Леонардо да Винчи - Дитякин Валентин Тихонович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/39
- Следующая
Леонардо старательно ловит и собирает всякую живность и несет ее домой. Постепенно его комната наполняется множеством хамелеонов, змей, стрекоз, кузнечиков, ящериц, летучих мышей. Все это ползает, движется, вступает между собой в борьбу, нападает, защищается.
Целыми днями, отрываясь лишь на короткий срок, чтобы перекусить, Леонардо наблюдает этот странный мир. Он делает множество зарисовок.
Никто из приятелей не решается даже входить в его комнату: здесь, рассказывает старинный биограф Леонардо, стоит такой смрад, что только великая любовь к искусству давала художнику силы выносить его и изо дня в день терпеливо и настойчиво продолжать свои наблюдения.
Наконец работа была закончена. Однажды утром снова раздался знакомый стук в дверь.
— Обождите минутку, батюшка, — попросил Леонардо.
Быстро схватив щит, он поставил его на мольберт так, чтобы свет падал не прямо, а чуть сбоку. Затем так же быстро вернулся к двери и открыл ее.
Сэр Пьеро перешагнул через порог, на миг остановился и тут же резко отпрянул.
— Что это, что это? — забормотал он. Затем глубоко вздохнул, выпрямился, взглянул еще раз и снова отшатнулся. — Что это такое? Что это за чудовище?
Только увидев спокойно стоящего сына, он окончательно пришел в себя. Вытянув вперед руки, как бы защищаясь от чего-то, сэр Пьеро сделал шаг к мольберту.
— Боже! Какой ужас! — воскликнул он.
Из глубины пещеры, чуть озаренной лучами заходящего солнца, прямо на него выползал какой-то страшный зверь. Длинное гибкое тело извивалось могучими кольцами. Разинутая пасть изрыгала огонь. Тонкий, длинный язык шевелился, с него падали тяжелые капли ядовитой жидкости. Дым из ноздрей, казалось, наполнил всю комнату.
— Уф-ф! — тяжело вздохнул сэр Пьеро. — Вот черт, напугал как!..
Глядя на отца, Леонардо весело улыбался. Он был доволен: он достиг
того, чего хотел.
— Это ты, ты сделал это? Какой ужас! — сказал сэр Пьеро, и лицо его сморщилось от отвращения.
— Да, батюшка, — отвечал Леонардо. — Возьмите щит и отдайте Джузеппе. Эта вещь действительно служит тому, для чего она сделана.
— Ну, этото-то ты достиг вполне!
Верно? Неужели это так? — спрашивал Леонардо.
— Да, уж куда тут, так напугал, что я и до сих пор не могу отдышаться... Вот оно, каково действие-то, — закончил он, явно гордясь своим сыном.
Веселый и довольный, сэр Пьеро взял щит и вышел.
Леонардо немало был огорчен, когда отец признался ему, что он не отдал щит Джузеппе, а продал его купцу за сто дукатов — огромная по тем временам сумма. «А купец, вот ловкач, — об этом сэр Пьеро говорил уже с досадой, — вскоре перепродал щит миланскому герцогу за триста — подумай только, Леонардо! — за триста дукатов!»
Узнав, что щит, таким образом, не дошел до Джузеппе, Леонардо вылепил фигуру косули и послал ее старому другу.
Впоследствии, когда Леонардо стал прославленным художником и имя его гремело не только по всей Италии, но и в Европе, старый охотник подводил своих гостей к полочке, на которой стояла косуля, такая живая, что казалось — вот-вот она прыгнет и исчезнет, и на вопрос, откуда у него такая чудесная вещь, с чувством большой гордости отвечал:
— Это сделал мне в подарок тот самый Леонардо из Винчи!
УЧЕНИК, ПОБЕЖДАЮЩИЙ своего учителя
СНОЕ солнечное утро. Улицы были еще почти пусты, когда Леонардо совершал свою обычную утреннюю прогулку. Она была ему необходима и для того, чтобы освежиться после сна, и для того, чтобы обдумать предстоящую днем работу.
Леонардо работал в мастерской Верроккио уже десятый год. Срок обучения давно закончился, но Леонардо еще не решался покинуть своего учителя. Знания Верроккио во всех областях искусства были так обширны, его рассуждения так глубоки, что Леонардо готов был слушать их часами. По-прежнему в мастерской шли жаркие споры об искусстве. Уходили, кончив годы учения, одни, на их место (приходили другие, но споры не прекращались.
Для Леонардо давно уже стало ясно, вокруг чего идут эти споры, откуда такая ярость спорщиков, их наскоки друг на друга и крики до утра. Хотя новое, реалистическое искусство побеждало, но не все еще было понятно.
Бродя по пустынным улицам, Леонардо вспоминал вчерашний вечер.
Собрались, как обычно, в таверне «У старого каштана». Большая комната с низко нависшим закопченным потолком. В конце ее — высокий прилавок, за которым стоит знакомый всем художникам Кривой Якопо. Если судить по количеству ежедневно выпиваемого здесь вина и съедаемых кушаний, этот добродушный толстяк уже давно должен был бы стать богачом, купить себе хороший домик и спокойно жить, ничего не делая.
Однако вот уже сколько лет он все еще стоит за своей стойкой. Причина этого проста: Кривой Якопо — страстный поклонник живописи. Он знаком со всеми художниками Флоренции, знает не только все написанные ими картины, но и все, что было задумано, начато, но не закончено. Он гордится тем, что имел счастье пожимать руку виднейшим мастерам Италии.
Якопо любит помогать молодым художникам. Когда он видит человека с ввалившимися щеками и лихорадочно блестящими глазами, он подходит к нему и, не говоря ни слова, ставит перед ним фляжку вина, хлеб и сыр. «Повезет — заплатит», — думает он. И правда, бывали случаи, когда внезапно исчезнувший из Флоренции молодой художник возвращался сюда через несколько лет знаменитостью, шел в таверну Кривого Якопо и вручал ему мешочек с золотом...
Когда Леонардо вчера пришел в таверну, почти все столы уже были заняты. Служанки едва успевали подавать вино и сыр. Несколько человек, сгрудившись вокруг большого стола и горячо жестикулируя, кричали во весь голос. Леонардо прислушался к спорившим.
Спор шел о пейзаже. Высокий, стройный юноша, один из ярых последователей Боттичелли, влюбленный в каждый его штрих, сердито говорил о том, что пейзаж не имеет значения, что важны только человеческие фигуры.
Он приводил в пример картины своего учителя и несколько раз с запальчивостью повторил его фразу:
— Изучение природы напрасно. Достаточно бросить в стену губку, пропитанную различными красками, и она оставит на этой стене пятно, которое и будет представлять собой красивый пейзаж.
При всем своем уважении к Боттичелли Леонардо был крайне возмущен этими словами. Так вот до чего доходят противники изучения природы — до едких насмешек над поисками истинного искусства!
Он вмешался в спор. Спокойно и хладнокровно — Леонардо вообще волновался очень редко, а в спорах старался быть еще сдержаннее — он говорил о том, что без глубокого изучения природы невозможно создать подлинно художественное произведение.
Он говорил о том, как бесконечно разнообразны явления природы, сколько красоты, настоящей, а не выдуманной, заключено в ней.
— Великая любовь, — утверждал он, — порождается великий знанием того предмета, который ты любишь, и если ты его не знаешь, то... не можешь любить.
И, когда ему возражали, что настоящему художнику достаточно только одного взгляда на природу, он отвечал:
— Мастер, который внушает себе, что он может удержать в памяти все формы и произведения природы, кажется мне в высшей степени невежественным, ибо произведения природы бесконечны, а память наша не так необъятна, чтобы ее хватило на все.
Размышляя о вчерашнем разговоре, Леонардо вспомнил, как некоторые художники смеялись над тем, что он, Леонардо, никогда не расстается с записной книжкой. Они удивлялись тому, как жадно собирает он материал, и утверждали, что для создания картины достаточно одного воображения.
Леонардо только улыбался в ответ на эти слова: он понимал, как далеко ушел он от многих своих товарищей.
* * *
Когда Леонардо вошел в мастерскую, ему сообщили, что Верроккио нет, что он уехал куда-то договариваться о большом заказе. Рисовать Леонардо почему-то не хотелось, и он занялся математикой. Погруженный в вычисления, он не слышал, как подошел к нему возвратившийся Верроккио, и только слова учителя: «Где же ты прячешься, Леонардо?» — заставили его поднять голову.
- Предыдущая
- 9/39
- Следующая
