Режиссерские уроки К. С. Станиславского - Горчаков Николай Михайлович - Страница 86

К. С. Очень рад. Очень приятно. Музыка мне нравится. Вы согласны со мной, как ее применять в этом спектакле?

В. А. Оранский. Вполне, Константин Сергеевич.

К. С. Я помню, вы написали очень удачную музыку к «Даме-невидимке»[57].

В. А. Оранский. Это моя музыка, Константин Сергеевич.

К. С. Очень хорошо, что вы работаете опять с нами. У театра должен быть свой композитор. Музыка в драматическом спектакле — это совсем особая музыка. Сац очень хорошо это понимал. Ну-с, до свидания. Желаю успеха.

Дружный хор голосов ответил:

— Спасибо вам, Константин Сергеевич, мы все сделаем. До свидания. Не забывайте нас…

Константин Сергеевич придерживался установленного им самим плана очень точно. Первая встреча с ним была посвящена репетиции картины в доме у графа де Линьер.

Пришел, как всегда, на репетицию и В. В. Лужский. В первый раз смотрела нашу работу Е. С. Телешева, которая должна была заменить в режиссуре спектакля П. А. Маркова, отошедшего в этот трудный по репертуару год от непосредственной режиссерской работы и всецело отдавшегося поискам новых современных пьес и работе над ними с молодыми советскими писателями и драматургам».

— Мы проведем репетицию в фойе, — предупредил нас К. С. — Перенести ее на сцену ничего не будет стоить, если она заладится в фойе. Но в своем роде это самая трудная картина в пьесе, так как она построена целиком на диалоге, насыщенном внутренним действием, внешнее же действие в этом диалоге крайне скупо.

Прежде чем перейти непосредственно к репетиции по тексту этой картины, попрошу исполнителей ответить мне: отношения между вами тремя — отцом, матерью и сыном — вам исчерпывающе ясны?

— Ясны, Константин Сергеевич.

— Сюжет и интрига картины вам совершенно понятны?

— Понятны, Константин Сергеевич, мы много думали над этой сценой, говорили о ней с режиссерами.

— Очень хорошо. Внутренние побуждения, которыми руководится каждый из вас, добиваясь своей цели в этой картине, для вас, актеров, так же убедительны, как они убедительны для ваших действующих лиц?

— Да, мы хотим, как актеры, того же, чего хотят наши герои.

— Проверим. Ольга Леонардовна, чего вы хотите в этой картине?

— Я хочу, чтобы Роже был чистым душой и телом человеком. Чтобы он не шел дорогой отца и не повторил моих ошибок молодости. Я хочу ему счастья, хочу, чтобы все то ужасное, что окружает нас, не коснулось его.

К. С. Очень хорошая и действенная задача. Отлично. Теперь я верю, что вы актерски подготовлены к репетиции. Скажите только, какое место в этой сцене каждый из вас для себя считает самым сильным, важным, волнующим его?

О. Л. Книппер-Чехова. Когда я узнаю, что моему сыну Роже известно все мое прошлое.

К. С. Точнее: какая фраза, какая мысль наиболее ярко выражает это по тексту пьесы?

О. Л. Книппер-Чехова: «Роже! Ты знаешь?!..» и слова, которые произносит Роже: «Вот какое страдание вы умели перенести во имя любви!»

К. С. Очень хорошо, что, кроме своего текста, вы считаете крайне важным для себя и текст партнера. Какой текст определяет столь же сильное место в роли графа де Линьер в этой сцене?

В. Л. Ершов. «Вот ее адрес» — это слова Роже. «Вот он!», то есть опять-таки адрес Генриэтты, — это мои слова, когда я беру бумагу с адресом со стола жены, и «Вот адрес Генриэтты Жерар» — слова сыщика Пикара, когда мои первые две попытки узнать адрес потерпели крах.

К. С. Я полагаю, вы на верном пути. Задача ваша именно такова — адрес! Во что бы то ни стало ее адрес! В этом адресе страсть к девушке, ненависть к жене, презрение к сыну… А у Роже какое самое сильное место в сцене?

П. В. Массальский. «Я горжусь моим разрывом с вами! Арестуйте меня! Это очистит меня в глазах тех, кто ставит мне в упрек мое происхождение!»

К. С. Несколько декларативно, но пусть останется на вашей совести. Найдете лучшее место, которое захватит вас сильнее, — скажите нам…

П. В. Массальский. Я подразумеваю под разрывом с отцом не только политический смысл этой декларации, как вы сказали, Константин Сергеевич, но и мое решение уйти к Генриэтте, жить с ней, для нее, жениться на ней…

К. С. Это уже ближе к цели. Итак-с, вы знаете свои главные задачи, знаете, в каких отношениях друг к другу, мыслях, словах они выражаются наиболее ярко. Как первое упражнение к диалогу, я попрошу вас весь текст картины один раз проговорить подряд и везде, где вы сочтете нужным, под все второстепенные мысли и фразы подставить главные мысли и фразы. Постарайтесь весь текст сказать, как говорится, на «подтексте» главных, связывающих вас друг с другом отношений, мыслей и задач.

Актеры немедленно попробовали исполнить задание Станиславского. Во многих случаях отдельные куски текста и моменты внутреннего действия стали гораздо насыщенней, но вся сцена в целом как-то сразу отяжелела.

— Теперь сделаем другое упражнение, — сказал Станиславский, — в добавление к первому. Какие у вас установлены куски в этой сцене?

Н. М. Горчаков. Первый кусок — разговор графа де Линьер с его женой о том, что у Роже появилась новая любовница, и просьба графа увезти Роже из Парижа.

К. С. Как у вас называется этот кусок?

Н. М. Горчаков. «Оскорбленная невинность». Это ироническое название определяет линию поведения графа, который, будучи сам во всем виноват, клевещет на Роже.

К. С. Актеров удовлетворяет это название?

В. Л. Ершов. Меня — вполне, так как я прикидываюсь любящим отцом, чтобы узнать, подслушать во время объяснения моей жены с сыном, куда последний спрятал Генриэтту.

О. Л. Книппер-Чехова. Меня — тоже, потому что я чувствую, что в словах мужа есть какая-то доля правды, но в то же время понимаю, что он со мной неискренен, что он чего-то добивается, не желая мне сказать всю правду.

К. С. Вы можете проговорить весь текст этого куска глазами? Не произнося вслух ни одного слова, но про себя говорить весь текст, обращаясь к тем же объектам, к которым вы обращались бы, говоря его вслух?

По наступившей небольшой паузе Константин Сергеевич понял, что его задание не совсем ясно актерам.

— Что-нибудь непонятно? — спросил он.

В. В. Лужский. По-моему, неясно, Константин Сергеевич, как будет узнавать один из собеседников, что другой кончил свою фразу, то есть произнес ее про себя.

К. С. Он должен это узнавать по разным крупным и мелким признакам. Весь вопрос заключается в предельном внимании друг к другу. Вам случалось, наверное, сидеть зимой у окна. Рамы наглухо замазаны, звук человеческого голоса с улицы не доносится. И тем не менее вы с громадным интересом следите, как против вашего окна встретились молодая девушка и средних лет мужчина. Они здороваются, пожимают друг другу руки, спрашивают друг друга, кто куда идет, как попал именно сюда, в Леонтьевский переулок. Это вам все абсолютно понятно, так как эта часть их разговора сопровождается крупными движениями, улыбками, поворотами головы, жестом руки. Чтобы точно угадать первые слова их встречи, вам не надо их слышать. Но вот наступает следующая фаза их встречи. Они вас заинтересовали, вы очень хотели бы услышать их разговор, хотя бы потому, что в их наружности что-то привлекает ваше внимание. «Так досадно, что это не весна, когда окна раскрыты и в сумерках, оставаясь скрытым занавеской окна, можно услышать столько интересного», — думаете вы, ни секунды не упрекая себя в любопытстве, в страсти подслушивать, подглядывать жизнь в любую щелку. Впрочем, для актера и художника это ведь естественное любопытство, почти профессия — наблюдать жизнь.

Но сейчас зима, окна не раскроешь, и вы с удвоенным вниманием начинаете всматриваться в беседующую на морозе парочку. Вы уже не следите за движением их губ, они вам не нужны. Все свое внимание вы переносите на глаза девушки и ее собеседника, и через две-три минуты пристальнейшего наблюдения вы с удивлением замечаете, что, не слыша их, понимаете, о чем они говорят.