ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША - Sabatini Rafael - Страница 88

• Предыдущая
• 88/96
• Следующая

— Не теперь. Когда я сделал это открытие, то и впрямь едва не обезумел. Но с тех пор прошло время, и я успел осознать, что важен не человек, а идея. Идея — всё, а человек — ничто. Только об одном я до сих пор жалею. О том, что не пристрелил жирного негодяя, когда выяснил причину, удерживающую его от выполнения священного долга. Сплетники оказались тысячу раз правы. Пока роялисты истекали кровью и умирали за короля в Тулоне, глава царского дома не мог найти в себе силы покинуть нежные объятия мадемуазель де Керкадью. Вероятно, он искал там утешения после измены госпожи де Бальби. Говорят, она нашла себе в Брюсселе русского любовника.

Маркиза передёрнуло от отвращения. Он гневно пожал плечами, резко развернулся вместе с креслом к камину и снова протянул руки к пламени.

В комнате за его спиной повисла противоестественная тишина. Только тихое звяканье севрских часов, отметивших половину десятого, нарушило это жуткое безмолвие.

Де Бацу показалось, будто невидимая рука сжала ему сердце. Он застыл в кресле, глядя прямо перед собой, и боялся повернуть голову в сторону Андре-Луи, который сидел справа от барона на расстоянии вытянутой руки.

При звуке имени Алины Андре-Луи дёрнулся, словно от удара. Теперь он сидел неестественно прямо, как мраморное изваяние, и бледность его лица действительно не уступала белизне мрамора.

Несколько мгновений никто не произносил ни слова. Потом маркиз почувствовал, что происходит нечто странное, обернулся и озадаченно посмотрел сначала на одного, потом на другого.

— Какая муха вас укусила?

Этот вопрос рассеял чары, которые сковывали Андре-Луи. Он поднялся на ноги и застыл в напряжённой позе с неестественно прямой спиной.

— Злой язык — признак жестокого сердца, — произнёс он очень медленно, холодным язвительным тоном. — Я слушал вас с растущим недоверием, господин маркиз. Последнее низкое лживое утверждение доказывает никчёмность остальных ваших слов.

Теперь и Ла Гиш, и де Бац тоже казались на ногах. Барон впервые в жизни по-настоящему испугался. Ла Гиш с заметным усилием обуздал свой гнев.

— Моро, вы, должно быть, потеряли рассудок. Я не потерплю подобных выражений ни от одного человека в мире.

— Я отдаю себе в этом отчёт. Я — к вашим услугам.

Де Бац бросился вперёд и вклинился между ссорящимися.

— Стойте! Что такое? Чёрт побери! Сейчас не время для личных ссор. Дело превыше всего…

— Есть кое-что, что я ставлю превыше дела, Жан, — перебил его Андре-Луи. — Честь мадемуазель де Керкадью, которую запятнал этот лжец.

Ла Гиш шагнул вперёд.

— Ах, так! Рarbleu! Пусть во Франции идёт революция. Но все революции в мире…

— Остановитесь! Ради Бога, остановитесь! — Барон стиснул локоть маркиза. — Послушайте минутку, вы оба! Слушайте, я сказал! Ла Гиш, вы не понимаете, вы не знаете, что говорите…

— Не знаю, что говорю? — Ла Гиш надменно вскинул и посмотрел на барона сверху вниз. — Тысяча чертей, Жан! Ты тоже полагаешь, что у меня злой язык? Разве я похож на человека, который может с лёгкостью запятнать честь женщины?

— Судя по вашим словам, так оно и есть, — огрызнулся Андре-Луи, сверкнув глазами.

Де Бац поспешно заговорил, стремясь предотвратить новую провокацию.

— Вы послушались разговоров, сплетен, скандальных слухов, которые всегда есть вокруг имени принца…

— Послушался скандальных сплетен, вы говорите? Я похож на разносчика сплетен? Я говорю то, что знаю. Эти разговоры, эти слухи действительно ходили в Тулоне, когда я там был. Опасаясь вреда, который они могли нанести делу Мосье, Моде отправил меня в Гамм сообщить принцу, что он должен немедленно приехать, или его честь невозможно будет спасти. По приезде я стал выпытывать правду у д'Антрага, и д'Антраг не смог отрицать, что эти слухи обоснованы. Но это ещё не всё. Я потребовал, чтобы меня немедленно отвели к регенту. Я был в таком негодовании, что д'Антраг побоялся мне отказать. Мы застали принца врасплох в объятиях женщины. Говорю вам, я видел его собственными глазами. Я ясно выразился? Я нашёл его в объятиях мадемуазель де Керкадью, в комнате мадемуазель в гостинице «Медведь».

Де Бац уронил руки, отшатнулся и застонал. При виде лица Андре-Луи жалость едва не задушила барона.

— Вы говорите, что видели… вы видели… — Андре-Луи не смог повторить слова маркиза. Голос, только что такой холодный и жёсткий, внезапно сорвался. — О, мой Бог! Это правда, Ла Гиш? Правда?

Неожиданный переход от гнева к горю, от угроз к мольбе поразил маркиза. Он отбросил своё негодование и ответил серьёзно и торжественно:

— Бог мне свидетель, это истинная правда. Разве стал бы я порочить честь женщины?

Несколько мгновений Андре-Луи смотрел на него пустыми глазами, потом закрыл бесцветное лицо трясущимися руками, колени его подогнулись, и он снова упал на стул. В памяти всплыла сцена, подтверждающая этот ужасный рассказ. Андре-Луи снова очутился в Кобленце, в гостиной «Трёх Корон». Перед ним стояла госпожа де Бальби и предостерегала от опасности, которую таит в себе интерес его высочества к Алине, и о намерении её высочества взять Алину с собой в Турин. Андре вспомнил, как пылко, чуть ли не гневно осуждала его Алина, когда он подверг сомнению уважение, которое высказывал девушке Мосье. И он, жалкий глупец, так и не сделал вывода, со всей очевидностью вытекающего из этой пылкости! Он вспомнил сцену в комнате принца в Гамме, когда Мосье набросился на брата, чтобы устранить все препятствия для отъезда Андре-Луи в Париж. Теперь, в свете ужасного открытия, совершённого Ла Гишем, поведение его высочества было совершенно понятным. Теперь ясно, почему Алина ни разу не написала ему за все эти месяцы, почему не вняла последней настойчивой просьбе прислать ему хотя бы две строки, написанные её рукой.

Андре-Луи закрыл лицо руками и зарыдал:

— Этот слизняк! Этот мерзкий жирный слизняк осквернил мою белую чистую лилию!

Ла Гиш отпрянул. Его лицо исказилось от ужаса. Он бросил вопросительный взгляд на де Баца, словно желая получить ненужное уже подтверждение.

— Они были помолвлены, Ла Гиш.

Маркиза охватило мучительное раскаяние.

— Андре! Мой бедный Андре! Я не знал. Простите меня. Я не знал.

Андре-Луи молча махнул рукой, закрывая тему. Но маркиз всё никак не мог прийти в себя. Его ястребиное лицо потемнело от гнева и боли.

— Что за принцу мы служим! Вот за кого мы гибнем! Какая последовательность в поступках! Он не мог присоединиться к тем, кто сражался за него в Тулоне, потому что преследовал женщину, принадлежащую человеку, который сражался за него в Париже. Вот она, благодарность принца! Знай я всё это в Гамме, я, определённо пристрелил бы жирного мерзавца.

Ла Гиш воздел руки к потолку, словно призывал в свидетели небо за ним, потом с поникшими плечами повернулся к камину и мрачно уставился на огонь.

Де Бац пересёк комнату и ласково обнял Андре-Луи за плечи. Но слова не шли барону на ум. Его горе было глубоким и искренним, но к нему примешивалась досада. Эта ужасная новость пришла так несвоевременно! Она вывела Андре-Луи из строя в тот момент, когда им необходимы все его способности, вся его энергия.

— Андре! — тихо позвал он. — Мужайся, Андре!

Андре-Луи выпрямился.

— Уйдите, — попросил он. — Оставьте меня оба.

Де Бац посмотрел на него, потом перевёл взгляд на маркиза, который повернул к ним голову. Они разом вздохнули и тихо вышли из комнаты, оставив Андре-Луи наедине с его горем.

• Предыдущая
• 88/96
• Следующая