Заколдованные сокровища - Тарасенка Пятрас - Страница 5

• Предыдущая
• 5/25
• Следующая

Прошло несколько лет. Встретились мы однажды с Тарулисом в корчме, выпили, разговорились, и тут он признался, как разбогател. «Встаю, — говорит Тарулис,— как-то рано утром (дело летом было), смотрю — посреди избы дохлая собака лежит: кто-то ее в окно швырнул. Ну, думаю я, это проделка Ионаса, сынишка моего соседа забавляется. Подожди, чертенок, поймаю тебя — шкуру спущу! И пихнул собаку ногой. Смотрю, из этой собаки золотые монеты посыпались. Целую кучу собрал!» — хвастался Тарулис.

Тогда я не сказал Тарулису, что собаку я сам в окно бросил. Глупости своей постыдился. Ведь в шкуре той собаки золотые монеты были спрятаны, а я настоящий клад за дохлую собаку принял и своими собственными руками Тарулису в избу бросил. А он до сих пор не знает, чье богатство в своей избе нашел. Видно, тот клад действительно был заколдован и дался в руки тому, кому судьбой был предназначен. А судьба предназначала его Тарулису. Но мне не жалко, что я свое счастье упустил. У Тарулиса сердце доброе, он беднякам помогает, пусть тот клад ему на пользу пойдет...

Но не только сказками и преданиями покорял старик Ила своих слушателей. Он хорошо знал прошлое Литвы, и его можно было бы назвать первым нашим учителем истории.

Как-то в воскресенье собрались мы, дети, у Илы. А он такой серьезный был в тот день. Но не прогнал нас, а взглянул только мельком и спрашивает:

— Ну, а князь Гедимин чем знаменит был?

На этот вопрос Илы ни я и никто из нас не смог ответить. Были среди нас ребята взрослые, но никто никогда и не слыхивал о князе Гедимине.

Тогда надел Ила большие очки и медленно начал читать нам историю Литвы, написанную Симонасом Да-укантасом.

Вот каким был старик Ила, бывший панский «бегун», книгоноша, «живая история» нашего городка, первый наш учитель.

ИСКАТЕЛИ ЗАКОЛДОВАННЫХ СОКРОВИЩ

— Эй, чего ты у берега барахтаешься? Там только куры купаются! Плыви сюда! Или испугался? — крикнул с другого берега спокойной, но глубокой реки Айтра черный от загара мальчуган лет двенадцати—тринадцати. Сам он, только что переплыв десятиметровой ширины речку, сидел, отдуваясь, на берегу и смотрел на другой берег, где плескался гимназист. Гимназисту, наверно, было столько же лет, сколько и загорелому мальчугану.

— Думаешь, я плавать не умею или боюсь? — сердито ответил гимназист. Слова незнакомого мальчишки, видимо, глубоко задели его. — Думаешь, я не могу переплыть эту речушку? Одним махом!

Хотя у гимназиста смелости было довольно, но сил у него хватило ненадолго, а главное — у него не было сноровки. Скоро стало ясно, что пловец он никудышный: он так сильно бил по воде руками и ногами, что поднимал целые фонтаны брызг, и окуни, спокойно дремавшие на дне реки, с испугу разбегались во все стороны. Но смельчак, хоть и очень медленно, продвигался вперед. Казалось, до берега рукой подать, но на самом деле желанный берег был еще очень далеко. Вдруг мальчик понял, что ему не переплыть речку. Он сразу ощутил большую усталость, тело сделалось каким-то тяжелым, и он стал погружаться в воду. Собрав последние силы, гимназист еще пытался плыть; но вот он почувствовал, будто кто-то стиснул его тело и потащил в глубину. Скрывшись под водой, он все же вынырнул на поверхность, и тут опять услышал слова мальчишки:

— Да ты не только плавать, но и нырять умеешь! Настоящая рыба!

Но эти слова не прибавили сил пловцу.

— Тону, спасай!—успел крикнуть он и опять с головой ушел под воду. Теперь загорелый мальчуган понял, что гимназист не шутит. Не раздумывая, он прыгнул в воду, быстро подплыл к гимназисту и стал вытаскивать его из воды. Почувствовав, что его спасают, гимназист бессознательно ухватился за руки спасителя. Перебирая в воде одними ногами, мальчик изо всех сил пытался освободить свои руки, но гимназист стиснул их будто клещами. На самом глубоком месте реки двое утопающих подняли настоящую борьбу. То один, то другой с головой уходили под воду, потом показывались на поверхности, чтобы отдышаться, и опять скрывались под водой. Загорелый мальчуган перепугался не на шутку и начал кричать, чтобы гимназист отпустил его руки, но тот что-то рычал сквозь стиснутые зубы, а рук не отпускал. Наконец спасителю удалось освободить одну руку, и он медленно продвигался теперь к берегу, волоча за собой гимназиста. Мальчик совсем выбился из сил. Но вот — о счастье! — его нога почувствовала под собой дно. Тогда он поднялся во весь рост, поднатужился и вытащил на берег уже ничего не соображавшего гимназиста.

Бледный гимназист лежал неподвижно и, широко раскрыв рот, дышал тяжело, как рыба, выброшенная на берег. Вода текла из его рта.

— Никогда бы не подумал, что ты такой тяжелый! Настоящая глыба, с места не сдвинешь. Чуть не утопил меня, — сказал загорелый мальчуган.

— Правда? Я понял, что тону, и перепугался. А потом уже больше ничего не помню.

— Ведь ты и плавать-то совсем не умеешь, а захотел такую широкую реку переплыть! Если не умеешь, так и барахтайся себе у берега.

— А ты чего смеешься надо мной?

— Как же не смеяться? Гимназист, все науки изучил, а у берега брызгается, плавать не умеет!

Гимназист обиделся и заплакал.

— Ну, что ты... как маленький!

— А чего ты смеешься?

— Ну, перестань, не буду! Хочешь, я научу тебя плавать?

— Правда?

— Правда! Если хочешь, так и сейчас!

Гимназист смахнул слезу:

— Спасибо. Будешь дружить со мной?

— Ладно. Меня зовут Владасом... а тебя как?

— Пятрасом.

Так в теплый солнечный летний день познакомились двенадцатилетний гимназист Пятрас, сын недавно приехавшего в городок доктора Йонайтиса, и пастух Вла-дас, сын вдовы Антанене, бедной поденщицы.

Мальчики прыгнули в воду, и Владас начал обучать Пятраса искусству плавания. Хотя Владас был не ахти каким учителем, однако Пятрас быстро понял, как нужно действовать руками и ногами, чтобы удержаться на воде и плыть. Скоро Пятрас уже довольно хорошо плавал у берега, но отплыть чуть дальше пока еще не решался.

Накупавшись вволю, ребята вылезли из реки. Пятрас надел красивую гимназическую форму—белую гимназическую блузу со светлыми серебряными пуговицами, синие брюки — и подпоясался ремнем. Ботинки и фуражка с большой гимназической бляхой завершали его наряд. Теперь перед Владасом стоял настоящий паныч. А Владас надел грязные заплатанные штаны из грубого полотна, такую же рубашку, накинул на плечи отцовский пиджачок — совсем старенький, заплата на заплате; голову же прикрыть было нечем.

Разговаривая, мальчишки зашагали в городок.

— Ты что делаешь летом? — спросил Пятрас.

— Пасу коз и коров. Знаешь что, Пятрас, приходи к нам на пастбище! Не пожалеешь. Костер разведем, покажем тебе козла Менделя и журавля Йонаса. Увидишь, какие они штучки откалывают! Не зря учили их уму-разуму. Придешь?

— Хорошо, приду!

— А ты в каком классе учишься? — спросил Владас, поглядев на друга.

— В третий перешел.

— Знаешь что, Пятрас, когда придешь на пастбище, принеси мне какую-нибудь книгу. Я очень люблю читать. У тебя есть книги?

— У меня много книг, отец покупает. Я принесу тебе. А ты умеешь читать?

— Умею. Два года в школу ходил, научился. Зимой в школе книги брал, а сейчас учитель не дает. Принеси, очень хочется почитать! —сказал Владас, и глаза у него заблестели.

— Хорошо, принесу!

Дойдя до городка, мальчики разошлись.

Дома Пятрас ни словом не обмолвился о том, как он едва не утонул, а начал хвастаться, что он уже хорошо плавает. Мать наказала ему, чтобы он был осторожен, далеко не заплывал.

На другой день Пятрас взял несколько книг и пошел к Владасу. Городские пастбища тянулись на большое расстояние. Равнины, холмы, чахлые кустарники... Только вот травы почти не было. После дождя в лощинах то тут, то там вдруг вспыхнет яркая молодая зелень, но коровы и козы тут же ее уничтожали. Одни только кусты репейника гордо тянулись вверх. Местами это были настоящие заросли, потому что скотина никогда, даже если была голодная, не трогала их. Не найдя травы, коровы, а особенно козы грызли горькую кору ольхи.

• Предыдущая
• 5/25
• Следующая