Тарантул (илл. Н. Кочергина) - Матвеев Герман Иванович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/114
• Следующая

Вспомнилась деревня, родной дом. Давно ли он бегал в школу, строил весной в канавах мельницы, а потом, когда организовали МТС, пропадал целыми днями с трактористами! Смышленый мальчишка быстро научился управлять машиной, и в обеденный перерыв ему доверяли даже пахать. Все говорили, что он «толковый», и отец отправил его в ремесленное училище. Город понравился Пашке. Он быстро освоился, быстро догнал и перегнал в учебе свой класс, и все хорошо относились к этому способному деревенскому пареньку…

Сунув руку в карман, Пашка нащупал что-то холодное. Самодельный ключ его работы. Теперь он больше не нужен. Мальчик размахнулся и бросил его далеко в Фонтанку. Слышно было, как булькнул ключ, унося на дно тайну Пашкиного преступления.

Ключ напомнил Пашке о кладовщике училища Степане Степановиче. Ребята звали его Стакан Стаканович. К Пашке старик относился особенно хорошо и не раз ему говорил, что он способный парень и из него выйдет толк.

Теперь Пашка проклинал Брюнета, Кренделя… Это они втянули его в игру. Они погубили Пашку… «Вот и Мишку они хотели сегодня обыграть… Но с Мишкой они ничего не сделают. У него другой характер. Как он обрезал! Сказал — конец! — и ушел. Брюнет ему денег давал в долг, а он не взял. Вот это парень!» — подумал Пашка и пожалел, что он не вышел вместе с ним и не познакомился как следует.

Впереди вспыхнул и погас огонек. Там были люди. Пашка ускорил шаги и достал папиросу. Какая-то сила толкала его вперед. Хотелось скорее отряхнуться от грязи. Хотелось быть среди хороших людей с чистой совестью…

— Эй, паренек! Одолжи закурить, — окрикнул мужской голос.

Пашка остановился. Синяя лампочка под воротами соседнего дома слабо освещала военный грузовик. Около него копошился водитель, что-то исправляя, а на машине сидел бородатый солдат.

— А у тебя огонь есть? — спросил Пашка, подходя к машине и протягивая солдату папиросу.

— Найдем. Вот спасибо, малый… Весь день не курил.

— А ты куда едешь, дядя?

— Приехали вот в город Ленинград с фронта.

— С Финского?

— Точно.

Солдат зажег спичку, прикурил и дал прикурить Пашке.

— У нас в батальоне два таких же пострела, вроде тебя…

— А что они делают?

— Дела на фронте хватает… Разведчики. Один с отцом вместе воюет, а второй приблудный.

Помолчали. Пашке не хотелось отходить от солдата. В голосе его услышал он родные деревенские нотки.

— Дядя, а что такое совесть? — неожиданно спросил мальчик.

Солдат ответил не сразу.

— Совесть? Вот, скажем, у тебя есть мать?

— Ну, так что?

— Вот, скажем, велит тебе фашист родную мать застрелить, чтобы себе жизнь спасти. Если совести у тебя нет, ты застрелишь…

— А если не мать, а другого человека?

— А это — какой человек… Тут тебе твоя совесть в аккурат и подскажет. Врага стреляй, а друга грудью заслони. Или вот, скажем, предатель, кто против своих пошел. У того тоже совести нет…

Солдат не успел досказать. Шофер зашел в кабину, и машина начала фырчать. Пашка вернулся на тротуар. Его не удовлетворило объяснение солдата. В представлении мальчика совесть была чем-то более мелким, обыденным. Вот, например, он начал воровать, — есть у него совесть или нет? А если нет, если он ее потерял, то навсегда или снова может ее найти? Пашке казалось, что стоит ему бросить игру в карты, раззнакомиться с ворами, и все станет на свое место и, наверное, совесть вернется к нему обратно. И это никогда не поздно.

Грузовик зафырчал, несколько раз громко хлопнул, выбрасывая из трубы огонь, и уехал. Снова тишина.

Пашка стоял неподвижно, забыв, что приближается одиннадцать часов и надо торопиться. Ровно в одиннадцать движение по городу прекращалось, и всех опоздавших не имеющих ночных пропусков, патрули забирали в отделение милиции, где они и сидели до пяти часов утра.

Какое-то отупение охватило Пашку. Очнулся он, услышав быстро приближающиеся шаги…

— Мишка, ты?

Миша остановился. В первую секунду он удивился, узнав Пашку.

— Ты домой?

— Ага.

— Идем скорей, а не то заберут.

— Мне наплевать. Пускай хоть повесят, — мрачно сказал Пашка. — Хочешь папиросу?

— Я не курю. Идем, идем.

Они пошли по безлюдной набережной.

— Проиграл? — спросил Миша.

— Все продул. Ободрали, как липку. Мишка, давай вместе воровать. Я бы с тобой не боялся.

Миша молчал. Он только что простился с Леной, узнал адрес мастерской и думал о том, как приятно будет помочь этой славной девочке. От этих мыслей на душе у Миши было тепло. И вдруг такая встреча. Но делать нечего, приходится разговаривать. Ведь он разведчик…

— А ты давно воруешь? — небрежно спросил он.

— Нет.

— Какой же ты мне помощник? Сразу и попадешься. Посадят тебя в тюрьму, и меня выдашь.

— Нет… я буду молчать.

— Ты лучше скажи, где деньги достал?

— Украл.

— У кого украл?

— Ключ сделал от кладовой и мясо украл у Стакан Стаканыча.

— А кто это такой?

Пашка рассказал о кладовщике, сознавшись, что тот хорошо к нему относился. И он, воспользовавшись доверием старика, смастерил второй ключ.

Миша слушал без злобы. Почему-то ему было жаль этого простодушного на вид паренька, чем-то сильно похожего на Сысоева.

— Я могу всякий ключ сделать, — похвастался Пашка. — Не отличишь.

— Подумаешь, ключ! А ты подумал о том, что теперь тебя в тюрьму посадят?

— Никто и не узнает.

— Сразу узнают. Пришлют собаку, она обнюхает следы — и готово.

— Ну да! — испуганно сказал Пашка, останавливаясь.

— А ты как думал?.. Мы таких дураков только и ловим. Обыгрываем в карты, пока не посадят. Это же все нарочно подстроено…

— А если я вас обыграю…

— Не обыграешь.

— А вот обыграю. Достану еще денег и всех обыграю.

Миша понял, что задел самолюбие упрямого парня и, кажется, все испортил.

— Ничего у тебя не выйдет.

— Почему?

— Потому что ты дурак.

— Ну, ладно… посмотрим, какой я дурак, — со злостью; сказал Пашка и замолчал.

Миша напряженно думал, как исправить ошибку, и наконец блестящая мысль осенила его.

— А ты про Ваську Панфилова слышал?

— Нет.

— Которого в Фонтанке утопили?

— Кто утопил?

— Вот тебе и кто!

— Скажи, Миша.

— Разболтаешь.

— Я разболтаю? Да я как могила! Да провалиться мне сквозь землю, если кому скажу!

— Ну, а если скажешь, сам будешь в Фонтанке, — сказал Миша и, выдержав паузу, продолжал: — Был такой, вроде тебя, Степка Панфилов.

— А ты говорил Васька…

— Васькой его воры звали. Прозвище у него было Васька Кот. А на самом деле его Степаном звали, — нашелся Миша. — Вот любил в карты играть? А нашим только того и надо. Обыграли его раз, другой, а он все не унимается. Ворует деньги, часы, все, что под руку попадет, и проигрывает. Один раз много денег принес и давай играть. Всех обыграл. Брюнета, и Кренделя, и всех.

— А тебя?

— Меня тогда не было. Да я не люблю с нашими играть.

— Ну, а дальше?

— А дальше — финку ему в бок и в Фонтанку.

— А деньги? — спросил со страхом Пашка.

— Деньги взяли и поделили. Понял? Я тебе сказал про Панфилова потому, что теперь твоя очередь.

Миша чувствовал, что его выдумка попала в цель. Пашка усиленно засопел носом.

— Только ты не забудь, — предупредил Миша. — Если кому-нибудь скажешь, сразу в Фонтанку угодишь.

— Я не скажу, честное слово, не скажу…

— Честное слово? Дешево стоит. Если бы ты честный был. Я и так верю.

В это время радио заиграло «Интернационал».

— Уже одиннадцать — испугался Пашка. — Еще в милицию попаду…

Они шагали вдоль решетки Летнего сада.

Вот и силуэт судна.

— А тебе далеко? — спросил Миша.

— Нет. Мост перейти.

— Ну, будь здоров. Подумай о том, что я сказал.

Миша хлопнул по спине нового знакомого, перебежал дорогу и быстро поднялся по трапу своего корабля.

Часа три бесполезно кружили Вася со Степой по подвалу в поисках выхода — его не было: окна завалены снаружи строительным мусором, дверь закрыта. Ребят охватило отчаяние. Фонарик горел совсем плохо. Хотелось есть, и ко всему этому в подвале было сыро и холодно.

• Предыдущая
• 45/114
• Следующая