Листья коки - Суйковский Богуслав - Страница 2

• Предыдущая
• 2/17
• Следующая

– Когда у нас в Кахамарке проходила такая охота, всех заставили принять в ней участие, даже мальчишек,

– Таков закон!

– Так оно и должно быть! Запасы мяса заготовляют на всех, поэтому и в облаве на зверя обязан участвовать каждый. Сначала сюда прибудет инка из Куско, который руководит охотой, – он выберет место. А когда туда сгонят зверей, пожалует и сам сын Солнца со своим двором – вот тогда и начнется… Хо-хо, будет на что поглядеть!

– Ну, а если… – неуверенно заговорил Синчи, до сих пор молчавший. – Если сам сын Солнца соизволит убить дикую ламу-вигонь, или гуанако, или оленя, то тогда этот зверь уже не будет уакой?

Никто не ответил. Некоторое время все с сомнением поглядывали друг на друга. Уакой – священным предметом, полным таинственной силы, – могло быть все: камень, животное, мумия.

– Об этом… об этом, вероятно, следует спросить жрецов, – проговорил наконец начальник поста, невольно бросив взгляд в сторону далекого города. Даже с такого расстояния ясно виднелся огромный, возвышавшийся над остальными постройками храм Солнца.

– Э-э-э! Будь это мясо уакой, жрецы, конечно, знали бы об этом и забирали бы его себе! – высказал кто-то дерзкое предположение.

И снова никто не отозвался. Наступившую тишину нарушало лишь едва слышное похрустывание листьев коки, которые жевали почти все собравшиеся. Солнце уже спускалось за вершины Белых гор, и на плато сразу похолодало. Люди закутались в толстые шерстяные плащи, а начальник даже натянул на голову теплую шапку-шлем, прикрывавшую затылок и уши.

– Холодно! Ну, ничего: вот уже и праздник Райми па носу! А там потеплеет.

– А после праздника – большая охота!

– Рано радуешься. До праздника Райми еще так набегаешься, что и свет не мил будет!

– Райми… – Синчи невольно вздохнул. – Эх, хоть раз бы увидеть этот праздник в самом Куско, в столице! Вот уж где, должно быть, есть на что посмотреть.

– Я-то видел. – Старик начальник с важностью кивнул головой. – Во времена великого инки Уайны-Капака я служил воином. Мы тогда покорили кечуа и захватили город Кито. Да, вот это были битвы! Сын Солнца тогда благосклонно взглянул на меня и назначил начальником сторожевого поста. А до этого я жил в Куско. Целых два года. Вот тогда и удалось мне повидать праздник Райми в самом | храме Кориканча. Рассказать? Пожалуй, и слов не подберешь. От такого великолепия просто ослепнуть можно. Мне и тогда не удалось все посмотреть, как же расскажешь теперь? – Он умолк, задумчиво покачивая головой. И через минуту продолжал: – Сначала в храме Кориканча вспыхивает новый священный огонь. Хо, вот это действительно уака, святыня! Ведь его дает само солнце! Жрецы выносят громадное, до блеска отполированное зеркало из чистого золота, но не плоское, а выпуклое, как панцирь черепахи. И когда они молятся, солнце своей чудодейственной силой зажигает сухие листья, приготовленные жрецами. Но если в день Райми тучи закроют светило, то это дурная, очень дурная примета! Значит, жди несчастья. Тогда священный огонь берут из Золотого храма на острове посреди озера Титикака и приносят в жертву лам, а иногда даже детей или красивых девушек. Только и это не всегда отводит беду. А в тот раз, когда я находился в Куско, солнце Так и не выглянуло из-за туч и священное зеркало не зажгло огня. Тогда отправили часки в Золотой храм с приказом принести в жертву девушку. И все-таки несчастье случилось. Как раз в тот год умер сапа-инка Уайна-Капак, владыка мира, победитель.

– Но ведь остался его сын, сапа-инка Уаскар! – возразил кто-то.

– Это уже не то! Что и говорить! И Тауантинсуйю, держава наша, уже не та! Ведь в Кито теперь свой великий инка – Атауальпа. Он тоже сын Уайны-Капака, но не от законной жены, койи из рода инков, а всего лишь от дочери последнего вождя кечуа. Вместо того чтобы подчиниться властелину из Куско, он создал отдельное государство. За что же мы воевали? Для чего захватили Кито? Чтобы опять существовало два самостоятельных государства?

– Кажется, по главной дороге за Белыми горами часки несут какие-то страшные вести, – прошептал кто-то в сгустившемся мраке.

– Это не наше дело! – сурово оборвал его начальник. – Часки должен повторить и забыть. Помните об этом всегда!

– Хоо, снизу сигналят! Готовься бежать! – крикнул с дозорной вышки постоянно находившийся там наблюдатель.

Далеко, в густом сумраке светился маленький, едва различимый огонек.

– Ну что, ведь я говорил? – начальник кивнул головой. – Начинается. Теперь не жди ни одной спокойной ночи. Сами увидите!

– Хоо, сигнал сверху! Приготовься бежать! – снова донесся протяжный крик караульного.

– Ага, камайок в Уануко уже получил известие о большой охоте. Вот увидите: это какой-нибудь приказ начальнику местной общины или даже целой области – целому уну. Ну, Синчи, и ты, Бирачи, вперед! Ваша очередь.

Хотя ночь выдалась холодная, Синчи без колебаний сбросил толстый плащ, попрыгал на месте, чтобы размяться, и засмеялся.

– Это ничего! По крайней мере будет возможность показать, на что я способен. Лучше уж бегать, чем сидеть целыми днями, помирая с тоски.

– Боги для того и даровали нам листья коки, чтобы человек никогда не испытывал скуки. А что касается работы, то как бы ее скоро не стало слишком много. Ну, беги!

На главной улице селения, где жила Иллья, горел костер, слабые отблески пламени дрожали на стенах домов. Синчи, пробегая мимо, с любопытством покосился в ту сторону. Он увидел собравшихся у костра людей; одни неподвижно уставились на огонь, другие внимательно слушали кого-то. Синчи подумал, что Иллья, наверное, находится где-то здесь, но задержаться не мог, а на бегу разглядеть все как следует ему не удалось.

Рядом в темноте замаячила чья-то тень. Часки с горного поста уже подлаживался к его бегу, и Синчи, снова сосредоточившись, пересказывал ему устный приказ:

– Из Чапаса сбежало двое. Переселенцы из племени сечура. Они направляются к перевалу Янки Чикла или в долину реки Уальяго. Кто увидит, обязан задержать беглецов и передать их военной страже.

Когда сменивший его часки повторил поручение и, ускоряя бег, скрылся во мраке, Синчи перешел на обычный шаг и, тяжело дыша, направился к помещению сторожевого поста. Теперь ему вспомнился костер в селении Илльи и собравшиеся возле огня люди.

– Там остановился на ночлег странствующий поэт, – объяснил ему кто-то в караульном помещении, – все селение сбежалось послушать его.

– И мне хотелось бы туда пойти: потом там будут пляски, – вздохнул какой-то юнец возле Синчи.

– Всем хотелось бы! Но отлучаться не велено. Сегодня предстоит напряженная ночь.

– Что же рассказывает этот странствующий поэт?

– Наверное, как всегда, «Апу-Ольянтай» 1.

– Вовсе нет! – самодовольно заявил начальник. – Мне все известно, потому что я сегодня разговаривал с этим поэтом. Он рассказывает новую историю о двух молодых людях, которые полюбили друг друга.

– Э-э, ну и что тут интересного? Я бы с большей охотой послушал о битвах времен сапа-инки Уайны-Капака.

– Или о злом духе Супае, который бежит от бога Инти.

– Тише. Ночью о таких вещах нельзя говорить!

Однако Синчи заинтересовал рассказ странствующего поэта, и он с любопытством продолжал расспрашивать.

– Значит, он рассказывает о тех, что любили друг друга. Но что в этом интересного? Они пошли во время праздника Райми к камайоку, правителю уну, и тот объявил их мужем и женой. А потом община-айлью наделила их землей и построила для молодых дом.

– Ну, не всегда все складывается так легко и просто. – Начальник поста взял новую связку листьев коки и молча стал их жевать. Через минуту он продолжал: – Так редко бывает. Когда молодые – оба из одного селения, когда никто иной не имеет видов на ту же девушку, когда, наконец, у местного камайока нет никаких счетов с женихом и невестой или с их родными. Но бывает и иначе. Совсем иначе! Камайок или какой-нибудь инка, вождь-курака, а то и сам верховный жрец – уильяк-уму может присмотреть эту девушку для себя. Случается и так: юноше уже двадцать четыре года, а ей – всего-навсего шестнадцать-семнадцать. Ему предлагают выбрать себе жену, а ей еще рано выходить замуж. Наконец, кто-то другой, кто имеет на девушку виды, может преподнести камайоку больше подарков и тот откажет влюбленному. Хе-хе, по-разному все это складывается.

• Предыдущая
• 2/17
• Следующая