Подъем и падение Запада - Уткин Анатолий Иванович - Страница 91

Авангард Запада изменил свое лицо и меняет свой характер, весьма уже далекий от стальной воли пуритан. Сходный процесс набирает силу и в Соединенных Штатах. Возникает проблема, которую бывший министр торговли США П. Петерсон подает так: «В течение следующих тридцати лет правительства большинства развитых стран должны будут израсходовать дополнительные от 9 до 16 процентов валового внутреннего продукта только на то, чтобы выполнить данные пожилым гражданам обещания. Для этого нужно будет изыскать немыслимые 25—40 процентов из зарплат работающих. И это в странах, где у работающих уже отнимается не менее 40 процентов заработанного. Если же мы прибегнем к дефицитному финансированию, то быстро израсходуем все накопленное в развитом мире»[484].

Рабочая сила Германии уменьшится за грядущие полвека с 41 до 27 млн человек. Выбор невелик: огромные новые налоги; увеличение рождаемости; импорт рабочих из-за пределов региона. На увеличение рождаемости надежды невелики. Собственно, выбор один. О нем англичанин Дж. Стил пишет так: «Чтобы предотвратить падение жизненных стандартов, страны ЕС обязаны будут произвести 60-кратное увеличение потока иммигрантов»[485].

Помимо всего прочего, иммиграция, безусловно, подтолкнет уже обозначившийся сепаратизм в Италии, во Франции (прежде всего Корсика), в Испании (Баскония и Каталония), в Британии (Шотландия в первую очередь, но и Уэллс), в Германии (Бавария), в Швеции (Скания), в Бельгии (противостояние валлонов и фламандцев на севере и юге страны). Европа, как известно, состоит из государств-наций, имеющих относительно гомогенное население и (в отличие от США) не имеющих традиции массового прибытия иностранцев. Даже наиболее хладнокровные англичане признают, что «в Европе, в которой уже 40 тысяч лет живет белое население, возникновение небелого меньшинства может вызвать неодобрение»[486]. Это неодобрение уже стало знаменем Национального фронта во Франции (Ле Пен), Народной партии в Австрии (Йорг Хайдер), Народной партии в Швейцарии (Кристофер Блохер). Велика вероятность того, что и самые большие партии в европейских странах обратятся к проблеме иммиграции, что уже наблюдается частично в подходе Эдмунда Штойбеля, возглавившего христианских демократов в Германии. Один из руководителей христианских демократов — Анжела Меркель — пишет в «Нью-Йорк тайме»: «Идея объединенной Германии как мультикультурного общества с населением почти в 80 миллионов человек, принимающей более 7 миллионов иностранцев, порождает беспокойство»[487].

Канцлер Меркель возмущена давлением в пользу приема в Европейский союз Турции, что позволит миллионам турок свободно перемещаться по Европе. «Мы не требуем от них, чтобы они перестали быть мусульманами. Но мы страна с христианским прошлым, и турки должны понять это. Приглашение Турции в Европейский союз было ошибкой. Существуют различия в ценностях. Мы различно понимаем гражданские права. Попытайтесь открыть в Стамбуле христианскую церковь»[488]. В Германии уже полторы тысячи мечетей. В Европейском союзе пятнадцать миллионов мусульман. Ислам потеснил иудаизм на третье место, став второй религией Европейского союза.

Классическая триада — рассказ о трех поколениях одной семьи. Первое поколение, не щадя себя, вставало с зарей, трудилось не покладая рук, прилагая умение, выдумку и старание. Второе поколение постаралось сохранить нажитое. Но третье поколение потеряло самодисциплину и мускулистость своих предков, окунулось в лень и стало просаживать дедовско-отцовские богатства.

Это бесшабашное прожигательство обнаружилось в Америке в момент пиковых успехов как внутри страны, так и за ее пределами — в 1990-е гг. Информационный бум, сотни миллиардов долларов Билла Гейтса фантастически подействовали на третье (после окончания Второй мировой войны) поколение. Корпеть над инженерными проектами? Отдать лучшие годы жизни университетской зубрежке? Отдать магистерской степени светлый зенит бытия? Предшествующие полстолетия были американскими, и нет оснований сомневаться в грядущем полустолетии. Отдадимся же быстротекущей радости бытия. Тем более что китайцы, индусы или восточноевропейцы — с радостью выполнят прежнюю американскую работу, ведь им так нужны доллары.

Был момент, когда страну можно было призвать засучить рукава и заглушить ростки гедонизма: обновить исконно американские доблести — трудолюбие, бережливость, страсть к образованию. Но было страшное утро 11 сентября 2001 г. Президент Буш призвал американцев ни более ни менее как «продолжать шопинг». Вовсе не клич готовиться к жестокой конкуренции. Всех успокаивает еще отсутствие подлинных раскатов, не блеснула еще молния, зато все крупные торговые центры ломятся от уникальных соблазнов, порожденных наукой и индустрией.

Сейчас мы видим даже уменьшение численности иностранных студентов в США на 14 тысяч. Все меньше шансов на то, что президенты азиатских стран выйдут из американских университетов, как, скажем, нынешний президент Филиппин Глория Аройя (окончившая Джорджтаунский университет).

Быстрота происшедших изменений не позволила Вашингтону нащупать верную стратегию. Взобравшиеся на вершину мировой пирамиды американцы оказались неспособными дать ясный анализ того, что им несет бурный подъем Китая. При этом «культура, — как формулирует один из ведущих социологов нашего времени И. Валлерстайн, — всегда была орудием сильнейшего»[490]. Как и информация в целом. Определяемые Западом современные капиталистические ценности получили преобладающую идейную значимость. «С падением коммунизма, — пишет английский исследователь А. Ливен, — альтернативные модернизации идеологии были попросту элиминированы... Экономические элиты России формируют мощный классовый интерес в мирном поддержании мировой рыночной экономики. В случае с Китаем это связано с зависимостью новых отраслей китайской индустрии от доступа на американский рынок»[491].

Образование всегда было основой национальной мощи Соединенных Штатов как лидера Запада. Выйдя в первой трети XX в. на первое место по индустриальным показателям, Америка занялась устройством своей образовательно-культурной системы. Именно в это время начальная стадия образовательного процесса оказалась переданной местным властям, местным школьным советам. Локальным «комъюнити» было позволено создавать школы по своему желанию; свободен был свой собственный подход организации школьной системы. В отличие от большинства стран, основывающихся на национальной системе или на системе отдельных «земель-штатов» (как в Германии), «внутренняя» Америка сама выбирала школьное расписание, обязательные учебники, характер оплаты учителей. Все это росло в объеме по мере переезда основной массы американского населения в ближние и дальние пригороды. После Второй мировой войны вокруг мегаполисов сформировались огромные пригородные районы.

И что же это значило для образования? Фактически это означало, что богатые люди отдельных графств, стремившихся поселиться рядом друг с другом, «облагали друг друга» сравнительно небольшими налогами и поддерживали образовательный процесс на приличном уровне. Богачи приглашали талантливых преподавателей, умелых школьных менеджеров, которые создавали внушительное расписание, солидный список предметов.