Тарантул (илл. Н. Кочергина) - Матвеев Герман Иванович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/114
• Следующая

— Я ничего такого не заметил.

— А тебе и замечать особенно не надо. Нас интересует он не как картежник, а как враг… как предатель. К ремесленнику присмотрись. Это жертва. Надо узнать, где он такие деньги достал.

— Ворует.

— Ну, конечно, не заработанные приносит… Ну, ты еще об этом завтра поговоришь с Бураковым. Он утром зайдет. Значит, помни: главное впереди, и будь все время осторожен. Малейшая ошибка, промах, лишнее слово — и все сорвется.

— Сволочи они, товарищ майор.

Иван Васильевич серьезно сказал:

— Опасные сволочи, Миша. Враги…

— Противно быть около них…

— Понимаю, Миша. Может быть, посылать тебя к ним больше не стоит?

— Что вы, что вы, товарищ майор! Я не боюсь.

— Верно, Миша… Но будь осторожен. А теперь иди спать. Утро вечера мудренее, как пословица говорит.

Миша попрощался и ушел к себе в кубрик.

Как только за ним закрылась дверь, вошел механик.

— Беспокоит меня эта история, Ваня, — сказал он.

— Какая история?

— Да с Мишей…

— А что?

— Даешь ему поручения какие-то, наверно опасные. Не попал бы он в беду… Хорошего парня — и вдруг в опасные истории…

— Именно хорошего. Плохого нельзя… Мы еще не все распутали. В это дело оказались втянутыми воры, мальчишки. Их используют немцы. Со взрослыми они не будут водиться. Поэтому я и послал к ним Мишу.

— Но почему Мишу?

— Потому что он надежный и умный парень. Сознательно к делу относится. Наблюдательный. С хорошей памятью и со смекалкой. У него есть два приятеля; ребята неплохие, но слишком увлекающиеся, — обязательно перестараются, пересолят… А здесь, Коля, игра идет оч-чень серьезная…

— Я все понимаю, но неужели у тебя нет людей?

— Люди есть, и люди работают. Алексеев делает маленькое дело. Только один узелок развязывает, но этот узелок важный и ответственный. Не беспокойся, Коля, мы с него глаз не спускаем. В обиду не дадим.

Иван Васильевич вернулся к себе в кабинет около пяти часов утра и сразу позвонил Буракову.

— Трифонов не вернулся? — спросил он, когда вошел заспанный помощник.

— Никак нет, товарищ майор. Звонил он часа три тому назад. Сообщил, что последнюю поездку за хлебом делает.

— Больше новостей у вас нет?

— Алексеев благополучно вернулся на судно.

— Алексеева я видел. Надо будет выписать пару часов и завтра утром под расписку передать ему. Пускай он продаст их Брюнету. Ворье будет думать, что часы краденые. Нужно проинструктировать его основательно.

— Есть!

Бураков вышел. Иван Васильевич сед за стол и начал просматривать документы. За эти несколько дней много было сделано.

Теперь он был уверен, что находится на верном пути и главные нити немецкой провокации с газовой атакой у него в руках. Почти все предатели уже известны, но это все второстепенные лица — исполнители. Где-то за ними скрывается обер-бандит, и даже установлена его кличка — Тарантул, но кто он и где скрывается, — неизвестно. Ивана Васильевича беспокоило одно: вдруг немцы назначат час штурма, и тогда придется поторопиться, захватить мелочь, чтобы сорвать немецкую операцию с аммиаком, а Тарантул может ускользнуть.

Иван Васильевич еще раз перечитал рапорт Трифонова о противогазе. Это был вторичный сигнал. Противогаз играл какую-то роль у банды, но не как противогаз. Трифонов был опытный, способный и наблюдательный разведчик и не мог ошибиться, придавая такое значение обыкновенному противогазу. Если противогаз или сумка его использовались немцами для хранения, переноса документов, оружия или чего-нибудь вроде этого, то это была удачная мысль. Почти все ленинградцы носили противогазы.

После третьего оползня у ребят пропала всякая надежда своими силами выбраться из подвала. Куча мусора под окном значительно выросла. Мальчики, стоя на битых кирпичах, которые они выгребли, уже свободно доставали до окна, но силы таяли, и работать становилось все труднее и труднее. Главное — они не знали, сколько же там за окном навалено этого мусора.

— Хорошо все-таки, когда люди вокруг, — сказал Степа после долгого молчания. — В прошлом году, помнишь, я тоже в подвале сидел, когда нас бомбой завалило. Воды по колено, думали — утонем; мертвецы кругом, а все-таки много живых людей было… И ничего. Я нисколько не боялся. Николай Васильевич тогда все подбадривал нас. Говорил, что не надо робеть, что потом, когда на свет вылезем из могилы, лучше жить станем.

— Никто не знает, что мы здесь, — глухо сказал Вася.

— Пускай не знают. Придет же он за противогазами? Не бросит их совсем. Как только услышим, что он идет, мы сразу в угол спрячемся. А когда пройдет к ящику, мы сразу дверь цоп… закроем.

— Зачем?

— Майору позвоним, — продолжал Степа. — И пускай он его, голубчика, тут накроет.

— А может, и не надо накрывать?

— Ну, тогда просто уйдем, — согласился Степа.

— А когда он придет? Может, через неделю.

— Ну так что?

— Ого! Неделю здесь сидеть? С голоду сдохнем.

— Человек может двадцать дней не есть и не пить.

— Кто тебе сказал?

— Я читал.

Так, разговаривая, они сидели на куче мусора.

— А вдруг нас Миша выручит?

— Откуда он узнает?

— Мы же сегодня сюда собирались. Узнает, что мы домой не вернулись, и придет.

— Когда узнает-то? Я замерз, Степа.

— Побегай. Или давай покопаем еще…

— У меня пальцы болят… Пощупай, как распухли.

— Ничего. До свадьбы заживут.

Надежда выбраться на свободу вспыхнула снова. Ребята залезли на кучу и с остервенением принялись за работу. Подвал наполнился шорохом, ударами падающих обломков кирпича, и за этим шумом мальчики не услышали приближающихся шагов.

— Руки вверх!

Ребята оглянулись. Луч фонаря ослепил, но дуло пистолета, направленное на них, они разглядели.

— Ну, живо! Руки вверх!

Руки сами потянулись вверх.

— Три шага вперед!

Ребята сошли с кучи.

— Ложитесь лицом вниз.

Ребята, как подкошенные, шлепнулись на пол и замерли. Луч скользнул в сторону, обшарил все углы подвала и вновь остановился на мальчиках, уткнувшихся носами в пол. Затем Степа, а за ним и Вася почувствовали, как рука обшарила их карманы, сняла и надела фуражки.

— Оружие есть?

— Нету… ничего нету.

Ребята, стараясь не опускать рук, поднялись. Луч светил прямо в лицо, и они ничего не видели.

— Что вы тут делаете?

— Дяденька, мы тут только играли… Мы играли в фашистов и коммунистов… — начал придумывать Степа. — Ну вот, мы играли, и нас ребята заперли здесь. Мы хотели выбраться. Нет, правда. Посмотрите сами, сколько мусору выкопали… Вон там…

Степа хотел показать рукой на кучу мусора, но вспомнил про пистолет и сейчас же поднял руку.

— Руки можно опустить.

Фонарик приблизился к самому носу сначала Степы, затем Васи.

— Как тебя зовут?

— Меня или его? — переспросил Степа, выгадывая время, чтобы успеть придумать себе имя.

— Тебя.

— Меня зовут Шурка, а его Петька.

— Врешь.

— Нет, я не вру. Спросите хоть его…

Вася молчал. От неожиданности и страха он до сих пор не мог прийти в себя.

— Где ты живешь?

— Мы живем недалеко тут… улицы три подальше, если на трамвае ехать… в обратную сторону.

— Как она называется?

— Обыкновенно как…

Степа попал впросак. Он не знал ни одной улицы в этом районе, а врать нужно было правдоподобно, — незнакомец мог легко установить правду.

— Как улица называется? — повторил он вопрос.

— Дяденька, я забыл. Вы меня так напугали, что я даже забыл. Нет, вспомнил. Проспект Газа…

— Опять врешь. Как же все-таки вы сюда попали?

— Я же говорю, мы играли, — начал было Степа, прижимая руки к груди.

• Предыдущая
• 47/114
• Следующая