Свое оружие - Рыбаков Вячеслав Михайлович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/4
- Следующая
Вот странно, подумал Солт. Им овладела приятная, расслабленная задумчивость — дела завершены, можно поразмыслить о предметах умозрительных… Знаем, как из воздуха делать пищу, из магмы глубоко под городом — ткани и стройматериалы… а что за люди живут за непроницаемой пленкой силового контура — представления не имеем… Собственно, откуда мне известно, что «это — лучшие»? Он с неудовольствием качнул головой. Взял одну таблетку, придирчиво рассосал. Нет, успокоенно заключил он. Вкуснятина, как ни крути.
Темнело. Из окон веяло ночной летней прохладой; засыпающие деревья, казалось, были впаяны в синий воздух единой, чуть туманной массой. Широко размахивая крыльями, над избушкой проплыла крупная птица — в тишине стонуще посвистывали перья. Может, и впрямь противник мой вокруг меня вьется, с улыбкой подумал Солт — ему показалось, это та самая птица, с которой он встретился днем. Тогда поди докажи тут свою правоту. Ему вспомнилась сказка о том, как подружились птица и рыба и немедленно заспорили — рыба говорила: недотепа ты, по воздуху летаешь, — а птица отвечала: дурища, в воде плаваешь… В пылу полемики птица свалилась в воду. Рыба принялась ее одобрять и учить плавать, но птица просто пошла ко дну. Тогда рыба взвалила ее на спину и отнесла к берегу, проворчав: иди уж, летай, раз ничего лучше не умеешь. Но тут спасительницу волной вышвырнуло на берег. Птица страшно обрадовалась, стала приглашать ее полетать, но сообразила, что рыба не от хорошей жизни молотит хвостом по песку, и оттащила ее в море, буркнув: ладно, плавай, что с тебя взять. С тех пор они держались поблизости друг от друга, одна в воде, другая в воздухе, присматривая, чтобы с подружкой не случилось несчастья…
В следующем ящике лежал карабин.
Солт присвистнул. Он сразу узнал его. Солт любил механизмы и частенько заходил в технологический музей — там имелись и образцы оружия. Поговаривали, что существуют города, где оно до сих пор в ходу, но Солт не особенно верил, карабин был для него такой же машиной, как, скажем, трактор, — забавной, шестеренчатой и допотопной. Он осторожно вынул карабин из повторяющего его очертания гнезда, обитого мягкой синей тканью. Карабин оказался удобным и приятно тяжелым. Вот это да, обалдело подумал Солт, неужто в состязаниях раньше разрешалось использовать оружие? Директор говорил, это совершенно исключено, с собой даже ножика взять не разрешили… Солт, как в историческом фильме, прицелился. В кучу листьев на полу. Затем, будто заметив нечто, нападающее сверху, стремительно вскинул карабин, ловя торчащий из стены ржавый гвоздь в кольца дульной фокусировки. Что-то очень властное было в этой точно и продуманно исполненной машине, что-то раскрепощающее, диктующее темп. Ну и дела, подумал Солт. Валяется столько лет… Неужто и вправду друг в дружку палили, доказывая свое моральное превосходство? Вот бред! Какое ж это превосходство, если просто взять да шарахнуть из кустов в ничего не подозревающего человека? Солт даже фыркнул от негодования. Интересно, он хоть заряжен? Индикатор стоял у середины — то ли и впрямь когда-то стреляли, то ли разряжается, подтекает помаленьку… Солт снова прицелился в листья, и стартер как бы сам собой залез под палец, и палец как бы сам собой тронул стартер.
Мгновенная тень плеснулась в углу.
Солт медленно опустил карабин.
Над опаленными половицами кружился, опадая, черный прах.
У Солта ослабели ноги, и он сел. Карабин больно ударил его по колену, и Солт обнаружил, что все еще держит его в руках. Эту страшную, омерзительную машину.
С отвращением Солт оттолкнул карабин. Глянул на пальцы. Влажные пальцы дрожали. Солт принялся вытирать их о брюки; тер, тер и не мог остановиться. Потом он вспомнил, что за ним наблюдают.
Это его отрезвило. Он вздохнул и пружинисто встал. Аккуратно, очень отчужденно уложил карабин в его мягкое гнездо, захлопнул ящик. Поставил все как было. Закрыл сундук. Он совершенно не желал знать, что там еще таится.
Независимо посвистывая, подошел к окну.
Лес спал, закрылись цветы. Из-под смутных седых деревьев выползал туман, паря над самой травой тонкими призрачными слоями. Лесная тишина стала мягкой и влажной, и такой чистой, что, кажется, было слышно, как звезды Летнего Треугольника — Вега, Денеб, Альтаир — с беззвучным звоном проклевываются в синеве. Солт жадно вхлебывал душистый воздух. Мерзкая машина, думал он. Душная. Отчего-то ему было тревожно.
Он проснулся на рассвете, под неистовый гомон птиц, словно от ощущения близкой опасности. Мышцы были странно напряжены. Солт сел на полу.
— Погоди, — сказал он громко, будто надеясь, что привычный звук собственного голоса развеет кошмар. Он не узнал собственного голоса.
Кошмар не развеялся.
Ведь если он, Солт, попал в избушку не случайно, то и карабин нашел не случайно. Значит, его противник, каким бы он ни был, вчера вечером пришел в такую же избушку и нашел такой же карабин!
А если он из города, где привыкли к оружию?
Да что мямлить? Надо сказать себе прямо…
— Если он возьмет карабин и меня убьет? — вслух спросил Солт.
Погоди, сказал он себе. Погоди… Разве это даст победу?
А разве можно знать, что даст победу?
Дикость. Да как мне в голову взбрело такое? Разве можно вот так вот вдруг убить? За что?
Чтобы расформировали не его город, а мой. Весь город. Весь родной город.
Откуда я знаю, что он может, а что — нет? Я же ничего про него не знаю! Все что угодно может быть!
Солту стало жутко. Впервые в жизни он ощутил беспомощность, и его захлестнул тупой ужас.
Погоди… только спокойнее, прикрикнул он на себя. Не дрожи! Мне такая мысль не явилась бы, потому что убить — немыслимо… Даже пригрозить, что убьешь, унизить другого — мне… это несвойственно.
А ведь я должен быть собой и не делать ничего себе несвойственного, вспомнил он. Это же так просто!
Да, но тот, другой, может оказаться действительно… другим, совсем другим! И оружие для него — счастливая находка…
Нет же! Ведь не исключено, что он не любопытен и не полез в сундук… Тьфу! Даже если полез! Оружие брать с собой запрещено. Значит, применять его нельзя. Значит, воспользоваться такой находкой нечестно. Значит, это просто испытание на порядочность и, значит, нельзя брать! А я и так не собираюсь брать!
У Солта гора с плеч свалилась. На то и дана человеку голова, удовлетворенно подумал он, чтобы, когда подводит интуиция, исходя из правил морали вычислить правильное поведение.
Ему хотелось смеяться. Как же все просто разрешилось, дальше бы так. Испытание порядочности! Ну что же — мы его выдержали дважды, думал он, доставая из рюкзака завтрак, — и интуитивно, и интеллектуально… А мы — ничего, с почти детским самодовольством заключил он.
Ну, сейчас перекусим и в дорогу. Красота-то в лесу какая! Росища…
А откуда известно, что представления Сокровенных о порядочности совпадают с моими?
Солт задохнулся, словно от ожога.
Ведь это лишь нашего города порядочность. Вот я доказал то, что и без доказательств считаю правильным. Логикой что угодно можно доказать, она опирается на аксиомы. Так нельзя! Мне не мои аксиомы нужны сейчас, а универсальные! Аксиомы Сокровенных!
А откуда мне их знать?
А есть ли они? Могут ли быть универсальные аксиомы? Или для Сокровенных знак жизнеспособности — то, насколько глубоко в сознание среднего горожанина вошли аксиомы, формирующие культуру его собственного города, насколько естественно и достаточно для жизни соответствующее им поведение? Смогла ли данная культура создать своего человека или осталась набором искусственных, не уважаемых ритуалов, исполняемых лишь из страха оказаться отщепенцем?
Где-то порядочность может быть совсем иной. Она может состоять в том, чтобы ради победы рвать у судьбы каждую случайность, дающую перевес, пользоваться любой мелочью — ведь на карту поставлена судьба родного города!
И не только судьба того города поставлена на карту, вдруг с ужасом понял Солт. Ведь и мой…
- Предыдущая
- 2/4
- Следующая
