Выбери любимый жанр

По ту сторону ночи - Устиев Евгений Константинович - Страница 73


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

73

Нам, конечно, ничего не оставалось, как проглотить это ее угощение, что мы без лишних слов, и сделали. Хоть и без хлеба, а наелись досыта. После, уже на плоту, Ирина Михайловна нам рассказала, как ей удалось нас так здорово осрамить.

Когда ей надоело ждать нас у палатки, она тоже решила пойти по берегу. Ясно, что она захватила и пистолетик, о котором я говорил. Мы отправились с рабочим вверх по протоке, а она вышла к главному руслу и пошла по течению. Идет и вдруг видит: впереди на мелком перекате что-то темнеет. Как будто большой пень, а шевелится. Подошла ближе. Медведь рыбу ловит! «Вот, думает, здорово, никогда не видела!»

Другая на ее месте Живо навострила бы лыжи, но Ирина Михайловна подкралась поближе и, присев за кустом, стала наблюдать.

Матерый медведь устроился на косе посреди переката и пристально всматривался в воду. Время от времени он молниеносно выбрасывал на гальку сверкающую рыбину. Тут же он пришлепывал жертву лапой и, подцепив когтями, подкладывал ее под себя. Медведь был очень увлечен охотой и не следил за своим уловом. Многие рыбины, очнувшись от оглушающего удара, выскальзывали из-под него и, изгибаясь и подскакивая, уходили обратно в воду. На глазах Ирины Михайловны у медведя убежало таким образом не меньше половины добычи. Но медведь почти не обращал внимания на потери и только изредка бросал косой взгляд на прыгающую рыбу и что-то ворчал про себя, не переставая, однако, следить за водой. Видимо, это был страстный охотник, для которого сама охота рыла важнее добычи!

Но Ирина Михайловна тоже была охотницей. Зрелище поглощенного охотой медведя и выловленной им рыбы натолкнуло ее на озорную мысль: а что, если попытаться отобрать у косматого рыболова его добычу!

Не думая о риске и о том, что ее озорство может обернуться плохо, она подняла пистолет и, испустив пронзительный клич, дважды выпалила в воздух.

Случилось удивительное. Громаднейший медведь, рявкнув, подскочил на месте как ужаленный и, бросив, свою добычу, пустился наутек. Поднимая тучу брызг, он помчался к противоположному берегу и мгновенно скрылся в кустах. Долго хохотавшей Ирине Михайловне оставалось только перебрести на косу и забрать свою незаконную добычу. Там остались два почти метровых кижуча и несколько сильно избитых горбуш. Их она даже не взяла, так как двух больших рыбин было вполне для нас достаточно.

Вот как поймала случай Ирина Михайловна! А что получилось бы, будь она в тайге чужой? Сидели бы мы в тот день на плоту не солоно хлебавши!

— Ничего подобного! — решительно отрезал Гоша. — Свой, чужой! Подфартило, и все! Мы с дядей Петей на што свои, а застукал нас мишка и штаны скинул!

— Штаны? Хо-хо! Однако хороши вы были!

— Хороши не хороши, а с голым задом цыганочку плясали!

Понимая, что пришел его час, Гоша оглядел нас лукавыми глазами и даже помолчал с минуту.

— Послали нас, значит, с дядей Петей за баланами для новых бараков…

— Да ты хоть толком скажи, кто этот твой дядя Петя?

— Дак дядя Петя старший конюх у нас в лагере! Душевный старик; с Дону пригнали за корову.

— Как так за корову?

— Погоди, Миша, ну что ты его путаешь? Не мешай!

— Ну вот, взяли мы сани, потому уже снег лежал, и почапали в тайгу. Дорога горная. Оттепель. Ну не тянут лошади, хучь плачь; с грязи на снег перебиваемся. Еле доползли! А пока баланы к саням стаскивали, вовсе стемнело.

Говорит дядя Петя: «Ну, оголец, ночевать нам придется. Сбирай дрова, да побольше. Ночью будет холодно».

А я ему: «Что как нас, дядя Петя, в бегах объявят? Ведь верный карцер!»

«Не боись, говорит, Гошка, нашей вины тут нету, не посадят! Не ломать же лошадей по буеракам! А окромя того, говорит, нарядчик у меня дружок, он не выдаст. Ты знай тащи сушняку на большой костер, а я место у огня приспособлю».

Взял он сколько-то здоровых баланов, у огонька в ряд положил и ветками прикрыл, чтобы, значит, не на мокрой земле ночевать. А я огонь пустил до самого неба. Пышет! Тепло! Красота!; Лошадей он пригнал и к саням у костра привязал. Сели мы, пайку съели, махровый дым кольцами завиваем. Потом он меня на зеленую постель уложил, бушлатом укрыл и говорит: «Спи Гоша, а я помечтаю».

Я лег, а он под нос себе тихонечко дудит и в костре ковыряется.

Ну, заснул я, конечно, и во сие что-то видел. Вдруг дядя Петя меня под бок тычет: «Проснись, Гоша, тут неладно!»

Я брыкаюсь. Отстань, мол, спать хочу! Куды там, еще пуще меня толкает. «Вставай!» — шипит.

Очухался. Темно. Слушаю. Ничего. Гляжу на дядю Петю. Серый, что земля дрожит, как фраер пород фараоном. Лошади тоже ногами бьют и в огонь лезут. Признаюсь, и я в сей час сдрейфил. Вскочил. Кричу: «Кто тут, дядя Петя?»

Он глазами за костер, в руках топор. «Слушай!»

А там ка-ак затрещит! Я аж вздрогнул, гляжу и все одно ни хрена не вижу. Тут в другом месте зашумело. Лошади к нам; чуть не смяли — до того спужались. Ну, думаю, беда! Пропадем мы с дядей Петей, а от кого — неизвестно.

Шепчу: «Неужто беглые? Дак своих не должны бы тронуть!»

«Кабы беглые, отвечает, а то медведи. И откуда их нанесло в эту пору! Да не один, а кажись, целый полк!»

Смотрю. За вываленной корягой что-то ворошится. Присматриваюсь. Из глубоченной ямы лезет медведище с дом. Лезет и рычит, как собака над костью. Вот-вот взревет да хватит за какое ни на есть место. Сзади другой тянется, поменьше, и тоже рычит. Мне аж интересно стало. Я до того Медведев ни разу не встречал. Смотрю на них, а у меня и страх совсем пропал. «Дядя Петя, говорю, по- моему они играются!»

«Нишкни, шипит, будет тебе игра, как они нам задницу-то отъедят!»

А медведи впрямь из ямы вылезли и бочком, бочком к нам подбираются.

«Ишь проклятые, и огня не боятся, бубнит дядя Петя, до чего голодные. Это они не к нам, а к лошадям ползут! Кидай скорей в костер дров». А сам на медведя кричит: «Куды лезешь, падло! Штоб вас разразило, окаянные! Назад, назад!»

Медведи будто и впрямь поняли, поворотяли кругом костра. Я в него дровишек, сушняку навалил от пуза. Огонь под самые облака взлетел, только искры затрещали

и звездами кругом рассыпались. Тут большой медведь на задницу сел, пасть раззявил и, ровно человек, облизывается в нашу сторону. А второй, не торопясь, с другого бока обходит, к лошадям подбирается. Те как поддали копытами в костер, чуть не раскидали его к чертовой матери! Еле дядя Петя их успокоил, поворотил обеих задом к лесу и говорит: «Ну-ка, милые, сами за себя бейтесь; лупи их копытами по башкам!»

И все бы ничего, но сушняк мой порохом вмиг прогорел, только угли остались.

«Подкладай дров, кричит дядя Петя, не то заедят!»

Видит он, дров уже мало, вытащил из-под нашей постели пару баланов и в костер кинул, Штоб дольше горели. Получилось же наоборот. Баланы огонь придавили, он вовсе сел до земли, а медведи как того и ждали. Меньшой на дыбы поднялся да чуть не в костер влез. Спасибо, Серяк взвизгнул да враз его с обеих ног саданул, быдто в барабан вдарил. Медведь завыл, кай скаженный, и в сторону. Ой, что тут стало! Большой медведь ревет, аж земля трясется, лошади ржут, дядя Петя то в три матери матерится, то голосит по-бабьи. Ну а я, по правде, уж и не знаю, что делал!

Однако дровишки, Что я перед тем сунул в костер, вдруг враз занялись, и все опять светом Осветилось. Вздохнули мы с дядей Петей, смотрим: медведи в стороне сидят, быдто совещаются. Лошади тоже вроде успокоились, хотя ушами вовсю прядут. Дядя Петя топор отложил и сани подтянул, штоб от медведей лучше отгородиться. Только вижу я, он какой-то странной фигурой ходит и от него дух злой идет.

«Что это вы, дядя Петя, спрашиваю, не обмарались ли, случаем?»

А сам вижу, что так оно и есть, потому он вовсе уж ходить не способен, а стоит раскорякой да благим матом кроет и медведей, и лошадей, и меня, и весь белый свет! Он ругается, а мне смешно. Я ну заливаюсь, остановиться не могу. Смеюсь, и весь страх опять у меня начисто прошел. Вижу я, дядя Петя тоже повеселел, а под конец сам засмеялся.

73
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело