Одиннадцать восьминогих - Сахарнов Святослав Владимирович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/18
• Следующая

— А этот мальчик почему стоит? Он, наверное, хочет дополнить?

— Я не хочу дополнить, — сказал Теляков.

— Он вчера сел на паяльник, — объяснил Пим «Инспектор строго посмотрела на него. Пим проворно закрыл тетрадь. В тетради по литературе был нарисован кит.

… Когда кит ныряет за добычей, он может почти час гнаться за ней не всплывая…

Лидия Гавриловна вызвала ещё Толика, а потом сама прочла наизусть стихотворение Пушкина «Кавказ».

Читала Лидия Гавриловна хорошо.

В классе было тихо. Когда урок кончился, инспектор поднялась и подошла к Лидии Гавриловне.

— Поздравляю вас, — сказала она. — Хотя у меня есть пожелания методического плана, но остальное хорошо. Видно, что вы любите поэта и сумели свою любовь передать детям. Девочка, которая отвечала, знает материал, как восьмиклассница. Очень вдумчивый мальчик, хотя и экспансивный, сидел на второй парте. По его лицу было видно, что у него есть вопросы. Кстати, где он?

Позвали Пима.

— У тебя были вопросы во время урока? — ласково спросила инспектор. — О чём ты думал?

Пим покраснел.

— Не стесняйся, можешь задать этот вопрос мне. О чём ты думал, когда девочка так поэтично рассказывала про осень?

— Я думал, почему кит может сорок минут не дышать под водой, — сказал Пим.

У Лидии Гавриловны вздрагивали плечи. Перед ней стоял Виктор Петрович.

— Да успокойтесь же, успокойтесь, — говорил он.

— Вам легко говорить, — прошептала Лидия Гавриловна. — У вас педагогический талант. А я… пять лет училась, преподаю третий год — и всё не так.

— Что вам сказала завуч?

— Зинаида Фёдоровна… сказала: «Вы распустили класс. На уроке у вас стоят. Бросают реплики. Один ученик нагрубил инспектору». А он не грубил. Это Меньшиков. Он сказал правду. Он действительно думал о китах.

Виктор Петрович улыбнулся.

— Распустили класс… Какая ерунда! Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Вот вам носовой платок, вытрите слёзы. Это ещё не худшее, что будет с вами в жизни. Я оптимист.

Лидия Гавриловна кивнула.

Прозвенел звонок. Виктор Петрович кашлянул, постоял и направился к дверям девятого «б».

Лидия Гавриловна подняла голову. На сером, истёртом каблуками полу лежали оранжевые квадраты света. За высоким, с откинутой фрамугой окном светилось молодою листвой шелковичное дерево. На ветке, против окна, сидели два скворца.

Лидия Гавриловна прижалась щекой к тёплому стеклу. Постепенно боль и обида прошли.

И зачем только Зинаиде Фёдоровне было кричать: «Это сплошной ужас!»?

Лидия Гавриловна постучала пальцем по стеклу. Скворцы повернули к ней головы.

— Скворушки, скворушки, — сказала она, — я вас знаю, у вас жёлтые носы!

Птицы согласно забормотали.

Наступил май. С машиной надо было торопиться. Работали каждый день.

— Сегодня начнём монтировать, — сказал Виктор Петрович.

Вечером Пим и Зойка встретились по дороге в школу. Шли по шоссе. Дымилась степь. На горизонте туманной полосой голубело море.

Громыхая и урча, их обогнал самосвал. Он двигался как слон. Чёрные ядовитые клубы висели за ним в воздухе.

— Ух, и отрава! — сказал Пим.

Зойка посмотрела наверх. Вверху было небо. Жёлтое с зелёной полосой. Еле приметная облачная полоса…

Когда Зойка была маленькая, они с матерью жили в Ленинграде.

Как-то она вышла на балкон и увидела небо. Жёлтое небо с зелёным заревом. Зарево разгоралось, обняло полнеба, а затем, задрожав, начало гаснуть.

— Это северное сияние, — сказала мать.

…Зойка посмотрела снова вверх. Зелёная полоса змеилась и медленно уплывала на запад.

— Чего ты? — спросил Пим.

— Видишь, — сказала Зойка, — полоса? Однажды в Ленинграде я видела северное сияние… Может, и это?..

— Тоже ещё сказала, — засмеялся Пим. — Южное сияние, что ли? Это истребитель пролетел. Выхлоп у него знаешь какой здоровый! А зелёное — потому что закат.

Заурчал второй самосвал. Пим поморщился.

— Носит их, — сказал он. — Такая отрава. Дышать нечем.

— И всё-таки это сияние, — тихо сказала Зойка.

Отца Зойка не помнила. Отец умер, когда ей ещё не было года. Зойка росла у матери одна. Мать работала врачом. Она была легка на подъём. Часто меняла города. В каждом городе покупала кровать, книжный шкаф и письменный стол. Уезжая — оставляла соседям.

Последний год они жили на Ладоге. На острове.

— Нет, — сказала однажды мать, — тебе надо уезжать. Это не учёба — ходить по льду в школу. Пол зимы училась, пол — гуляла. Я напишу брату в Крым.

Был май. Холодный, солнечный май. Зойка вышла из дома и лесом пошла на северный берег к Монастырской бухте.

Бухта открылась вдруг.

Она начиналась у горбатого скалистого мыса, плавной дугой вдавалась в берег и заканчивалась у развалин монастыря.

В монастыре двести лет назад останавливался проездом Пётр Первый.

Серые скалы с частоколом бронзовых сосен поднимались над озером. У развалин светилась песчаная коса. Добела перемытый волной и дождём песок клином уходил в синее озеро-море.

Никто ещё не был здесь с зимы. Ни один след не пятнал сияющую выпуклую поверхность косы.

Подойдя к развалинам, Зойка остановилась. Был штиль.

Цепляясь за кирпичные обломки, Зойка по монастырской стене спустилась к озеру.

Нехоженая дорога начиналась у её ног и тонула в неподвижной воде.

Зойка поставила ногу на песок. С тихим хрустом надломился верхний, спрессованный ветром слой.

Она сделала шаг. Второй. Песок тонко запел. Она сделала ещё десяток шагов и остановилась. Было тихо. Совершенно тихо. Ей сделалось страшно. Зойка бросилась назад. На вершине скалы она обернулась. Внизу на литой нехоженой поверхности косы чернела оборванная цепочка следов.

— Страшно… — сказала Зойка и засмеялась.

Монтировал машину сам Виктор Петрович. Ему помогал Степан. Остальные смотрели. Когда установили на место десять плат, Виктор Петрович объявил перерыв.

— А мы не очень устали, — сказал Толик.

Виктор Петрович улыбнулся.

Вышли в коридор. У машины — она теперь и верно стала похожей на забор — остались Зойка и Пим.

Пим сидел на столе и смотрел на свет радиолампу.

— Пим, — неожиданно спросила Зойка. — Ты помнишь, как я первый раз пришла в класс?

Пим пожал плечами.

— Я вошла во время перемены, а в классе был ты…

— Я дежурил.

— …Я села, долго молчала, а потом спросила: «У вас мальчики с девочками дружат?» Помнишь, что ты ответил?

— Не помню.

— Ты сказал: «А что с ними дружить?» А вы с Толиком по-настоящему дружите?

Пим нахмурился.

— Знаешь, — сказал он, — лучше зачисти провод. Вон тот. Виктор сейчас его паять будет.

— Мне пора домой, — сказала Зойка. — Дяде порошки нужны, у меня рецепт.

Она замолчала. Пим взял провод и начал возиться с ним.

— Знаешь что, — сказала Зойка, — хочешь, я покажу тебе одну тетрадь?

— Какую?

— Так. Чужая. Она у меня в классе.

Она убежала и вернулась с тонкой тетрадью в зелёной обложке.

— Вот, — сказала она. — Ты мне её обязательно отдай. Пим нерешительно взял тетрадь в руки.

• Предыдущая
• 6/18
• Следующая