Его единственная любовь - Рэнни Карен - Страница 9

• Предыдущая
• 9/71
• Следующая

– Я хочу кое-что дать тебе, Йен. – В тот день дед передал ему маленькую, обитую шелком деревянную шкатулку. Ее крышка была богато украшена вышивкой. Он тотчас же узнал работу матери – на крышке были вышиты маленькие цветки чертополоха.

Он с ужасом смотрел на шкатулку, зная, что этот подарок, приготовленный ею ко дню его рождения, она обещала вручить ему, вернувшись с верховой прогулки. Он осторожно открыл шкатулку и нашел уютно угнездившуюся в складках шелка брошь клана Макреев. Она была золотой и ярко сверкала в лучах утреннего солнца. На ней над рукой, сжимающей меч, был выбит девиз Макреев: «Fortitudine!» – «Твердость!»

Он вернул бы ее деду и молча ушел из комнаты, но подарок был от матери. Как ни странно, эта брошь – символ клана – стала для него талисманом и оставалась им долгие годы. У него вошло в привычку всегда держать ее при себе. Она покоилась во внутреннем кармане его жилета всегда, он не расставался с ней в любом сражении.

Йен поднял глаза на потолок с лепниной работы итальянского мастера. Карниз почти не пострадал, и на нем тоже повторялись чертополох и меч – символы воинской доблести Макреев.

Его дед мчался на коне, как баньши[3], вырвавшаяся из ада, так метко метал кинжал, что попадал в глаз паука, и мог выпить больше любого члена клана, но при этом обладал врожденным чувством прекрасного.

Одну из стен занимал огромный камин, и Алек подумал, сильно ли он пострадал или тяга еще работает. Дверь в южной стене вела в короткий коридор и в спальню.

У стены стояло массивное ложе, где появились на свет бесчисленные поколения Макреев и встретили смерть многие из них. Покрывало было все в дырах, вероятно, их прогрызли мыши. Он надавил обеими руками на просевший матрас. Поддерживавшие его веревки были еще крепкими, и матрас легко можно было набить соломой заново.

Эта постель была просто фантастической роскошью по сравнению со спартанскими походными койками, к которым он привык за долгие годы службы. Если улечься на этом ложе, то впервые за долгие годы его ноги не будут свешиваться через край. И ему не придется, как обычно, цепляться руками за края походной койки, чтобы ночью не свалиться на землю.

– Я поселюсь здесь, – сказал он адъютанту. Харрисон хмуро смерил взглядом кровать, посмотрел на грязь на полу.

– Здесь нет ничего, кроме мышей, – сказан он.

– А ты смотри в корень, Харрисон, – возразил Алек, улыбаясь. – Представь, как здесь было раньше.

Алек вышел из комнаты, громко топая по полу зала и легко переступая через кучи мусора.

Да, англичане завоевали эту землю. Но зато скотты населили ее своими воспоминаниями. Он предполагал, что ему будет тяжело вернуться в Гилмур, но до этой минуты не знал, насколько это больно и мучительно.

Однако нужно хранить в тайне свое происхождение. Никто не должен знать, что Мясник из Инвернесса наполовину шотландец.

– Нужно что-то делать, – сказала Лейтис, – а иначе они его убьют.

Все оставшиеся члены клана собрались в доме Хемиша. Он был на удивление опрятным и чистым для одинокого вдовца. Нигде, начиная от деревянных скамеек и кончая полками, висевшими на стене, не было ни пятнышка, ни соринки, ни пылинки. Тарелки и миски были составлены стопкой на полке над столом, а постель аккуратно заправлена.

В вазе на подоконнике стояло несколько цветков – обычное зрелище для весны или лета. Лейтис всегда считала, что букет на подоконнике Хемиша был знаком уважения к покойной жене и памяти о ней, потому что и сама она так же чтила память своих дорогих усопших.

Люди, стоявшие вокруг, осмелились не выдать Хемиша англичанам, но они не собирались его прощать. Ведь сегодня сожгли не только домик Лейтис. Бездомными стали и Малькольм, и Мэри с сынишкой.

– Хемиш сам сделал выбор. Он сам пошел и сдался англичанам, – упрямо заявил Малькольм. – А теперь ты хочешь, чтобы мы его спасали!

– Значит, ты предпочитаешь, чтобы его повесили, Малькольм? – спросила она спокойно.

Она изучила лица этих людей, она знала их всю жизнь. В прошлом году они лишились всего.

– Ни один человек больше не должен умереть, – сказала она тихо. – Даже если он поступил глупо.

– Седжуик не станет нас слушать, – возразила Дора. – Или ты забыла, как он поступил с тобой?

Она уставилась на синяк на щеке Лейтис. Дора была для Лейтис как вторая мать. Но это не значило, что их отношения всегда были мирными и легкими.

– Может быть, полковник нас выслушает, – предположила Лейтис.

При этом замечании Малькольм возмутился.

– Да с какой стати? Он просто еще один англичанин, – запальчиво выкрикнул он.

– Он спас нашу деревню, – ответила Лейтис.

На это Малькольму было нечего возразить, и он промолчал.

– Он выслушает нас, если мы придем к нему все вместе. – Лейтис тщетно, но отчаянно пыталась убедить их.

– Это приведет только к тому, что большинство из нас погибнет, – возразил Алисдэйр.

– Прекрасно! – Лейтис вытерла внезапно вспотевшие ладони о юбку. – Тогда я пойду одна.

Она надеялась пробудить в них мужество, но вместо возражений услышала изумленное молчание. А минутой позже все громко запротестовали.

– Ты не можешь вести себя так глупо, Лейтис, – укорила ее Дора.

– Женщина одна против всех этих англичан? Да ты просто рехнулась, Лейтис! – вмешался старый Питер.

Лейтис посмотрела на старика. Питер любил высказываться по любому поводу, и для него не имело значения, был ли смысл в его речах. Члены клана привыкли не обращать на него внимания.

– Хемиш не поблагодарит тебя, если ты ради него принесешь себя в жертву, – сказал Алисдэйр.

– Я сознаю, что это опасно, – ответила Лейтис спокойно. – Но выбора нет.

Дора шагнула к ней, внимательно вглядываясь в ее лицо.

– И ты полагаешь, англичане просто отпустят его, если ты попросишь?

– А ты думаешь, Дора, что я не попыталась его освободить только потому, что меня ждут неприятности? – возразила Лейтис, отвечая Доре столь же пристальным взглядом.

Дора отвела глаза и теперь смотрела куда-то в сторону.

– Никто из вас не пойдет со мной? Неужели все стали такими трусами? – спросила Лейтис, и на мгновение все умолкли.

– Не стыди нас, Лейтис Макрей, и не распускай язык. Она повернулась и взглянула на Питера.

– Я задала честный вопрос, Питер. Неужели мы утратили свою отвагу?

– Не каждый башмак годен на любую ногу, – возразил он.

Лейтис хмуро посмотрела на него. Его высказывания становились с каждым разом все более нудными и бессмысленными.

Мэри выступила вперед. Ее муж был убит при Фалкерке.

Ребенок у нее на руках был самым младшим в клане, он родился уже после гибели своего отца. Она подошла к Лейтис и встала рядом.

– Я пойду с тобой, – сказала она спокойно и твердо.

– И я. – Малькольм подошел к Лейтис и встал рядом с ней с другой стороны, не переставая теребить свою бороду.

Его белоснежная остроконечная борода доходила до пояса в знак того, что он самый старый член клана.

– В таком случае вы все дураки, – сказал Питер. – Точно такие же, как Хемиш.

И он вышел, не прибавив больше ни слова. Минутой позже за ним потянулись остальные, хотя многие, уходя, оглядывались и их лица выражали раскаяние.

Лейтис оглядела оставшихся. В ненастные дни, такие, как сегодняшний, распухшие суставы нещадно донимали Аду, но Лейтис улыбнулась, чтобы подбодрить ее и Малькольма, левая рука которого была парализована.

Мэри подошла к Доре и передала ей свое спящее дитя.

– Присмотришь за моим сыночком, пока я не вернусь? – Она наклонила и нежно поцеловала ребенка в щечку.

– А если ты не вернешься? – резко спросила Дора. Мэри гордо вскинула голову.

– Тогда ты ему скажешь, что я была такой же отважной, как его отец.

– Я о нем позабочусь, – ворчливо согласилась Дора. – Как о своем собственном. – Она перевела взгляд со спящего младенца на Лейтис. – Твоя семья не одобрила бы этого, Лейтис, – сказала она щурясь. Это было ее последнее предупреждение с целью уязвить девушку побольнее.

• Предыдущая
• 9/71
• Следующая