Эверест, юго-западная стена - Замятин Л. М. - Страница 55

Тем временем на завершающем заседании оргкомитета ветераны альпинизма В. Абалаков, К. Кузьмин и в особенности страстный Владимир Монагаров просят помнить, что миллионы людей здесь, на Родине, будут болеть за успех экспедиции, ждать наших репортажей для программы “Время” и “Клуба кинопутешествий”, и в особенности будут ждать нашего фильма.

Они поддержали наше предложение включить вес камер в планируемый полезный вес, переносимый восходителем, и особо помогать тем, кому предстояло снимать на высоте.

У кандидатов в сборную шла напряжённая подготовка, а мы попали в цейтнот: кроме всех текущих дел нужно было срочно заканчивать и сдавать фильм “Гималайские сборы”. Он рассказывал о подготовке 3 экспедиции к предстоящему восхождению на Эверест. Причём съёмки проходили порой в таких местах и условиях, о которых даже сами руководители экспедиции и не подозревали. Нам удалось снять Юрия Голодова, когда он установил своеобразный рекорд, поднявшись “на высоту” 11 000 метров без кислорода во время испытаний в барокамере. Мы снимали испытания палаток в аэродинамической трубе. Снимали кандидатов в сборную Сергея Ефимова и Валентина Божукова, когда они провели сутки в термобарокамере при температуре минус 40 градусов, при ураганном ветре. Нам удалось быть рядом с ними. Закрытые двумя стальными шлюзами среди инея и мороза, мы ужаснулись, когда через десять минут наши камеры замёрзли.

Мы снимали заседания оргкомитета, которые про водил Анатолий Иванович Колесов, в прошлов выдающийся спортсмен, двукратный чемпион Олимпийских игр, великолепный организатор, ставивший все вопросы и решавший проблемы серьёзно, по-государственному. Благодаря его усилиям были решены многие проблемы, открывшие путь нашим спортсменам в Гималаи, к Эвересту.

“Гималайские сборы” были закончены за два месяца до вылета экспедиции в Непал. Несколько позднее, после завершения восхождения, фильм был доставлен в советское посольство в Катманду и показан на торжественном приёме по случаю покорения величайшей вершины мира собравшимся гостям — дипломатам, журналистам, спортсменам, государственным и общественным деятелям Непала. Его демонстрация неоднократно сопровождалась аплодисментами и восхищёнными возгласами. Так оценивался неимоверно тяжёлый, самоотверженный труд во имя науки, во имя изучения возможностей человека.

Нам запомнилось первое впечатление ребят, посмотревших на самих себя со стороны. Они, честно говоря, были потрясены тем, через что сами прошли. Казбек Валиев первым пошутил: “Это, ребята, фильм ужасов!..”

Порой нам казалось, что ужасной, жестокой была сама судьба экспедиции. Съёмки любого фильма требуют огромных взаимных усилий — тех, кого снимают, и тех, кто снимает...

Жаль, что руководство экспедиции не ставило альпинистам задачу снимать для истории. Этим занимались энтузиасты, которые успели почувствовать силу кинодокумента, которые взвалили на свои плечи незапланированные килограммы и далеко не почётные тогда обязанности.

Особенно трудными были первые дни работы на склонах Эвереста. Ребята приходили измотанные, нервничали. Погода была ужасной. Эверест гудел и гудел. Если стоял этот тяжёлый гул, значит, сила ветра была такова, что работать на маршруте не всегда было под силу. Но ребята работали. В лагеря надо было забрасывать жизненно необходимое, только жизненно необходимое.

Помнится, однажды вечером при свечах — ребята берегли батарейки фонариков — к утреннему выходу на маршрут готовились алмаатинцы.

— Возьмите камеру, ребята... Надо ведь снять вам вашу работу.

В ответ раздаётся грустный глубокий вздох...

— Прихватите камеру. Цены не будет этим кадрам....

— Нет, ребята. Не до камеры нам сейчас.

— Мужики! Ну а как же другие альпинисты?! Диренфурт, руководитель экспедиции в семьдесят третьем году, до восьми пятисот лично нёс камеру и кислород для того, кто пойдёт на штурм вершины... Даже если не удавались экспедиции — оставался материал с горы. Людям оставалась память об экспедиции! Не для себя же просим, ребята! Не для себя! Вон сколько людей хотело пойти на Эверест — сами знаете. Что им покажем, когда вернёмся?!

Подобных ночных встреч у нас было много, практически перед каждым выходом каждой четвёрки. Это были тихие разговоры, требующие большого такта и уважения к спортсменам. Мы понимали, что им тяжело, что часто они идут на грани возможного. Мы не обижались, когда нам отказывали, но... снова и снова упрашивали их взять камеру.

По смете кинокартины четыре высотных шерпа-носильщика должны были помогать в заброске киноаппаратуры в высотные лагеря. Но... Кинокамеры, которые, по нашему убеждению, должны были уже находиться в каждом лагере, чтобы любой из участников мог взять их и снимать то, что подсказываем мы, то, что считает нужным он сам, пока всё ещё лежали внизу, в нашей палатке в базовом лагере.

Мы были счастливы, когда на маршрут уходил Володя Шопин. Он отмахивался от наших слов благодарности, они казались ему назойливыми и лишними. Он просто брал кинокамеру и снимал. Причём ни разу кинокамера не была включена в полезный вес переносимых им грузов.

В нашем дневнике сохранилась такая запись; “Передовая четвёрка начинает работы на ледопаде Кхумбу. Володя Шопин взял с собой одну из камер — начал снимать обработку ледопада, прохождение первых метров над страшными трещинами. Ему удалось снять ту часть маршрута, от которого вскоре экспедиция отказалась. Ледяные глыбы по сорок — пятьдесят метров высотой стояли на маршруте, как молчаливо ждущие изваяния. Через некоторое время они дождались - с грохотом упали. Но Володя успел их снять...”

Однажды ночью, кажется 23 марта, разразился необычайный ураган. Внизу, в базовом лагере вся команда в это время сидела в “кают-компании”. Ребята любили эти вечерние часы, когда при свете бензиновой лампы, тихо шипевшей на гвозде под самым шёлковым потолком, текли разговоры; иногда Серёжа Ефимов или Лёня Трощиненко заводили песни и все тут же подхватывали их. Кто-то затевал негромкие разговоры... Кто-то предавался воспоминаниям... А после того, как Володя Балыбердин смастерил шахматы, изобрёл песочные часы, после того, как непальские офицеры связи мистер Висту и мистер Шрестха были научены пению и игре в “фулиш” (по-русски - “дурак”), у всех в “кают-компании” было постоянное дело и интересы.

В тот вечер неожиданно налетевший шквал стал рвать палатку. Эверест гудел всё яростнее и громче. Команд не потребовалось: все сразу же выскочили наружу, кто ухватился за растяжки, удерживая палатку, кто потащил тяжёлые камни, укрепляя полог. А рядом ветер срывал палатки, где жили альпинисты. Люди в темноте гонялись за разбросанными вещами. В это же время в верхнем лагере шторм с яростной силой трепал и разрывал палатку, в которой отдыхала первая четвёрка — Балыбердин, Мысловский, Шопни и Чёрный.

У Володи Шопина сквозь прорванную о выступ камня палатку ветер как в трубу вытащил пуховку, и она исчезла в ночи. То же грозило и кинокамере, но Володя успел её задержатъ.

У зрителей часто сдавливает горло в тот момент, когда он видит альпиниста, который бредёт, опираясь на лыжные палки. Это мы сняли возвращающегося с Эвереста Володю Шопина. Вот он зашёл в лагерь. Бросились к нему товарищи. Доктор Орловский, наш любимый Свет Петрович Орловский, дута и свет экспедиции, помогает снять рюкзак. Тут же Юра Кононов. Тут же шерпы и офицеры связи.

В тот выход Володя Шопин пробыл на склонах Эвереста неделю. Камера и плёнка были при нём. Но условия были такими, что он смог отснять только... два кадра... Вот какова цена любого буквально кадра, которые приносили альпинисты с горы.

Запомнилось нам 6 апреля 1982 года. На высоте 7350 заболел Слава Онищенко. Ему становилось всё хуже и хуже. Дело принимало катастрофический оборот. Товарищи начали эвакуацию Вячеслава, однако с большим запозданием.

На рассвете 9 апреля из базового лагеря, чтобы помочь в спуске Онищенко через ледопад Кхумбу, вышли Тамм, Романов, Трощиненко. Спускали его всей группой, страховка спереди и сзади. Около одиннадцати утра на подмогу вышли из базового лагеря Сергей Бершов и Миша Туркевич. В лагере остались Овчинников, Иванов, Ефимов — вглядываются с биноклем в ледопад, ждут появления ребят.