Его единственная любовь - Рэнни Карен - Страница 14
- Предыдущая
- 14/71
- Следующая
Стук в дверь означал появление еще одного молодого человека, принесшего на голове двойной матрас, под которым его почти не было видно. Она наблюдала, как он свалил его на постель, потом отступил к двери и застенчиво ей улыбнулся.
– Я не стану делить с ним ложе. – Она отступала все дальше и дальше, пока не уперлась спиной в стену.
– Об этом мне ничего не известно, мисс, – сказал он, и его щеки вспыхнули ярким румянцем. – Мой долг – обеспечить полковника всем необходимым. – Он наклонился и аккуратно уложил матрас на раму, потом потрогал его, уминая обеими руками. – Я должен был набить его сеном, – сказал он, обращаясь к кровати, – но сено пахло лошадьми и навозом.
Она ничего не ответила, только наблюдала за ним, пока он, ходил вокруг кровати. Она отступила подальше, но он, кажется, не заметил этого, настолько был поглощен своим занятием.
– Поэтому, – продолжал он, – я набил его травой и сосновым лапником. Но еще я положил туда немного цветов, – доверительно добавил он, оборачиваясь к ней.
Он вдруг улыбнулся, и его улыбка почему-то напомнила ей частые проказы Фергуса. И это внезапно пришедшее воспоминание ее отрезвило. Она отвела глаза от молодого английского солдата: уместно ли ей им увлечься?
– Я принесу вам ужин, мисс. – Он направился к двери. – Могу я быть вам еще чем-нибудь полезен?
– Вы всегда спрашиваете арестанта о его вкусах и желаниях? – спросила она, раздраженная его бодрым тоном.
– Но вы не узница, мисс, – ответил он серьезно. – Вы гостья полковника.
Она не нашлась что ответить, и он закрыл за собой дверь.
Зачем он решил держать у себя Лейтис? «Глупо удерживать Лейтис Макрей в качестве заложницы», – шептал Алеку внутренний голос, похожий на голос его давно почившего деда.
Тюрьма была расположена недалеко от часовни, и Алек гадал, нарочно ли строитель иронизирует или это вышло случайно. Камера была размером с небольшую комнату, ее единственным отличием были наручники, вделанные высоко в стену, да решетки на окнах.
Тюрьма была непременным атрибутом любого форта. Для тех, кто не мог мириться с военным положением, это было достойным отрезвляющим средством. В армии его величества неповиновение наказывалось сурово. Но главным образом тюрьма предназначалась для других целей. Люди, которых намеренно приучали убивать, нелегко отказывались от возбуждения и ярости и после битвы.
Однако узник, которого посетил Алек, был не рядовым, пойманным на краже бутылки спиртного у товарища по казарме, не капитаном, вызвавшим своего сослуживца на дуэль, дабы защитить честь дамы. Это был старый седой шотландец, в глазах и сердце которого полыхала ярость, способная расплавить решетки его камеры. Он был статен, но невысок ростом, и его запястья, скованные вделанными в стену наручниками, были подняты на несколько дюймов выше его головы.
Алек ощущал ненависть, которую излучали глаза Хемиша.
Полковник посмотрел на стражника, стоявшего у двери.
– Дай мне ключи, – сказал он отрывисто и нахмурился, увидев удивление на лице лейтенанта.
Как младший по званию, тот был обязан мгновенно подчиниться любому приказу и проявить не только послушание, но и почтительность. Однако оказалось, что урок не усвоили ни Седжуик, ни его люди.
– В чем дело? Почему вы медлите? – резко спросил он. – Вам трудно выполнить приказ?
– Нет, сэр, – ответил стражник, передавая Алеку кольцо с ключами.
Алек слышал, как за ним закрылась дверь камеры, и устремил взгляд на Хемиша Макрея. Хемиш был добр к нему, когда он был еще мальчиком. Он учил Алека играть на волынке. Но музыкальным талантом обладал не он, Алек, а Джеймс.
Хемиш смотрел на англичанина с презрением, что казалось странным для человека в наручниках, прикованного к стене.
– Так, значит, вы новый командир гарнизона, этого бельма на глазу? – спросил он.
– Да, это так, – резко ответил Алек, подходя к старику поближе.
– Зачем вы пришли сюда? От меня вы ничего не добьетесь. Я старик и повидал в жизни слишком многое, чтобы раскаиваться в своем поведении.
Алек удивленно посмотрел на Хемиша.
– Это что, награда для скоттов – принять мученическую смерть?
– А для англичан лучшее развлечение толкать нас на это?
Хемиш прожигал его взглядом из-под густых кустистых бровей.
– Если я тебя отпущу, ты обещаешь подчиняться закону? Или ты не слышал о приказе сложить оружие?
– Об английском законе? Столь же бессмысленном, как и все, что вы, англичане, принесли нам?
– Вы слишком любите жертвовать собой! – Алек возмутился. – Думаете только о себе и своих идеалах и даже не подозреваете, что из-за этого невинные могут пострадать и заплатить высокую цену за ваше самопожертвование.
– Вы, англичане, отняли мою страну и убили моих родичей. Куда вам до нашей шотландской гордости!
Алек расстегнул наручники, потом отступил на шаг. Хемиш принялся растирать онемевшие руки, сверля Алека взглядом.
– Мы взяли заложника, дабы усмирить тебя и заставить подчиняться, Хемиш Макрей из клана Макреев, – сухо сообщил Алек. – Я предлагаю тебе сделку.
– Я не торгуюсь, – пробормотал Хемиш. Алек пропустил его слова мимо ушей.
– Твою волынку уничтожат, и я предлагаю тебе носить более пристойную одежду. – Он смерил взглядом килт Хемиша. – Безопасность заложника, точнее, заложницы, зависит от твоей готовности подчиниться.
– Я не пойду на это, – ответил Хемиш упрямо.
– У тебя нет выбора, – возразил Алек.
– Кого ты взял в заложники?
– Лейтис. – Алек напрягся, ожидая реакции старика. Но Хемиш только на мгновение закрыл глаза, а когда секундой позже открыл их, повернул голову и сплюнул на пол.
– Плевал я на угрозы англичанина!
И ни слова о Лейтис, о безопасности своей племянницы. Алек позвал стражника. Когда тот вошел в камеру, Алек кивнул на Хемиша:
– Выпусти старого дурака, пока я не передумал.
Глава 6
Алек вошел в комнату, деревянная дверь с приглушенным стоном захлопнулась за ним. Он зажег свечу и сел за стол.
Лейтис стояла спиной к стене, сложив руки на груди. Ее подбородок был гордо вздернут, глаза смотрели на него бесстрастно.
– Тебе нравится сидеть в темноте?
– Не думаю, что вас беспокоит, удобно ли мне, – ответила она холодно.
Он снял мундир и повесил его на гвоздь у двери, потом освободился от жилета и остался в одной рубашке и бриджах. Когда он повернулся и подошел к ней, она не отвела глаз. Ее вызывающий взгляд оставался прямым и презрительным.
Он протянул руку и коснулся ее волос. За долгие годы они потемнели, но в ней оставалось что-то от прежней своенравной девчонки, от юной Лейтис с развевающимися на ветру рыжими кудрями и заразительным смехом.
Он провел руками по ее плечам, погладил их, спустившись до запястий, и ощутил грубую ткань ее платья. Кончики его пальцев нащупали дырочки на рукавах, прожженные во время пожара. Он знал, что у нее нет другого платья и нет никакого имущества. Кроме этого платья у нее оставался только характер. Порывистая, безрассудная и отчаянно отважная!
– Я не стану вашей шлюхой, Мясник, – сказала она, и он уловил легкую дрожь в ее голосе. По этой дрожи он понял, что ее гнев был в значительной мере бравадой.
– Так вы думаете, я за этим привел вас сюда? – спросил он мягко.
– Да.
Ее голос был напряженным. Ему приходилось слышать, как люди ему в лицо кричали о своих преступных намерениях, и это производило на него не меньшее впечатление, чем когда они неохотно признавались в них.
– Я думаю, ваше положение заложницы не требует подобной жертвы. – Он криво улыбнулся.
Она наградила его недоверчивым взглядом.
– Англичане устроены, как и все остальные мужчины, – сказала она наконец, отступая от него на шаг. – Они как жеребцы, всегда жаждущие случки.
Он смотрел на нее, подняв бровь.
– И вам приходилось быть чьей-нибудь кобылкой, Лейтис?
- Предыдущая
- 14/71
- Следующая