-нибудь полежит до завтра…
- Предыдущая
- 103/114
- Следующая