Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав - Страница 5

И, после паузы: "А я ей отвечаю…"

– Именно так, – говорит Филипс. – Ага. Точно так. И голос у ней такой холодный. Я подумал, что спячу сейчас на хер. Моя винтовка говорила…

Здоровенный кулак сержанта Герхайма вбивает следующее слово Филипса ему в глотку так, что оно вылетает у него из задницы. Размазал Филипса по палубе. Тот лежит на спине. Губы – в смятку. Он стонет.

Взвод замирает.

Сержант Герхайм упирается кулаками в бока. Его глаза поблескивают из-под полей "Медвежонка Смоуки" как два дула охотничьего дробовика.

– Рядовой Пайл – восьмая статья. Всем слышно? Если рядовой Пайл разговаривает с винтовкой, то потому, что спятил на хер. Приказываю отставить всю эту болтовню, гниды. И не позволяйте рядовому Джокеру играться с вашим воображением. Больше ни слова об этом слышать не хочу. Все слышали? Ни слова.

Ночь над Пэррис-Айлендом. Мы стоим в строю, и сержант Герхайм отдает свой последний на сегодня приказ: "Приготовиться… По шконкам!" И вот мы уже лежим на спине в нижнем белье, по стойке "смирно", оружие в положении "на грудь".

Читаем молитвы:

"Я – рекрут корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки. Я служу в вооруженных силах, которые охраняют мою страну и мой образ жизни. Я готов отдать мою жизнь, защищая их, да поможет мне бог… Ганг хо! Ганг хо! Ганг хо!"

Затем – "Символ веры стрелка", который сочинил генерал-майор морской пехоты У. Х. Рупертэс:

"Это моя винтовка. Много таких, как она, но именно эта – моя. Моя винтовка – мой лучший друг. Она жизнь моя. И она в моих руках, как и жизнь моя.

Без меня нет пользы от винтовки моей. Я должен метко стрелять из моей винтовки. Я должен стрелять точнее, чем враг мой, который хочет убить меня. Я должен застрелить его, прежде чем он застрелит меня.

Клянусь".

Леонард открывает рот – впервые за последние недели. Его голос гремит все громче и громче. Поворачиваются головы. Ворочаются тела. Голос взвода затихает. Леонард вот-вот лопнет. Слова вырываются из легких, как из глубокой жуткой ямы.

В эту ночь дежурит сержант Герхайм. Он подходит к шконке Леонарда и останавливается, уперев кулаки в бока.

Леонард не замечает сержанта Герхайма. Вены на шее Леонарда вздулись, он продолжает реветь как бык:

"Моя винтовка – это человек, как и я – человек, ибо это жизнь моя. И потому я познаю ее как брата своего. Я познаю все ее принадлежности, ее прицел, ее ствол.

Клянусь содержать мою винтовку в чистоте и готовности, как и я должен быть чист и готов. Мы станем с нею едины.

Клянемся…

Перед лицом Господа клянусь я в вере своей. Моя винтовка и я сам – повелители врага нашего. Мы суть спасители жизни моей.

Да будет так, пока не победит Америка, и не останется врага, и только мир пребудет!

Аминь".

Сержант Герхайм отвешивает пинок по шконке Леонарда.

– Э – ты – рядовой Пайл…

– А? Что? Так точно, сэр! – Леонард замирает на шконке по стойке "смирно". – Ай-ай, сэр!

– Как зовут эту винтовку, гнида?

– Сэр, винтовку рядового зовут Шарлин, сэр!

– Вольно, гнида, – ухмыляется сержант Герхайм. – А ты почти совсем уж классный рекрут, рядовой Пайл. Из всех рядовых в моем стаде у тебя мотивации больше всех. Глядишь, я даже разрешу тебе послужить стрелком в моем любимом Корпусе. Я-то думал, ты из говнюков, но из тебя получится славный хряк.

– Ай-ай, сэр!

Я бросаю взгляд на винтовку на своей шконке. Это прекрасный прибор, ее линии так грациозны, а сама она – надежна и совершенна. Моя винтовка вычищена, смазана и работает безотказно. Это отличный инструмент. Я прикасаюсь к ней рукой.

Сержант Герхайм проходит вдоль отсека.

– Рядовой Пайл может все прочее быдло многому научить. Он доведен до кондиции. Вы все доведены до кондиции. Завтра вы станете морпехами. Приготовиться… Спать!

Выпуск. Тысяча свежеиспеченных морских пехотинцев стоят навытяжку на парадной палубе, подтянутые и загорелые, в безукоризненных хаки, начищенные винтовки прижаты к груди.

Во взводе 30-92 звание отличного курсанта получает Леонард. Он награждается комплектом парадного обмундирования и получает разрешение промаршировать в этой расписной форме при выпускном прохождении взводов. Генерал – начальник Пэррис-Айленда – пожимает Леонарду руку и одаривает его своим "Благодарю за службу". Начальник нашего выпуска прицепляет ему на грудь знак "Стрелок высшего разряда", а командир нашей роты объявляет Леонарду благодарность за лучший результат по стрельбе во всем учебном батальоне.

В качестве особого поощрения по представлению сержанта Герхайма я получаю звание рядового первого класса. После того как начальник выпуска и мне прицепляет "Стрелка высшего разряда", сержант Герхайм вручает два красно-зеленых шеврона и объясняет, что это его собственные нашивки с тех времен, когда он сам был рядовым первого класса.

Во время парадного прохождения я иду правым направляющим, подтянут и горд. Ковбой получает нагрудный знак "Стрелок высшего разряда" и право нести взводный штандарт.

Генерал – начальник Пэррис-Айленда – говорит в микрофон:

– Узрели вы свет? Свет истины? Свет великого светила? Путеводный свет? Прозрели ли вы?

И мы аплодируем и орем в ответ, исполненные беспредельного восторга.

Начальник запевает. Мы подхватываем:

После выпускного церемониала мы получаем предписания. Ковбой, Леонард, рядовой Барнард, Филипс и большинство прочих морпехов из взвода 30-92 направляются в УПП – Учебный пехотный полк, где из них будут делать хряков, пехотинцев.

Согласно моему предписанию, после выпуска из УПП я должен отправиться в Начальную школу военной журналистики в Форт Бенджамин Харрисон в штате Индиана. Сержант Герхайм выражает свое отвращение по поводу того, что я буду военным корреспондентом, а не солдатом-пехотинцем. Он обзывает меня тыловой крысой, штабной сукой. Говорит, что только говнюкам вся халява достается.

Стоя "вольно" на парадной палубе под памятником в честь водружения знамени на Иводзиме, сержант Герхайм говорит:

– Курительная лампа зажжена. Вы больше не гниды. С сегодняшнего дня вы морпехи. Морпех – всегда морпех…

Леонард разражается хохотом.

Последняя ночь на острове.

Мне выпало дневалить.

Стою на посту в повседневных брюках, нижней рубашке, начищенных ботинках и в каске с чехлом, выкрашеным в серебряный цвет.

Сержант Герхайм вручает мне свои наручные часы и фонарик.

– Спокойной ночи, морпех.

Я хожу взад-вперед по отсеку отделения между двумя безукоризненно выровненными рядами шконок.