Жизнь и смерть Петра Столыпина - Рыбас Святослав Юрьевич - Страница 29
- Предыдущая
- 29/67
- Следующая
Теперь русское население (великороссы, малороссы и белорусы) получало больше возможностей определять государственную политику.
Историки единодушно оценивают закон как «реакционный». Действительно, он ограничивал избирательные права многих, и его нельзя назвать шагом к демократии.
Кроме того, национальная государственная идея в такой многонациональной стране, как Россия, где исторически сложилось органичное взаимодействие русских с нерусскими, не могла быть воспринята безоговорочно.
У правительства были и иные возможности: объявить чрезвычайное положение, передать власть военным и т. д. Правительство к этому сильно подталкивали не только придворные круги и генералы. Например, страстные обличения иеромонаха Илиодора: «Дальше с настоящим кадетским, крамольным, трусливым, малодушным Правительством жить, а тем более мириться нет никакой возможности. Довольно. Сам Обер-Прокурор тем, что поднял гонение на меня, стоящего за исконные Русские начала, доказал, что он изменил Русскому народу... изменил ему и первый Министр Столыпин, считая истинных сынов Родины погромщиками, убийцами, разбойниками и заигрывая с врагами Родины, Церкви и Русского народа!»
Обвинение в адрес Столыпина не случайно. Оно исходит из крайне правого лагеря, который тоже исповедует как будто одинаковые с ним «национальные принципы».
Из письма Илиодора, однако, видна и пропасть, разделяющая крайне правых и Реформатора. Продолжим цитирование:
«О чем другом, как не об этом также свидетельствует его противное заявление в Государственной Думе, что Правительство будет применять военно-полевые суды в случаях самых дерзновенных убийств. Интересно знать, какие случаи Столыпин считает исключительными, какие убийства считает он дерзновенными? Если прямо говорить, то нужно признать, что Столыпин открывает свои карты и открыто становится в ряды врагов Русского народа. Напрасно он сказал громкие слова: „не запугаете!“ Стоит только удивляться тому, что и Православные Русские люди по поводу этих слов присылали первому министру сочувственные телеграммы! Одно недомыслие и только! Не понимаю просто, как это многие православные люди не поняли, что слово „не запугаете“ есть не чистый, внушительный голос твердой и верной души, а надтреснутое дребезжание оторвавшейся струны, мелкой души, далеко отстающей от Русского народного самосознания. Если бы Столыпин, действительно, не боялся крамольников, то он не стал бы слушать их безумных, преступных, оскорбительных речей и немедленно сказал бы кому следует, что нужно сказать зазнавшимся и зарвавшимся злодеям: „вон отсюда!“ и... вздернуть их на виселицу. Вот тогда бы виднее было бесстрашие первого министра! Более подходящим будет признать, что слова „не запугаете“ были сказаны не по адресу крамольников, ибо Столыпину нечего их бояться, так как они своего не тронут, а по адресу черносотенцев, которым Столыпин, действительно, сделал много зла; это зло он начал делать с первых шагов своего премьерства, когда сказал: „А что это за Союз Русского Народа, где он находится: я на него внимания не обращаю“. И все время он шел по этому преступному, предательскому пути. Но да будет ведомо господину Столыпину, что Русский Православный народ только посмеется над его словами „не запугаете“, когда настанет время, а это время наступит скоро, и не дозволит ему дурманить Русских граждан какими-то заморскими конституциями и кадетскими бреднями!
Нет, все говорит за то, что настала пора покончить все политические счеты с нынешним Столыпинским министерством и спасти Родину, Церковь и Трон Самодержца великого самому народу!
Дальше полагаться на правительство преступно!»
Такие взгляды исповедовал не один иеромонах Илиодор, называющий русских людей «гражданами» и поносящий конституцию. Это голос сильный и страстный. Он не принадлежит одиночке.
Но на этот призыв Столыпин, конечно, не отозвался.
Зато на обращение другого критика он ответил. Критика звали Лев Николаевич Толстой. Он был дружен с Аркадием Дмитриевичем Столыпиным, переписывался с ним. На деятельность Реформатора, впрочем, смотрел очень неодобрительно.
«Нужно теперь для успокоения народа, — писал Толстой Столыпину, — не такие меры, которые увеличили бы количество земли таких или других русских людей, называющихся крестьянами (как смотрят обыкновенно на это дело), а нужно уничтожить вековую, древнюю несправедливость...
Несправедливость состоит в том, что как не может существовать права одного человека владеть другим (рабством), так не может существовать права одного, какого то бы ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землей как собственностью.
Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею».
Похож ли великий писатель в неприятии столыпинских преобразований на иеромонаха Илиодора? Похож! Оба стоят на одной и той же позиции. Они верны общинным патриархальным идеалам, которые разрушает Столыпин.
«Вы считаете злом то, что я считаю для России благом, — отвечает Толстому Петр Аркадьевич. — Мне кажется, что отсутствие „собственности“ на землю у крестьян создает все наше неустройство.
Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как то: чувство голода, половое чувство и т. п. и одно из самых сильных чувств этого порядка чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землей.
Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому Дурному и главное, к бедности.
А бедность, по мне, худшее из рабств...
Смешно говорить этим людям о свободе, или свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным...»
Эти мысли Реформатора уже знакомы нам. Вольно или невольно мы переносим их на последующую историю, на современные споры о частной собственности, забывая при этом о жестокой борьбе, в которой они рождались.
- Предыдущая
- 29/67
- Следующая
