Жизнь и смерть Петра Столыпина - Рыбас Святослав Юрьевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/67
- Следующая
Первым решающим шагом стало заседание Совета министров 10 октября, посвященное земельной политике. Докладывал В. И. Гурко. Уже никем не оспаривался сам принцип свободного выхода из общины. Не оспаривался открыто. Но возражали против применения статьи 87, требовали непременного одобрения Думой. «Смертный приговор над общиной» по-прежнему воспринимался как конец государства. Но большинство министров поддержало Столыпина, а Николай II одобрил.
9 ноября (22 по н. ст.), спустя четыре месяца после прихода Столыпина к руководству, был создан исторический указ, освободивший крестьян от власти общины. Столыпин стал Столыпиным, а крестьяне переставали быть «полуперсонами» и впервые становились гражданами.
В России начиналась экономическая, бескровная, но самая глубокая революция.
На Крестьянский банк возлагалась обязанность скупки помещичьих имений и продажи земельных участков крестьянам по льготной цене в многолетний кредит. Кроме того, передавалось в Крестьянский банк большинство удельных земель и степных угодий, значительно уменьшались владения царской семьи, земли алтайского округа обращались для устройства переселенцев.
Этой реформой должен был наконец завершиться кровавый междоусобный период. Выбивалась база из-под эсеровской политики.
Вот что писал В. И. Ленин в статье «Новая аграрная политика» (газета «Пролетарий», 19 февраля 1908 г.): «Окончательный переход правительства царя, помещиков и крупной буржуазии (октябристов) на сторону новой аграрной политики имеет огромное историческое значение. Судьбы буржуазной революции в России, — не только настоящей революции, но и возможных в дальнейшем демократических революций, — зависят больше всего от успеха или неуспеха этой политики...
И вот правительство контрреволюции поняло это положение. Столыпин правильно осознал дело: без ломки старого землевладения нельзя обеспечить хозяйственного развития России. Столыпин и помещики вступили смело на революционный путь, ломая самым беспощадным образом старые порядки, отдавая всецело на поток и разграбление помещикам и кулакам крестьянские массы».
Здесь все правильно, кроме одного: «Столыпин и помещики вступили смело...» Насчет помещиков — преувеличение публициста.
И еще из Ленина: «Что, если столыпинская политика продержится действительно долго... Тогда добросовестные марксисты прямо и открыто выкинут вовсе всякую „аграрную программу...“, ибо после „решения“ аграрного вопроса в столыпинском духе никакой иной революции, способной изменить серьезно экономические условия жизни крестьянских масс, быть не может. Вот в каком соотношении стоит вопрос о соотношении буржуазной и социалистической революции в России» (ПСС, т. 17, с. 32).
«Тихая революция» (М. Меньшиков) была эффективнее для двадцатого века, перепробовавшего, кажется, все виды социальных потрясений и опытов. В этом смысле борьба революции с эволюцией, то есть контрреволюцией, завершилась не победой социалистических теорий. Совершив великий подвиг эксперимента, человечество заплатило дорогой ценой.
«Олимпийское величие теории» разбилось о «болезненную чувствительность жизни». С этим уже не спорят. Или отголоски кадетской критики реформ, запугивавшей Николая, покажутся нам знакомыми: «В них чувствуются зловещие призраки невиданной гражданской войны?» Может быть, эти слова принадлежали не члену партии конституционных демократов С. Котляревскому, а современному противнику возврата крестьянам земли?
А эти слова, кому они принадлежат? Столыпину? Современному идеалисту? «Если хотите переродить человечество к лучшему, почти что из зверей наделать людей, то наделите их землею — и достигнете цели».
Это Достоевский, «Дневник писателя», 1876 год. Написано прямо для нас.
И Столыпин — для нас.
Как будто бы не миновал век с осени 1906 года!
В октябре издали указ «Об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей и лиц других бывших податных сословий». Крестьянам разрешалось получать паспорта свободно, без согласия общины. Отменялись и ограничения в приеме их на работу, разрешалось свободное избрание профессии и места жительства, земские начальники потеряли право штрафовать и арестовывать крестьян без постановления волостного суда.
Это было «тихое» освобождение от несвободы. Но самое значительное, конечно, последовало девятого ноября. Становилось достаточно подать заявление через старосту, и крестьянин оказывался вечным хозяином находящейся в его пользовании земли.
По великой землевладельческой стране прошел нож свободы. Общинной земли не хватало, правительство запрещало землеустроительным комиссиям и Крестьянскому банку передачу казенной земли деревенским беднякам, не имевшим ни инвентаря, ни лошадей. Слабосильные выталкивались, вынуждены были продавать наделы и искать свою долю в городах на фабриках и стройках. Старый крестьянский мир с его уравнительно-патриархальными представлениями о справедливости уничтожался. Открывалась широкая дорога к экономической свободе, рынку труда, развитию предпринимательства. Те, кто вступал на эту дорогу, должны были быть готовы к испытаниям. И мучительным испытаниям. Но и те, кто надеялся остаться в стороне, втягивались в борьбу.
Чтобы вырваться из общины, крестьянам зачастую приходилось платить собственной кровью. Мир держал, не хотел выпускать сильнейших.
Но вернемся в Петербург осени 1906 года. Столыпину удалось сделать невозможное — разорвать заколдованный круг. До него проведение реформ неизменно сопровождалось ослаблением власти, а следовавшие затем суровые меры останавливали реформы; власть качалась и была малопродуктивна.
Это свойство нового правительства породило надежду.
А. И. Гучков, председатель ЦК «Союза 17 октября», заявил в печати, что глубоко верит в Столыпина. И далее, касаясь военно-полевых судов: «У нас идет междоусобная война, а законы войны всегда жестоки. Для победы над революционным движением такие меры необходимы. Может быть в Баку резня была бы редотвращена, если бы военно-полевому суду предавали лиц, захваченных с оружием».
- Предыдущая
- 17/67
- Следующая
