Наследники Тимура - Валевский Александр Александрович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/45
• Следующая

— Есть! — одобрил Иван Никанорович. — Кстати, забыл вам сказать… — спохватился он. — Из райкома комсомола звонили, и инструктор ко мне в контору заходил. Оказывается, Громов делал на бюро райкома комсомола сообщение о наших тимуровцах, ну, и о клубе, конечно. Его там сильно поддержали, обещали всяческую помощь. Вот инструктора прислали. Видите, сколько у нас союзников стало. А что, может, прихватить инструктора-то в нашу бригаду, а?

— Да, да! Непременно! — поддержал Сергей Назарович. — В таком деле райком комсомола будет нашим главным союзником.

Казалось бы, вопрос приобретал некоторую ясность… Но в течение двух дней после этого разговора возникли новые осложнения. Отец Зойки Дыбиной купил машину «Победу». В доме не было гаража. Котельная весьма подходила для этой цели. Заручившись согласием еще двух владельцев автомобилей, которые не знали, где держать свои машины, артист Дыбин добился в исполкоме райсовета предписания домоуправлению — предоставить помещение котельной владельцам автомобилей для оборудования за их счет гаража.

Второй удар Иван Никанорович получил из управления пожарной инспекции. Инспекция отказывалась дать разрешение на открытие в котельной клуба, если в помещении не будет запасного выхода. Это уже было серьезное дело. Запасной выход можно было проложить только через дворницкую.

«Ничего», — подумал Иван Никанорович. — Добьемся перелома в нашу пользу! Верно говорит Сергей Назарыч: «Дело правое!»

Спустя два часа Ивану Никаноровичу позвонили в домоуправление из Смольного. Прием был назначен на завтра в десять часов утра.

— Нет, мамочка, напрасно ты утаиваешь от меня свои волнения и неприятности! — Я же не маленькая, — все вижу! — говорила Аня, разгуливая в обнимку с матерью по комнате. — От отца нет известий… Где он? Что с ним? Мы не знаем. Но ведь это не впервые. Нам бы уже пора привыкнуть. А может быть, ты знаешь больше, но просто не хочешь меня волновать?

— Нет, нет, что ты, голубка моя! — забеспокоилась Нина Сергеевна.

Она мягко прижала дочку к себе, заглянула ей в глаза, но ненадолго, тихо отвела взгляд, словно боялась, что Аня прочтет все ее тревоги.

За последние дни Нине Сергеевне стоило больших трудов сохранять самообладание. Заботы о здоровье дочери, тревога за мужа не покидали ее ни днем ни ночью. Она начала страдать бессонницей. Не отдохнувшие за ночь нервы давали себя знать. Но по внешнему виду никто бы не сумел определить, что творится у нее на сердце. Она умела владеть собой.

Аня, хорошо знавшая мать, прочитала эту тревогу по мелким, еле заметным черточкам, незаметным для чужого глаза. Часто, просыпаясь во время болезни по ночам, она видела, что мать не спит, вздыхает в тревожном раздумье, а днем бежит на каждый звонок у двери, надеясь увидеть почтальона.

Только Николка не ощущал никакой тревоги. Придя из школы, он быстро приготовлял уроки и, надев коньки, удалялся на открытый тимуровцами каток или пропадал у своих новых друзей. Видимо, там было много интересных и увлекательных дел, потому что он являлся домой радостно-возбужденным, принося такой аппетит, которому можно было только позавидовать. Во время еды он непрерывно рассказывал о наследниках Тимура и хвалился, что его тоже скоро примут в отряд. Игорь Бунчук уже обещал назначить его дежурным по охране порядка на катке.

Николка не задумывался над тем, как живут его близкие, и втайне был даже рад, что сестра не проверяет теперь его уроков. Впрочем, это длилось недолго. Как-то с запиской от Толи Силаева пришел очень серьезный высокий мальчик. Он назвался Мишей Карасевым и, не вдаваясь ни в какие посторонние разговоры, потребовал показать тетради и дневник. С тех пор этот Миша, которого Николка прозвал «жирафом», не оставлял своего подопечного в покое. Однажды, когда Николке не давались задачи на части, Миша просидел с ним почти два часа, терпеливо и настойчиво объясняя.

Силаев при встрече всегда спрашивал Николку:

— Как мой учитель? Хорош?

Николка жаловался на придирчивость «жирафа», на что Толя отвечал: «А ты как следует занимайся, тогда он перестанет к тебе ходить и мы примем тебя в отряд наследников Тимура!»

Николка был так поглощен своими делами, что почти не замечал ни болезни сестры, ни тревог матери. Он только очень испугался, когда Аня пришла из больницы замерзшая и трясущаяся от озноба. А больше всего он перетрусил в день похорон Марии Кирилловны. Ане стало очень плохо. Резко подскочила температура. Во сне Аня бредила, кричала какие-то страшные, непонятные слова и вскакивала с кровати. В этот день Аня напугала и мать. Нина Сергеевна сидела всю ночь напролет, меняя компрессы и обтирая обильный пот, успокаивая больную тихими, ласковыми словами.

Анины подруги винили во всех этих злоключениях «окаянную болтунью» Лизу Гречик и угрожали свирепо с ней разделаться.

Ночной приступ был по существу кульминацией кризиса, после которого Аня стала быстро поправляться. Она даже отказалась ехать в зеленогорский санаторий и на все просьбы матери отвечала:

— Ну, мамочка, милая моя, пойми, — я здорова! Какой там санаторий! Все мои дела запущены: и школа и рисование. Надо подгонять. Не оставаться же, в самом деле, на второй год! Никуда я не могу поехать!

И вот они ходили сегодня обнявшись и утешали друг друга. Дочь беспокоилась об отце и матери. Мать тревожилась за дочь и мужа.

— Все будет хорошо! Верь, мамочка!

Аня крепко поцеловала мать и ласково прижалась к ней.

— Послезавтра я иду в школу. А завтра ранехонько утром, чуть свет, раздастся звонок. Мы обе, и ты и я, бросимся к двери… И представь нашу радость: почтальон раскрывает свою маленькую сумочку и вручает нам телеграмму, в которой сказано черным по белому, что «Новая Ладога» благополучно следует к родным берегам.

— Дорогая моя девочка! — радостно улыбнулась Нина Сергеевна. — Так именно и будет!

Ей еще хотелось сказать, что скоро все они вновь окажутся вместе, здоровые и веселые… Но в это время раздался звонок. В переднюю ввалился Николка, раскрасневшийся от мороза и возбуждения, с шапкой на затылке. Он запыхался, шмыгал носом, вертел над головой узкой четвертушкой бумаги и заливисто кричал:

— От папки! От папки! Танцуйте! Так не дам!

— Телеграмма! — ахнула Нина Сергеевна. — Где ты ее взял? — протянула она руку.

Николка увернулся.

— Лежала в ящике… Так не дам. Танцуйте же! — повторял он.

Телеграмма была от капитана Баранова. Он сообщал, что «Новая Ладога» прошла острова Зеленого Мыса и к Новому году надеется пришвартоваться у родных берегов.

— Николка, молодец! — крикнула радостно Аня. — Иди сюда! Я покажу тебе, где эти острова Зеленого Мыса.

Они оба, пританцовывая, ворвались в комнату.

На стене висела роскошная огромная карта Атлантики.

«Новая Ладога» шла вдоль берегов французской Западной Африки.

Со стороны могло бы показаться, что каждый день и каждый вечер, загруженные до предела занятиями в школе, домашними заданиями и тимуровскими делами, могли бы утомить Гришу Буданцева. Однако это было не так. Буданцев не мог сидеть без работы. В гуще дел он чувствовал себя, как рыба в воде.

Приход девочек в отряд был ознаменован рождением новой идеи — организовать передвижную стенгазету. Выход — раз в месяц. В продолжение этого срока газета должна «гулять» по квартирам читателей. Штаб отряда назначил редактором газеты Тосю Пыжову; Наташку — заведующей литературной частью. Ане Барановой поручили руководство всей иллюстративной частью. Но девочки еще плохо знали отрядные дела и порядки, поэтому в редакционную коллегию был введен Толя Силаев.

Игорь Бунчук выговорил в будущей газете специальный «отдел происшествий». Звено СМ обязалось снабжать его интересным материалом.

• Предыдущая
• 33/45
• Следующая