Сон в начале тумана - Рытхэу Юрий Сергеевич - Страница 12
- Предыдущая
- 12/132
- Следующая
— Руки и кости… — говорила Кэлена. — Одни лишь руки и кости. Белый человек вернется на свою землю. Может быть, ему сделают там новые руки, но те, что остались здесь, да не будут помехой нашим людям. Мы — люди тундровые, и жизнь у нас иная, чем у того, чьи руки остались здесь. Им будет покойно в снегу, а весной, когда солнце откопает их, придут вороны и поступят с ними на свой лад. Они мудрый народ, знают, что делать.
Кэлена повернулась к Орво:
— Повторяй за мной! Ты, кто не видит, но слышит нас! Пронеси мимо нас гнев белого человека, как проносится пурга весной. Мы спасли ему жизнь. Вразуми его и сделай так, чтобы он понял нас.
Орво повторял вслед за старухой слова, и ветер врывался ему в глотку, задерживал дыхание, забивал снегом рот. Орво плевался, но послушно повторял каждое слово старухи.
Странно, те заклинания, которые до сих пор знал Орво, чаще всего были набором непонятных слов, похожих то на корякские, то на эскимосские и даже на эвенские… Обычный человек не мог понимать их, даже если эти заклинания принадлежали ему и были получены в полную собственность от какого-нибудь шамана. А тут шаманка говорит обыкновенными словами, да еще в такой момент, когда хоронит части рук белого человека.
Закончив обряд, старуха притоптала снежный холмик и двинулась обратно, против ветра. Она шла, рассекая своим длинным тощим телом упругий, затвердевший воздух, шла ровно и упрямо, не сбавляя шага. Орво следовал за ее спиной, дивясь силе старухи.
Очищая себя от снега в чоттагине, Кэлена спросила Орво:
— Что вам обещали белые люди?
Орво перечислил будущую плату и добавил:
— Только боюсь, что ничего нам не будет. Не довезли парня до Анадыря.
— Да, — сочувственно протянула Кэлена. — Никогда не понять нас белому человеку.
Пурга утихла среди ночи. Проснувшись, Джон не услышал воя ветра и шелеста снега по крыше яранги. За кожаными стенами, за пологом из оленьих шкур, где храпели спящие, распростерлась тишина.
Джон с наслаждением прислушивался к тишине, к собственному душевному спокойствию, к постепенному приливу сил. Он чувствовал, что уже выздоровел: послеоперационная горячка прошла благодаря заботам старой Кэлены.
Шаманка часто наведывалась к больному, приносила какие-то снадобья, настои. Убедившись, что эти люди не желают ему зла, Джон доверился их заботам и сам теперь удивлялся, как он скверно о них думал. Правда, на его вопросы, что же сделала с руками шаманка, Орво отвечал уклончиво, ссылаясь на плохое знание английского языка. Джон пытался разговорить Токо, но тот отворачивался, едва только начинал догадываться, о чем спрашивал белый.
В пологе проснулись все разом. Женщина подошла к жирнику, сделала несколько энергичных движений зажигательной палочкой, и ровный свет мха, горящего в оленьем жиру, осветил меховой спальный полог.
— Вот поедим — и в дорогу! — весело сообщил Джону Орво. — Надо торопиться на побережье, пока лед обратно не подогнало. На таком ветру море чистое бывает до самого американского побережья… А вчера ты зря обидел Кэлену… Она сделала все, что смогла. И даже больше. На левой руке у тебя осталось два пальца, а на правой — половина мизинца и еще обрубочек среднего. Не совсем ты безрукий…
Одевшись с помощью Токо, Джон вышел из полога. На морозе он едва не задохнулся от свежести и невольно зажмурился от ослепительной белизны, хотя солнца не было и лишь по краю изрезанного дальним хребтом горизонта была разлита молочно-белая полоса — признак полярного зимнего дня.
Хозяин уже подогнал оленье стадо. Рогатые животные испуганно шарахались в сторону, едва человек приближался к ним. Чукотские олени отнюдь не были ручными. Поймав арканом упитанного бычка, хозяин подтянул его. Два молодых парня накинулись на оленя, повалили его на снег и вонзили ножи в шею. Женщина подставила под алую струю кожаный сосуд.
Оленя быстро освежевали. Джон пристально наблюдал за действиями кочевников, и хотя зрелище было не из приятных, Джон утешал себя мыслью о том, что это их образ жизни, их способ существования.
На нарте мальчишки подвезли прозрачный речной лед, женщины повесили над разгоревшимся костром огромный котел и разожгли еще костер. Помогавший свежевать оленя Орво бережно вскрыл желудок и вылил все, что в нем было, в котел. Женщина разбавила кровью содержимое котла и принялась перемешивать его руками, погружая их по локоть в кровавое месиво.
Несмотря на изрядный мороз, все мужчины ходили с непокрытой головой, женщины для удобства опускали рукава меховых кэркэров, выставляя наружу почти половину туловища.
Закололи еще несколько оленей поющее на корм собакам. Покончив с делом и приготовив нарты в дорогу, все вошли в чоттагин, освобожденный от собак, и уселись поближе к огню в ожидании еды.
Как обычно, перед Джоном лежал его сундучок и матерчатый мешок с запасами. Джон попросил Токо выложить все из мешка и из сундучка на низкий деревянный столик. Обитатели яранги явно заинтересовались неведомыми и странными вещами: кусковым сахаром, твердыми галетами, похожими на белые дощечки, и жестяными банками с консервированной едой.
Джон попросил позвать старуху Кэлену.
Шаманка пришла и уселась против Джона.
— Пусть она выберет то, что ей нравится, — сказал Джон.
Орво перевел, а Кэлена пристально поглядела на белого человека и погладила его по светлым волосам.
— Дашь то, что сам вздумаешь, — сказала Кэлена. — За мои труды не платят, ведь человеческую жизнь не продают и не покупают. Либо она есть, либо ее нет. По-другому не бывает. Каждый должен спасать жизнь другому. Правда, какой ты человек! Ты не сможешь прожить с нами, потому что не можешь добывать на жизнь для себя и будущих потомков. Но у своих ты, видно, не последний, потому что вон какие у тебя глаза — гордые да умные. Да, остался ты без рук, зато ума не лишился. Если он тебе поможет выжить в ваших краях — стало быть, я сделала доброе дело… А мы такие — шаманы. Нам велено делать людям добро — лечить, предсказывать погоду, усмирять злые силы. Трудная у нас жизнь. Мало радости, разве что когда видим, что человек поправляется или Наргикен жалует нам добрую погоду, теплую весну и тихую зиму. Будь счастлив, беленький. Попал ты к нам, к настоящим тундровым людям, ровно бурый медведь к белым…
Орво кое-как перевел слова старухи на английский.
Джон внимательно выслушал шаманку и старика, потом указал на пачку чая, иглы, сахар и, торжественно наклонив голову, велел все это взять шаманке.
Кэлена с достоинством приняла подарки.
Потом Орво разлил по чашкам бутылку водки.
— Дурная веселящая вода, — пояснил он и живо опрокинул чашку в широко раскрытый рот, а за ним — и остальные.
Токо протянул Джону его чашку.
Подали вареное мясо и кровавую похлебку.
Повеселевший от водки, Джон решил во всем следовать примеру своих спутников. Хозяин яранги принес костяную ложку и ловко прикрепил ее к культе шнурком из оленьих жил.
Кровавая похлебка слегка пригарчивала, но была вполне съедобна. С каждой ложкой вливались сытость и сила. Когда очередь дошла до мяса и свежего костного мозга, желудок Джона уже был переполнен. Однако спутники не только съели по нескольку огромных кусков оленьего мяса, оставив рядом груды добела обглоданных костей, но у них еще хватило сил опорожнить огромный чайник с круто заваренным чаем. С сахаром, однако, все обращались крайне бережно. Джон вытаращил от изумления глаза, когда Кэлена, вылив в себя чашек пять-шесть, закончила чаепитие и вынула изо рта тот самый крохотный кусочек, который перед тем откусила, и теперь старательно завернула его в тряпицу.
— Вот тебе на! — не удержался Джон и дал шаманке еще два куска сахару из своих запасов.
Отдохнувшие за пуржистые дни собаки хорошо тянули, и нартовый караван вскоре оставил далеко за собой стойбище и гостеприимную долину у подножия горных хребтов. Джон долго смотрел назад и видел в голубых сумерках дымы яранг. Какое-то новое, незнакомое чувство шевелилось у него в душе: то ли чувство благодарности к оставшимся людям, так тепло и участливо отнесшихся к нему, то ли предстоящая радость свидания с Хью Гровером, ожидающим его у мыса Энмын, или сознание того, что удалось увернуться от костлявой, которая уже совсем было занесла над ним кулак…
- Предыдущая
- 12/132
- Следующая
