Планета Берсеркера (Планета Смерти) - Саберхаген Фред - Страница 37

• Предыдущая
• 37/42
• Следующая

Даже искалеченный, Торун почти ни в чем не уступал своим противникам. Ни копье, ни кувалда не могли выбить тяжелый меч из его не знающей усталости руки. Он поворачивал сидящее тело с удивительной скоростью, успевая встретить то одного атакующего, то другого.

Поймав взгляд Жиля, Томас проревел: – Вместе! Давай! – И они бросились на Торуна разом с двух сторон. Меч обрушился на Томаса, и он сумел вновь отбить его только потому, что Торун в сидячей позе не мог вложить свой вес в удар. Но даже от такого удара Томас сперва подумал, что его предплечье сломалось на куски. Но в это время Жиль подобрался совсем близко, размахнулся как для забивания свай и изо всех сил обрушил свою кувалду на шею Торуна сзади.

Такой удар раздробил бы вдребезги голову любого человека. Косматые волосы Торуна разлетелись в стороны, огромная голова дернулась, торс его слегка покачнулся, а державшая меч рука замедлила свое движение. В этот момент затупленное копье Томаса вонзилось в правый глаз бога, который вылетел словно свечка с легким звоном, как будто копье пробило стекло. Опять ударила кувалда, на этот раз по руке, державшей меч. Торун не выронил меч, однако теперь держал его под неестественным углом.

Великан умирал медленно и постепенно, скорее безразлично, чем героически, безмолвно и бескровно. Ужасные удары копья и молота приводили к постепенной потере функций, к нарастающей очевидности того, что Торун может быть побежден, к неотвратимому превращению его тела в мертвую груду изломанного металла, стекла и меха.

Но даже после того, как массивное тело было безнадежно повержено, когда изрубленное лицо бога было оскорбительно прибито к земле рядом с фонтаном, рука с мечом все еще пыталась сражаться, нанося время от времени смертоносные удары. Сильный укол копьем разъединил ее пальцы и гигантский меч выпал из ладони с глухим звуком. Эта рука еще продолжала свои взмахи, а ее разбитые пальцы рывками хватали пустоту, когда Томас и Жиль посмотрели друг на друга, опустили свои орудия и затем повернулись, вместе приветствуя окруживших их зрителей.

Шум толпы замер и сменился оглушительной тишиной. Для Томаса молчание длилось слишком долго. Он заметил, что Андреаса больше не было видно, а с ним исчезло еще несколько человек. Но большинство все еще наблюдали, словно загипнотизированные, за беспомощными, но упрямыми движениями руки Торуна. Томас подошел и отбросил ногой меч подальше от бога. Люди начинали поворачивать глаза к Леросу, который сейчас оставался старшим жрецом среди всех присутствующих. Явно под действием сильных эмоций он сделал два шага вперед и протянул руку вперед к упавшему великану. Однако Лерос был все еще слишком ошеломлен, чтобы найти слова, он просто крепко стиснул кулак вытянутой руки, и она бессильно опустилась вниз.

Наконец, молчание прервал Жиль. Указывая на разбитого великана, он прокричал: – Это существо – не ваш любимый Торун. Это не может быть он! Андреас и его Внутренний круг обманывали всех вас! – Толпа ответила криками, в которых явно преобладало согласие с ним. Однако один голос выкрикнул, адресуясь к Жилю:

– Кто ты такой, чтобы вмешиваться и творить здесь такое? Агент Братства! Шпион!

Жиль поднял руку и дождался тишины, чтобы ответить.

– Очень хорошо, пусть я шпион, агент, кто угодно. Но то, что я вам здесь показал, не может быть ничем иным, кроме правды. Называйте меня, как хотите. Но станете ли вы меня называть богом, раз я победил в бою другого бога? И каким же богом я должен быть, чтобы одолеть самого Торуна? – Он поднял лицо к ясному небу и сотворил священный знак. – Великий Торун, отомсти богохульцам, замыслившим этот обман! – И он вновь указал туда, где вдребезги разбитый Торун все так же двигал одной рукой в жалком подобии боя.

Несколько человек с обнаженными кинжалами – более крупного оружия не было видно в толпе – подошли и окружили Жиля. Они забрали у него кувалду и стояли, взяв его под стражу, но по приказанию Лероса больше ничего не делали. Жиль не протестовал и не сопротивлялся, но гордо стоял со сложенными руками. Лерос еще немного посмотрел на останки Торуна, все никак не выйдя из шока, затем подозвал к себе двоих-троих присутствовавших здесь же знатных мужчин и отвел их на угол площади. Там они сразу же погрузились в серьезный разговор. Большинство остальных зрителей, удивляясь и споря друг с другом, начали толпиться вокруг поверженной фигуры, которая была для них богом.

Жиль Коварный взглянул на Томаса и неожиданно осветился удивительно радостной улыбкой для человека, находившегося в столь сомнительном положении. – Лорд Томас, – обратился к нему Жиль, – кажется, ты теперь стал чемпионом среди богов, а не только среди людей.

– Пусть так. Но разве ты не претендуешь на свою долю награды, какой бы она ни оказалась? – Томас приблизился к Жилю, к которому почувствовал симпатию.

– Я? Никогда. Ты честно выиграл первенство и мне нечего требовать.

Томас кивнул, удовлетворенный услышанным. Но его заботило другое – стоя рядом с Жилем, он беспокойно оглядывался вокруг. В нем нарастало чувство, что как чемпион турнира и признанный победитель фальшивого Торуна он должен что-то делать, как-то утверждать свою власть. Может быть, ему нужно пойти и присоединиться к разговору вокруг Лероса и заставить жрецов слушать его, но что он им скажет? Сейчас он сознавал, что не имеет ни малейшего понятия о самой сути происходящего вокруг. Но это ему удастся скорее выяснить, подумал он, если он останется с Жилем, которому, вполне возможно, вскоре понадобится его ответная помощь и придется вести переговоры. Во всяком случае, Томасу было гораздо легче разговаривать с другим воином, чем со жрецами.

– Почему ты оказался здесь и каким образом? – спросил он у своего коренастого товарища. – Насколько я помню, ты ведь умер.

Улыбка Жиля потускнела и превратилась в простой изгиб губ. – Ты видел, как Джуд ударил меня, а я свалился вниз с обрыва.

– Так ты даже и не был ранен?

– Не был. Понимаешь, я убедил Джуда, что мне нужен был только шанс уйти с турнира. Он был немного циник и поверил мне. Кроме того, он был рад возможности получить победу без борьбы и поступил в точности по плану, предложенному мной. Ему нужно было только немного сдерживать свои удары, также как и мне.

Его меч срезал всего несколько нитей с моей одежды, до того как я свалился с обрыва. Я заметил еще раньше, что таскавший повсюду свою кувалду раб был моего роста, такого же цвета волос и вот это как раз и навело меня на мой план. Когда этот раб спустился, он думал, что я мертв, а я поджидал его в кустах и выполнил работу вместо него. Я нарядился в его лохмотья, взял его веревочный пояс и кувалду, а заодно и перенял его хромоту. И затем уже потащил его вверх, чтобы похоронить в моей хорошей одежде. К этому времени вы все уже двинулись вперед, как я и предполагал.

После этого я почти не показывался в вашем лагере. Мой партнер-раб был нем и настолько глуп, что не заметил превращения – а может быть, он был достаточно хитер и просто сделал вид, что ничего не заподозрил, даже когда разглядел происходящее. Никто из оставшихся бойцов вообще не смотрел на меня, с тех пор как я оказался в серых лохмотьях – и так было до той поры, пока ты сейчас не глянул на меня, когда решил, что я подбираюсь к тебе с кувалдой.

Томас покачал головой удивленно. – Но ты очень рисковал.

– Этот риск был не так велик, как если бы я вышел в честном поединке против тебя или Келсумбы, или Фарли. Я-то как раз решил, что именно тот риск был слишком велик.

– И все же, затея твоя довольно странная, – промолвил Томас. – Зачем ты начал всю эту игру? Зачем? – Он указал на останки того, что прежде было Торуном.

– Я хотел разоблачить весь этот обман, показать, что за ним стояло. Точнее, что и сейчас стоит за ним, так как мы пока что разрушили только малую часть. – Жиль огляделся. Когда он начал свой рассказ, его слушали только Томас и пара охранников с кинжалами, а теперь вокруг собралось много народа. Он продолжил говорить уже более громким голосом: – Мы все теперь знаем, что это существо не было Торуном. Оно было только лишь творением чего-то другого. Чего-то такого, само существование которого на планете Охотников вызвало бы презрение и отвращение всего внешнего мира, если бы там, стало об этом известно.

• Предыдущая
• 37/42
• Следующая