Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав - Страница 82

Иногда мне снятся кошмарные сны. Я вижу Папу Д. А., Грома, Донлона и Скотомудилу, и всех прочих, все эти уверенные молодые лица. Я вижу всех своих друзей мертвыми, лежащими ничком в грязи в каком-то мрачном районе десантирования.

Красные пули пляшут над горизонтом, и я слышу мрачную музыку бешеной смерти, громыхает, громыхает, но все не в такт.

Я напрягаю мозги, пока не начинает болеть голова. Пытаюсь составить список всех вещей в моей комнате в Алабаме. Пытаюсь перечислять названия и авторов всех своих книг.

Совершая воображаемые прогулки по Алабаме, я вижу леса и ручьи. Вижу свежевспаханные хлопковые поля, в которых полно янковских пушечных ядер и костей индейцев племени чероки, и вспоминаю каждый найденный мной наконечник стрелы, какой он формы, цвета, и что был за день, когда я его нашел.

Я вспоминаю, как разыскивал наконечники стрел после дождя на соседском свежевспаханном кукурузном поле. Однажды я нашел безупречный индейский наконечник из голубого кремня, который лежал в нескольких дюймах от круглой пули, выпущенной из конфедератского мушкета.

На нашей собственной ферме я находил только вражеские пули. Когда мы распахивали наши поля, то вытащили из земли столько боеприпасов федеральных войск, что Бабуля использовала янковские пули Минье в качестве грузил, когда ходила рыбачить на сома.

Я сижу, уставившись взглядом поверх черных вод реки и слушаю, как течет вода, а ночь все тянется и тянется без конца, а я думаю о сомах и о том, что у сомов есть усы, и что они похожи на Фу Манчу.

Днем я работаю на лууданном заводе. Проведя бессонную ночь на берегу реки, я до сих пор какой-то весь разбитый, кашляю, и из носа течет.

А день такой тихий и безмятежный. Воздух чист, и солнце как золотая монета.

Доносятся запахи костра и риса из котлов. Слышу как играют дети неподалеку, носятся стайкой оборванцев по дамбе, смеются, запускают длинного голубого воздушного змея в виде дракона.

Боеболка играет с деревенскими детишками. Несколько месяцев после победного сражения у нунговской боевой крепости Боеболка был как зомби-кататоник. Когда же он вышел наконец из этого состояния, то как человек стал намного лучше, и перестал быть таким говнюком, каким был раньше. Он больше не хочет побивать шакалов империализма во славу социализма. А хочет всего лишь снова стать ребеночком. А детишки в Хоабини совсем не против. Детишки Боеболку обожают, потому что он любит посмеяться, повеселиться, и такой большой, что может катать их на спине.

Большинство селян – за околицей, на рисовых чеках. Близится к завершению уборочная страда.

Мы сидим на открытом воздухе под навесом из блестящих пальмовых листов на бамбуковых шестах, рассевшись по-турецки на тростниковых циновках, и лица наши в тигровом камуфляже от клиньев солнечного света. Во время работы мы поем, сооружая из американского мусора средства для ведения войны, производя оружие луудан для Народной Армии.

Мы сидим в одну шеренгу. Перед каждым работником кучка деталей. По мере того как каждая луудан переходит из рук в руки по живому конвейеру, каждый присоединяет к ней деталь из своей кучки.

У мальчишки справа от меня "заячья губа", и он любит улыбаться. У него на лице постоянно одно и то же счастливое, кайфующее выражение, каждый день так, и кажется, что он или недоумок, или опиум ложками ест. Перед мальчишкой кучка красных металлических банок из-под "Кока-Колы", которые деревенские детишки насобирали на американских помойках.

Мальчишка подцепляет зубилом банку из кучки. Зубилом он переворачивает банку на попа – впечатляющий трюк. Он плотно прижимает зубило к центру донышка банки и наносит по зубилу точный удар молотком с квадратной головкой, пробивая в банке дырку. Подцепив банку из-под "Колы" зубилом, словно большим пальцем, он швыряет ее в мою кучку, хватает очередную банку из своей, тренированным движением ставит ее вверх дном, и его молоток опускается снова.

Работа идет в четком ритме. Во время работы мы поем:

"Идем мы вперед, чтобы Юг освободить,

Развалить тюрьмы, вымести прочь агрессоров,

За независимость и свободу,

Возвращая еду и кров,

Возвращая красу весны…"

Я поднимаю проткнутую банку от коки. Вставляю в отверстие в донышке банки бамбуковую рукоятку дюйма четыре длиной. Перекидываю банку нетерпеливому Джонни-Би-Кулу, который постоянно опережает меня на один такт в ритмическом рисунке производственной линии.

Ловкие пальцы Джонни-Би-Кула вставляют в полую бамбуковую рукоятку свернутую в спираль бечевку. Бечевка прикрепляется к вытяжному кольцу из плетеного телефонного провода. Прежде чем передать луудан Метелочнице, Джонни-Би-Кул натягивает колпачок из обработанной молотком жести на донышко бамбуковой рукоятки.

Метелочница вставляет кусачки в маленькое отверстие для питья на крышке банки, и прорезает крышку, отгибая два лоскутка тонкого металла.

Сонг забирает у Метелочницы банку и вставляет в нее короткий металлический цилиндр, отпиленный ножовкой от куска водопроводной трубы. Внутри короткого отрезка трубы находится простое воспламеняющее устройство, в котором искра возникает за счет трения. Сонг аккуратно привязывает конец веревочки, проходящей через бамбуковую рукоятку, к воспламеняющему устройству.

Позади Сонг – тощий беззубый старикан маленького роста. Он сидит с ножовкой в руке на американском гаубичном снаряде без взрывателя. Он удерживает снаряд ногами, распиливая его ножовкой как металлическое бревно. Попилив минуту или около того, он поливает снаряд водой из пластиковой бутылки из-под "Пепси". Когда же он снова начинает пилить, то мокрый снаряд выскальзывает, и низкорослый старикан кряхтит, борется со снарядом, и в конце концов соскальзывает и падает на землю, как наездник на родео.

Конвейер разражается хохотом.

Сонг говорит: "Бомба ожила!", и все опять смеются.

Тощий маленький ездок на снарядах подкрадывается к своей жертве. Он снова запрыгивает в седло. Под визг и скрежет его ножовки разлетаются металлические опилки. Верхняя часть снаряда отваливается – старикан снес большое яйцо в медной скорлупе. Вот только яйцо уже лопнуло, а бронзовых птенцов в нем не оказалось. Вместо них скорлупа заполнена старым светло-желтым сыром, коричневым снаружи и желтовато-белым внутри. Беззубый старикан быстро опустошает снаряд, выковыривая тол ножом для разделки рыбы.

Сонг осторожно заполняет отрезок водопроводной трубы белыми воскообразными стружками, потом передает банку полнощекой двенадцатилетней девчушке в красной футболке. Роясь в горке материалов, натасканных деревенскими детишками поменьше, девчушка набивает банку из-под коки осколками стекла, гвоздями, металлическими обрезками, деталями от двигателя грузовика, ржавыми осколками, скрепками, кнопками и прочими острыми и смертоносными штуками.

В конце сборочной линии над древесным костром в черном чугунном горшке кипит налитый доверху гудрон. Запах от него как от горячей дороги. Когда его помешивают, на поверхности лопаются пузырьки. Орудуя тыквенным черпаком, полным горячего гудрона, старуха в залатанном свитере с надписью "UCLA Bruins", заливает верхушку банки из-под коки, потом ставит банку верх дном и заделывает зазоры в отверстии вокруг бамбуковой рукоятки. Она похожа на волонтершу из торговой палаты, окунающей в сахар яблочные цукаты на окружной ярмарке. Она кладет готовую самодельную гранату на бок, чтобы остыла.

Перед самым обедом детишки собирают гранаты и уносят их в маленьких плетеных корзинках, где они лежат на соломенной подстилке как пасхальные яйца. Детишки спешат разнести боевые луудан по бойцам чиенси на замаскированных оборонительных позициях вокруг деревни.

В полдень, когда солнце палит немилосердно, прибывает обед на хребте фыркающего черного буйвола, которого приводит восьмилетняя девчонка. Девчонка управляет массивным монстром, тащит его за собой, сомкнув пальцы на тяжелом латунном кольце, продетом через нос буйвола. Когда буйвол мешкает или сбивается с курса, погонщица карликового роста резко шлепает животное ладошкой по носу.