Гобелен - Плейн Белва - Страница 14
- Предыдущая
- 14/83
- Следующая
Но когда через минуту мимо него прошли две молодые женщины с детскими колясками, он подумал: «Это не их вина. Все эти репортажи о жестокости – пропаганда. Эти молодые немцы не более агрессивны, чем их сверстники в других странах».
Он посмотрел на часы и, решив, что еще рано, присел, чтобы полюбоваться окрестностями. Зеленые остроконечные крыши поднимались в гору. Летом они спрячутся за деревьями. Пейзаж был нежный и приятный. Поль расслабился, открыл газету и начал читать.
«Мы должны аннулировать Версальский договор».
Ну, Йахим, конечно, согласится с этим.
«Германия должна объединить все немецкоязычные народы, Судеты и Австрию в сильную националистическую Великую Германию».
Очень возможно, что Йахиму это тоже понравится.
«Эта республика – позор. Нам нужен диктатор, который наведет порядок».
«В городах нет морали… иностранцы, евреи насилуют наших женщин… они испоганили душу народа… здравая мудрость крестьянина, которая сохранит нас и поддержит здоровье нации».
Поль отложил газету. Какая грязь! Вздор! Он снова поднял ее и прочитал опять. Может, это какая-то чудовищная, бездумная шутка, сатира, пародия?
Нет, все было предельно серьезно и горячо.
«Ноябрьское преступление, – читал он, – большинство из них евреи, которые установили республику…»
Даже это ложь. Большинство не евреи, хотя почетно, что некоторые из них были евреями. И он сидел совершенно неподвижно, глядя на милый ландшафт, а сердце громко стучало в ушах. Через некоторое время он встал и со все еще сильным сердцебиением и холодным страхом внутри медленно пошел на ланч.
Поль показал газету Йахиму:
– Я едва верю своим глазам.
Йахим, казалось, забавлялся:
– Боже мой! С чего это ты купил эту газетенку?
– Не знаю. Откуда мне было знать? Я хотел газету.
– Глупый листок. Сплетни.
– Ты это так называешь?
– Конечно. Много разорившихся и опустившихся. Им горько, и надо кого-то обвинить в своих несчастьях.
– Они не все разорившиеся и опустившиеся, – вмешалась Элизабет. – Я слышала, что говорят некоторые женщины в парикмахерской. Очень богатые женщины. Они поддерживают это сами или рассказывают о друзьях, которые поддерживают. Говорят, что у Гитлера очень влиятельные друзья, некоторые из них в Армии.
– Чепуха! Он социалист, – возразил Йахим. – Он говорит о дележе прибыли, отмене земельной ренты. Зачем богатым его поддерживать?
– Потому что у них не убудет, если он придет к власти. Он не имеет в виду их, и они это знают, – сказала Элизабет.
Йахим намазал маслом хлеб.
– Все пройдет, как только у них будет работа, – заверил он, – когда откроются фабрики, все образуется. В настоящее время глупо обращать внимание на подобную чепуху.
Ни Поль, ни Элизабет ничего не сказали в ответ.
Письма приходили через Американский Экспресс. Как обычно, отец прислал инструкции, что еще надо сделать Полю в Гамбурге перед отплытием домой. От Хенни пришло веселое письмо, рассказывающее о том, как нелегко удерживать Дэна дома, на улице очень холодно, с «красной опасностью» покончено и возобладало настоящее американское здравомыслие. Она вложила записку от Хенка, который выразил свою любовь, написав печатными буквами три слова и свое имя.
Письмо Мэг было взволнованным. Она встречается с Дональдом Пауэрсом, но родителям он не нравится. Отец считает его «легкомысленным», чего Мэг не понимает, потому что он бывает в Лорел-Хилл и такой джентльмен. Между строк прочитывался заветный вопрос: «Когда ты вернешься домой, ты поговоришь с ними?»
Она влюбилась, подумал Поль, и почувствовал жалость к женщинам, которым приходится пассивно ждать, надеясь, что их выберут. Быть не замужем в двадцать пять – унижение, в тридцать – несчастье. Поэтому Мэг, учась на последнем курсе колледжа, уже начала волноваться. Бедная девочка! Ей ничего не достается легко. Возможно ли, что намерения Пауэрса серьезны? Или что Мэг знает себя достаточно хорошо, чтобы отвечать за свои поступки? И, поставленный в тупик неопределенными предчувствиями, Поль нахмурился. Но, читая ее детский постскриптум, он снова не сдержал улыбки.
«Если тебе будет не очень хлопотно, не привезешь ли ты мне часы с кукушкой из Черного леса? Я заплачу за них».
– Хорошие вести из дома? Это приятно, – сказал Йахим, который ждал, пока Поль читал свою почту. – Я вот что скажу – у тебя осталась всего пара дней, поэтому я не пойду на работу завтра. Мы прогуляемся утром, а потом позавтракаем с моим старым другом, который хочет познакомиться с тобой.
Они гуляли по берегам Изара. Был еще один день зимней оттепели. Небольшой ветер дул сквозь голые деревья, и небо было как синяя акварель.
– Как здесь красиво летом, когда цветут каштаны и Липы и лебеди плавают! Это прекрасный город, – мечтательно говорил Йахим. – Прекрасная страна.
– Каждый считает, что его родина прекрасна, – мягко заметил Поль.
Лицо кузена, добродушного, бесхитростного, несмотря на высокую культуру и ученые степени человека, светилось чистотой. Ему бы не помешало немного здорового скептицизма. Молодая жена Йахима намного умнее его, хотя, несомненно, он не понимает этого. Можно смело предсказать, что он кончит в каком-нибудь процветающем предприятии, принадлежащем родственникам жены, где он будет хорошо и честно работать.
По европейскому обыкновению Йахим взял Поля под руку:
– Подумай, если бы твоя прапрабабушка не уехала в Америку, ты мог бы вырасти на одной из этих улиц!
Поля поразила мысль: «Мы воздействуем на будущее тех, кто придет после нас, почти так же, как на свое собственное». Но потом он с грустью подумал: «Но за мной никого нет, никто не придет».
– Сегодня годовщина провозглашения Веймарской республики, – сказал Йахим. – В городе будет парад. Я не знаю, в какое время. Все равно мы пойдем в город на завтрак.
В Гофтгартене, среди симметрично подстриженных кустарников, Поль ощутил дворцовую атмосферу девятнадцатого века. Вскоре они услышали звуки духового оркестра.
– Уже парад? – удивился Йахим. – Пошли, они пройдут здесь. Там будет лучше видно.
С детским азартом он заторопился, увлекая за собой Поля; за углом они внезапно налетели на толпу, которая, видимо, собиралась там уже некоторое время. Их подхватил людской поток и понес навстречу приближающейся музыке. В толпу вливались новые люди, появляющиеся из боковых улочек. Здесь были мужчины и женщины, молодые и старые, семейные несли маленьких детей. Все бежали с взволнованным видом, предвкушая праздничное веселье. Некоторые даже пели.
Музыканты были перед ними. Случайно Йахима и Поля вынесло на удобную позицию вдоль тротуара, где они ясно увидели приближающийся парад. Это было странное зрелище.
Колонна мужчин в коричневых рубашках заполнила улицу. Они несли ружья. Солнце отражалось на штыках. Руки и ноги двигались в строевом марше. Развевались знамена: красные, белые и черные со свастикой наверху, те же изображения были на рукаве каждого мужчины в строю. Поль с удивлением узнал в изогнутом кресте древний символ Египта, Китая и Индии. Что он означает здесь? И почему оружие?
Они пели: «Германия, проснись» или «Поднимайся». Потом он разобрал в общем шуме голосов веселый припев: «Когда заструится с ножа еврейская кровь».
С открытым ртом стоял и смотрел Йахим. Поль схватил его за руку:
– Давай-ка выбираться отсюда. Куда мы можем пойти?
Теперь была его очередь торопиться. Но толпа за ними подалась вперед, к марширующим. Захваченная торжественными звуками и барабанным боем, веселая и шумная, она бросилась маршировать за колоннами. Йахима и Поля несло с толпой. Поль споткнулся и чуть не упал. Упасть сейчас было смертельно опасно – его бы растоптала толпа, не заметив этого в своем безумии, как стадо бегущих в панике зверей.
Но вот колонна оказалась на площади, влившись в уже стоящую там массу. В центре площади на возвышении выступал мужчина в коричневой рубашке. Его угрожающий тон и жесты заставили людей замолчать и прислушаться.
- Предыдущая
- 14/83
- Следующая
