Ведьма на зелёной фишке - Громова Ирина Петровна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/57
- Следующая
Сашка на коленях и носом вперёд неуклюже сидел на земле. Промучившись с ним некоторое время, Валентина, решила подцепить его крюком – пальцами манипулятора, погрузить на машину и, таким образом, довезти до Кручихи.
Затея удалась. Сначала удалось опустить на землю ковш со сцепленными пальцами, рядом с Сашкой. Потом затолкать туда Нечаева, прихватив верёвкой, чтобы не вывалился на лету. После этого женщина аккуратно подняла свой бесценный груз на фишку. Из ковша даже выгружать его не стала. Закрепила дополнительно верёвкой, чтобы не потерялся по пути. Накрыла брезентом и выехала за границу посёлка.
Валентине повезло. Потому что мимо неё никто не проехал ни единого раза. Единственное, что потом пришлось сделать, так это остановиться, чтобы закрутить Сашку в грубое синее одеяло, которое нашла в кабине, чтобы не сильно ушибся, пока болтается по бездорожью, и не замерз.
Когда Валентина, наконец, доехала до усадьбы, – на дворе стояла то ли глубокая ночь, то ли раннее утро. Сначала увидела джип Терентия.
А потом и самого отца её ребенка с врачихой. Дора сразу затараторила, сообщая ей информацию, которую она и без того давно знала. Ну, подтвердила и подтвердила. Тётку можно было отпускать. Но не ночью же?
А вот с Сашкой надо было что-то делать. Валентина изложила Терентию ситуацию. Видела, как он начал звонить своим спецам. Потом поругалась с ним из-за того, что спрятала от них всех Настю неизвестно где, вместо того, чтобы привезти сюда. Потом они принялись допрашивать Сашку.
Кто его прислал? Сколько ему заплатили? Какой валютой? Как выглядел заказчик?
Сашка, тот ещё перец, начал огрызаться, поэтому словил от Терентия несколько раз в нос. После чего начал орать:
– Убивайте, убивайте, все равно ничего не скажу.
Сашка был наглецом. Но не трусом.
Устав от Сашки и от ругани с Терентием, Валентина решила немного отдохнуть и ушла в дом спать. Терентий остался Сашкой и, судя по Сашкиному ору, разговор у них был горячий.
Проснулась Валентина где-то около обеда. Во дворе орал Сашка:
– Сволочи, развяжите и выпустите меня.
Это говорило о том, что Терентий, по крайней мере, не запытал Нечаева до смерти. И запер, судя по всему на мельнице.
Терентия и Доры видно не было. Валентина прошла по дому. Никого. И тихо. Выглянула в окно. Обе машины, и фишка, и джип стояли там, где их оставили вчера.
Только у фишки была приоткрыта дверь. «Остап меня убьёт», – автоматически подумала Валентина и пошла, закрывать дверь лесовоза. – Боже, но чего я мелю. Кто меня убьёт. Остап в больнице. – Начала быстро возвращаться в сегодняшнюю реальность. И при слове «убьёт», посмотрела на сиденье, где вчера оставила Сашкино ружьё. Двустволки на месте не было.
Неприятный холодок скользнул по спине. Валентина пошла искать Терентия. И…. ружьё. Прошла мимо мельницы и башни, тронув двери. Обе двери оказались закрытыми. К дверям полагались ключи, но они должны были находиться в доме. Женщина оставила осмотр помещений на потом – вернётся в дом за ключами – и зайдёт. Орущий из мельницы Сашка тоже её не смутил – Терентий мог закрыть Сашку и забрать ключ. Она начала тщательно осматривать территорию за башней. Потом, за мельницей. Впереди за кустом мелькнула какая-то синяя ткань… чёрные резиновые сапоги…
Да ну Ё-пэрэсэтэ! Перед Валентиной, по-кукольному раскинув ноги и руки без кистей, на земле лежала дальняя родственница, безобидная Глаша, с неестественно откинутой головой. И только сделав шаг вперёд, Валентина увидела, что туловище было отделено от головы, и существовало само по себе. Голову кто-то лишь приставил к телу.
Жительница соседней деревни и дальняя родственница семьи Галучевых – Глаша Галучева, приносила родственникам трехлитровую банку козьего молока каждый раз, когда слышала звуки моторов, подъехавших к хутору машин. Вот и на этот раз беспокойная родня наезжала на хутор всю ночь. Это хорошо, потому, что она пойдёт с молоком на хутор после утренней дойки. А если гостей много – то Терентий может попросить молока еще.
Глаша была постарше Валентины, но очень похожа телосложением.
Наверное, с утра, когда она доила своих коз, думала, что день удался. Потому что на неё собрались упасть дополнительные пятьсот рубликов – столько ей платил всегда Терентий за молоко. А на них можно купить… Чего только не накупишь на пятьсот рубликов в местной автолавке, которая придёт сегодня в деревню к одиннадцати часам.
Правла, Гришка, хозяин автолавки, немыслимо заламывает цены и возит товар не всегда первой или второй свежести. А если совсем честно, то все в деревне знают, что он возит откровенно испорченную хрень, которую скупает во всяких там супермаркетах, после третьей уценки, когда товары начинают списывать по причине многократной просрочки.
Но народ тут не капризен и неприхотлив. Что-то всегда можно обрезать, что-то поджарить, что-то скормить скотине или птице. И если брать всего по чуть-чуть, то получится много разных пакетиков и свёрточков с разными богатствами.
Сушки с маком всегда можно размочить в сладком чае. Грызть их всё равно никто не будет – к стоматологу потом в район не наездишься. Так же Глаша поступала и с карамельками – «подушечками», мечтой и лакомством каждого советского ребёнка. Ни разу за свою сорока двух летнюю жизнь Глаша так и не узнала, что конфеты «Подушечки» за рубль килограмм в советское время – бывают свежими и мягкими. Зато знала, как смягчаются, если их бросить вместо сахара в чай и дать им там немного полежать. А потом выловить и положить в рот. В тот самый момент, когда карамельная часть почти растаяла, истончилась. И надо придавить её языком к нёбу, и на язык польётся вкуснейшее, тёплое варенье.
Никто в деревне не знал, из чего сделано это варенье, особенно сейчас, после Перестройки. Может быть, конечно, и, слава Богу, что не знали. Но ведь вот в чем парадокс. Видавшие разные варенья деревенские языки – из черники, голубики, малины, крыжовников, сливы, яблок, вишен и разных же сочетаний с черноплодкой, лимоном, алычой, облепихой, брусникой или клюквой – просто пожизненно были убеждены, будто бы нет вкуснее варенья из подушечки. Ни одно из вышеназванных варений никогда не перебьёт вкус этого странного, из неведомо чего сделанного мутного сиропа, который можно выдавить из подушечки, прижав языком размягченное карамельное основание. Потому что это – вкус детства.
И этих подушечек на пятьсот рублей, которые Глаша бы получила от Терентия или Валентины – дай Бог им здоровья – она могла взять аж пять кило.…Но, больше уже никогда не возьмёт.
Валентина пришла в себя от шока и попыталась оценить обстановку. Месть пришла, решила она. Мысль бежала, судорожно перехватывая дыхание:
– Придут менты, пусть думают, что я – это она. То есть, она – это я. Пусть убийца тоже думает, что в темноте убил меня.
Собравшись с духом, она начала быстро снимать с Глаши верхнюю одежду и надевала на неё свою. Ей надо было быстро возвращаться и спасать Настю с Ксюшей. Как назло, куда-то запропастился Терентий.
Кисти рук бедной Глаши так и не удалось найти. А вот голову… Голову она аккуратно завернула в одежду погибшей и решила похоронить. Лопаты стояли рядом. Взяв самую острую, Валентина направилась к обрыву.
Ком земли сорвался и полетел вниз. Валентина проследила за его падением и упёрлась взглядом в дно ущелья. Спиной на камнях, лицом к серому землистому небу с открытыми глазами лежал Терентий. Он смотрел в небо и ему, похоже, уже давно не было больно. Но очень больно стало Валентине. И она все-таки полезла вниз. А вдруг, он жив? А вдруг где-то глубоко внутри ещё теплится жизнь и бьётся его большое сердце?
Нога уверенно ступала по привычным для неё каменистым выступам – сколько раз они поднимались и опускались с Терентием по этому склону, играя в шпионов, диверсантов, разведчиков, ОМОН или СОБР. Они готовили и отрабатывали на себе эту трассу для будущих спортивных туристов.
- Предыдущая
- 41/57
- Следующая
