Рыцарь Таверны - Sabatini Rafael - Страница 39

• Предыдущая
• 39/40
• Следующая

Криспин остановил его жестом руки:

— Я и не думал опасаться. Я рад оказать вам услугу. — Он сунул руку в карман и вытащил кольца, серьгу и медальон, которые раньше принадлежали молодому джентльмену. — Возьмите, сэр, ваши безделушки.

— Сэр! — воскликнул Форстер, смущенный подобной щедростью. — Это благородный поступок! Я ваш должник, сэр, чтоб меня сожрали крысы! Я сейчас же напишу вам расписку. Во сколько вы оцениваете эти драгоценности?

— Минуточку, мастер Форстер, — прервал его Криспин, которому в голову пришла очередная идея. — Вы упомянули лошадей. Они свежие?

— Как июньские розы.

— И вы возвращаетесь в Лондон, не так ли?

— Совершенно верно.

— Когда вы собираетесь выехать?

— Завтра.

— Прекрасно, сэр. В таком случае у меня есть к вам одно предложение, после которого отпадет надобность в расписке. Одолжите мне ваших лошадей до Харвича. Я обязуюсь выехать немедля.

— Но твоя рана! — воскликнула Синтия. — Ты еще слишком слаб.

— Слаб? Только не я. Я снова бодр и здоров. Моя рана — это не рана, а царапина. — Он рассмеялся и, пригнув к себе ее голову, прошептал:

— Наш отец. — Затем он вновь обратился к Форстеру:

— Сэр, на конюшне стоит четверка моих лошадей, на которых вы завтра можете добраться до Харвича, где обменяете их на своих собственных. Они будут ждать вас в трактире «Гартер Инн». За эту услугу, которая для меня имеет поистине неоценимое значение, я охотно отдам вам обратно ваши безделушки без всякой компенсации.

— Пусть меня сожрут крысы, сэр! — воскликнул Форстер. — Это слишком великодушно, клянусь честью. Я не могу согласиться на это, пусть меня сожрут крысы, не могу!

— Я повторяю вам, сэр, что ваша услуга будет для меня неоценимой, в сотню раз дороже стоимости ваших драгоценностей.

— Вы получите лошадей и расписку, — твердо сказал Форстер.

— Ваша расписка не будет иметь цены для меня, сэр. Завтра я намереваюсь покинуть Англию, и неизвестно, когда вернусь.

Под конец сделка все же состоялась. Синтия разбудила свою служанку, лошади были запряжены в коляску Криспина, и он, тяжело опираясь на палку Форстера, спустился вниз и занял место в экипаже.

Оставив лондонского щеголя у дверей «Саффолк Армз» превозносить щедрость Криспина, они устремились сквозь ночь по направлению к Инсвичу.

В десять утра они были уже в Харвиче у дверей трактира «Гартер Инн». Но тяжелое путешествие так измотало Криспина, что он не смог самостоятельно добраться до постели. Он очень тревожился по поводу корабля «Леди Джейн», будучи не в состоянии лично отправиться в гавань и навести о нем справки, как вдруг некий здоровенный краснолицый человек осведомился, не он ли является сэром Криспином Геллиардом. Прежде чем Криспин сумел ответить, мужчина добавил, что его зовут Томас Джексон, он владелец «Леди Джейн», чему Геллиард несказанно обрадовался.

Но когда он, наконец, уже лежал в каюте шкипера, мысль о его теперешнем положении наполнила его душу удовольствием, смешанным с горечью. Он уезжал, чтобы привезти Синтию своему сыну, он дал честное слово, что сделает это. И как он мог выполнить клятву?

В какой-то момент он даже пожалел, что парень, ранивший его в плечо, не взял прицел чуть пониже, тем самым решив все проблемы этой гнусной жизни.

Тщетно пытался он утешить себя мыслью, что Синтия любит его, что его сын ничего для нее не значит и что она никогда бы не согласилась поехать с ним, если бы знала об истинной цели этого путешествия.

Нет, он поступил подло, и его вина отягощалась еще целым рядом обстоятельств. На мгновение он почти струсил. В его голове мелькнула мысль приказать Джексону миновать Кале и отправляться в какой-нибудь другой портовый город. Но затем он выбросил эту трусливую мысль из головы и решил рассказать сыну правду, что бы ни случилось. Мечась в бреду в каюте шкипера, он чувствовал, что его отношение к Кеннету переросло почти в ненависть. Он помнил его только как слабое низкое создание, фанатика, предателя и даже лицемера.

Паруса поймали свежий ветер, и к вечеру Синтия зашла в каюту, чтобы возвестить о том, что на горизонте показался берег Франции.

Ответом ей был вздох, и, когда она спросила его, в чем дело, он только грустно улыбнулся. Мгновение в нем боролось искушение рассказать ей обо всем, о том ложном положении, в котором он очутился, и облегчить разговором груз страданий, свалившихся на него. Синтия ничего не должна знать.

На первом этаже гостиницы «Оберж сюр Солей» в Кале хозяин осведомился у Криспина, не он ли является милордом Геллиардом. Криспин насторожился. Подозрение возникло в нем еще с того момента, когда он не обнаружил своего сына ни встречающим его на причале, ни в гостинице. Он не смел задать вопрос, опасаясь разрушить надежду, которая уже начала зарождаться в его душе.

Онвздохнул,прежде чем ответить,ипровел жилистой рукой по лбу, стирая пот.

— Мое имя действительно Криспин Геллиард. У вас есть для меня новости?

— Джентльмен… соотечественник милорда уже около трех дней ожидает вас.

Мгновение Криспин сидел неподвижно, лишенный последнего луча надежды. Затем он внезапно вскочил на ноги, несмотря на слабость от раны.

— Приведите его ко мне. Я хочу его видеть немедля.

— Сейчас его нет, месье, — ответил хозяин гостиницы. — Он отправился погулять пару часов назад и еще не возвратился.

— Господи, сделай так, чтобы он, гуляя, утонул в море! — взорвался Криспин. Затем он взял себя в руки. — Нет, нет, нет, Господи, только не это! Я не хотел этого говорить!

— Монсеньор будет ужинать?

— Сейчас же, и принесите побольше света.

Хозяин вышел и вскоре вернулся с парой светильников, которые поставил на стол. Когда он выходил, на лестнице послышались тяжелые шаги, сопровождающиеся позвякиванием лат о перила.

— Вот и ваш соотечественник, милорд, — объявил хозяин.

И Криспин, с тревогой взглянувший на дверь, увидел знакомую грузную фигуру Гарри Хогана. От удивления он присел на постели. С грустной улыбкой на лице Хогaн подошел к Криспину и сочувственно потрепал по плечу.

— Добро пожаловать во Францию, Криспин. Хотя тебя встречает совсем не тот, кого ты ожидал, но все же это твой старый верный друг.

— Хоган! Почему ты здесь? Что это все значит? Где Джоселин?

Ирландец скорбно посмотрел на него, затем вздохнул и опустился в кресло.

— Ты привез леди? — спросил он.

— Она здесь и скоро придет сюда. Хоган плотнее сжал губы и печально покачал седой головой.

— Но что Джоселин? — снова спросил Криспин, и его лицо побледнело, когда он обратился к своему собеседнику. — Почему он не здесь?

— Я привез печальные вести, Криспин.

— Печальные вести? — пробормотал Геллиард, как будто не понимая смысла сказанного. — Печальные вести? — Затем он взял себя в руки. — Какие вести?

— И ты привез еще и девушку, — сокрушенно вздохнул Хоган. — Господи, я надеялся, что тебе это не удастся!

— Клянусь смертью Господней, Хоган! — воскликнул Криспин. — Ты скажешь, в чем дело или нет? Хоган помолчал с минуту, а затем начал:

— Я начну рассказ с самого начала. Все произошло так. Три или четыре часа спустя после твоего отъезда мои люди привели разыскиваемого бунтовщика. И сразу же отправили его в Лондон в сопровождении сержанта и всего отряда, оставив себе только двух ребят. Примерно через час во двор въехала коляска, в которой сидел невысокий человек, одетый во все черное, с самым неприятным и злым лицом, которое мне когда-либо приходилось видеть. Он сказал, что он Джозеф Ашберн из замка Марлёй, друг Лорд-Генерала и что ему немедленно нужны лошади, чтобы доехать до Лондона. Я в это время находился во дворе и, услышав его слова, сразу догадался, по каким делам он спешит в Лондон. Он зашел в гостиницу, чтобы освежиться, и я последовал за ним. В общей комнате первым, кого он заметил, был твой сын. Он вскрикнул от удивления и затем разразился потоком богохульств, которых я не слышал в устах ни одного пуританина. «Идиот! — кричал он. — Почему ты здесь?» Юноша переминался с ноги на ногу со смущенным видом. «Меня задержали», — произнес он. «Задержали? Гром и молния! Кто?!» — «Мой отец, ты, мерзкий убийца!» — последовал необдуманный ответ. При этих словах мастер Ашберн побелел. «Так, значит, тебе все известно? Ну что же, это не поможет ни тебе, ни твоему отцу. Но я начну с тебя». С этими словами он схватил кувшин с элем и выплеснул его в лицо юноше. Клянусь душой, мальчик показал такую твердость, какой я от него не ожидал. «На улицу! — крикнул он, одной рукой обнажая меч, другой показывая на дверь. — На улицу, негодяй, там я убью тебя!» Ашберн рассмеялся, произнес ругательство, и они мимо меня последовали во двор. Двор был пуст, и, прежде чем лязг мечей привлек чье-то внимание, все было кончено. Ашберн поразил юношу прямо в сердце.

• Предыдущая
• 39/40
• Следующая