Очаг на башне - Рыбаков Вячеслав Михайлович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/56
• Следующая

— Я хочу того же, чего и вы, — сказал он. — Чтобы ей помогли. Понимаете?

Стало тихо. Всхрипывая, дышала опрокинутая на подушки Ася.

— Какая больница дежурит? — спросил Симагин с усилием, и опять раздался крик:

— Не-е-ет!

Симагин резко обернулся и успел увидеть, как выгнувшееся тело опало под одеялами.

— Ася, — жалобно выговорил он, но она выдохнула:

— Ни-ку-да…

Врач молча раскрыл ящичек и стал готовить шприц. Он работал нарочито спокойно, но чувствовалось, что нервы у него тоже сдают. Симагин наблюдал.

— Что это?

— Снимет напряжение, — сквозь зубы бросил врач. — Она уснет.

Ася с усилием выпростала руку. Симагин погладил предплечье — вся кожа дрожала мелкой, едва уловимой дрожью.

— И кордиамин, — сказал Симагин. Врач коротко оглянулся на него и выполнил приказ, ни слова не говоря.

— Направление действительно до утра, — сказал он затем и решительно прошел мимо Симагина.

— Хорошо, — ответил Симагин. — Благодарю вас.

Врач коротко склонил голову и вышел. Симагин снова опустился на колени. Вошел Антошка и встал, прижавшись плечом к косяку.

— А попить у тебя можно? — напрягаясь, спросила Ася. — Только не чаю, простой воды…

Выпадая из тапок, Симагин рванулся на кухню. Только тогда Антошка решился подойти к постели.

— Мам, — сказал он. — А мам.

И больше ничего. Но она сразу поняла.

— Да я же не заболела, Тошенька, — выговорила она и улыбнулась, а потом закрыла глаза. — Я просто немножко устала.

Странно, думала она. Неужели можно вот так вот, дома, умереть? Антон стоял рядом, она смутно припомнила, что у нее закрыты глаза, но она прекрасно видела его, и пошла на кухню, и сказала: что же ты возишься, и Симагин, роняя чашку, обернулся, но чашка не разбилась, а покатилась, будто пластмассовая, и у Симагина не было лица, Ася отшатнулась, нет, лицо было, странно знакомое, не его, одутловатое, отвратительное…

Когда Симагин вернулся, Антон сказал:

— Мама закрыла глаза и уснула.

В пять Симагин запихал сына в постель, а сам вернулся в спальню. Асино дыхание выровнялось, и щеки порозовели — к шести она была обыкновенная спящая Ася, безмятежная, разметавшаяся, теплая. У нее даже улыбка промелькнула на сонных мягких губах, и Симагин заулыбался в ответ. Он задремал прямо в кресле.

Первыми в лабораторию пришли Карамышев и Володя, а чуть позже — Вайсброд, которому Карамышев тоже позвонил вчера. Около часа они молча ждали, все больше беспокоясь. Ровно в девять, как всегда, задорно цокая каблучками, влетела Верочка. «Привет! — улыбаясь, сказала она Володе. — А где маэстро? Ты что, один в такую рань?» И тут увидела стоявших за изгибом пульта Вайсброда и Карамышева. Ее оживление как рукой сняло, даже румянец пропал. Поникнув, она подошла к окну и осталась стоять, глядя наружу. Там шел спокойный, прямой дождь.

К половине десятого собрались все. Кроме Симагина.

Без четверти десять Вайсброд не выдержал. «Как же он разговаривал с вами?» — «Очень бодро, — тихо ответил математик. — Чувствовалось, что кипит». — «Вы никому не рассказывали?» — спросил Вайсброд после паузы. Карамышев отрицательно покачал головой. Потом наклонился к Вайсброду и совсем тихо проговорил: «Я даже Володе сказал только об идее электронного эха». Вайсброд кивнул и предостерегающе шевельнул бровями. Карамышев, не меняя тона и не оборачиваясь, тихо произнес: «И главное, ради чего эти хлопоты? Чтобы вместо обыкновенной, удобной, нормальной стенки загромоздить комнату престижной махиной». Вадим Кашинский, неслышно подошедший сзади, остановился было и вдруг опять двинулся куда-то в сторону, пробормотав: «А, вы же некурящие…» Вдруг Верочка рывком отвернулась от окна и звонко, свирепо крикнула: «Ну неужели ни один не мог пойти в местком и стукнуть кулаком по столу, чтоб ему поставили телефон?! Знаменитости!» Разговоры затихли. Верочка, словно от сильной боли, замотала головой и опять отвернулась. А потом с грохотом растворились двери, и влетел Симагин.

Когда улегся шум, Вайсброд подошел к нему и сказал негромко:

— Андрей, когда пройдет первая серия, давайте пообедаем вместе. Тут за углом есть пельменная. Вы не против?

В пельменной было чадно, людно и шумно. Они нашли свободный столик, отгребли на край гору грязной посуды и осторожно, боясь испачкаться в крошках и лужицах на столе, расселись.

Вайсброд разломил пополам кусочек хлеба и опасливо попробовал бульон.

— У меня к вам два приватных разговора, — сообщил он.

— Я догадался, — ответил Симагин после паузы. — Только не знал, что целых два сразу.

— Целых два сразу. Первое. В Москву я не еду.

— Что случилось?

— По состоянию здоровья, — сказал Вайсброд.

— Так, — сказал Симагин, и ложка вывернулась у него из пальцев, плеснув бульоном на стол. — Ч-черт… Действительно?

— Чувствую я себя погано, — признался Вайсброд. — Так или иначе, Андрей, вам надо учиться обходиться без меня. В этом плане я очень рад, что вы сошлись с Аристархом Львовичем, — он в высшей степени интеллигентный и знающий человек.

Некоторое время Симагин энергично ел.

— Кто-то поедет вместо вас, или мы отправимся с Аристархом вдвоем?

— Нет, — сказал Вайсброд, — поедет вместо меня Кашинский. Симагин ошеломленно воззрился на Вайсброда.

— А что он там будет докладывать? Он же…

— Нет, — сказал Вайсброд, — докладывать он будет не там.

— Что?

Вайсброд пожевал губами и отодвинул бульон. Есть это он не мог.

— Вадик неплохой специалист. Ему будет очень полезно побывать на столь представительном форуме, это его поощрит, даст перспективу. Самостоятельного доклада ему не ставят. Он будет у вас на подхвате. А по возвращении тщательнейшим образом, помимо ваших официальных отчетов, проинформирует дирекцию обо всем, что говорилось и делалось на конгрессе.

Секунду Симагин смотрел на Вайсброда, не понимая, а потом сморщился, как от кислятины.

— О гос-споди, — сказал он с мукой, — так вот в чем дело!

— Н-ну, — ответил Вайсброд.

— Только дирекцию или выше?

— Не имею представления.

Симагин принялся за еду. Вайсброд сидел, сцепив руки на животе, и смотрел на него.

— Аристарх знает?

— Да, разумеется. Аристарх Львович и в этом отношении необычайно тонкий человек.

— Ладно, — сказал Симагин, принимаясь за второе. — Что второе?

— Вот что второе. Кому вы успели рассказать о своей идее?

— Какой именно идее? — раздраженно спросил Симагин.

— Вчерашней, — терпеливо сказал Вайсброд и пригубил компот. От компота отчетливо пахло дезинфекцией. Он отставил стакан. — Относительно телекинеза и прочей мистики.

— А, — мрачно произнес Симагин. — Ну, вырвалось в пылу… Карамышеву да Асе. Хотя, если хотите знать, я убеж…

— Речь не об этом, — сказал Вайсброд. — Я вполне доверяю вашей уникальной интуиции. Но я настоятельно просил бы вас не расширять круг посвященных. Держите, Андрей, эту странную мысль в стратегическом резерве.

— Эммануил Борисович! — почти сердито воскликнул Симагин, с возмущением глядя на Вайсброда красными от бессонной ночи глазами. — Я когда-нибудь давал основания подозревать меня в прожектерстве?

— Помилуйте, — улыбнулся Вайсброд. Болели уже все внутренности. Следовало срочно ехать домой. — Дело совсем в ином. Если сейчас пойдет разговор о подобных перспективах, нас всех либо объявят пустомелями, что не будет способствовать работе, либо посадят на совершенно иной режим, что тоже не будет способствовать работе. Потом выяснится, что никакой телепатии нет, а режим останется. Поймите меня правильно. Когда и если подобные эффекты действительно обнаружатся, нашим долгом будет обуздать любую мистику и отдать ее стране. Для применения во всех областях народного хозяйства. Но раньше времени привлекать…

— Я понял, — угрюмо и безнадежно сказал Симагин.

— Вот и отлично, — опять примирительно улыбнулся Вайсброд и тронул Симагина за локоть. — Ваша идея латентных точек блистательна. Впрочем, что я говорю — идея. Это уже целая теория.

• Предыдущая
• 40/56
• Следующая