Республика девяти звёзд - Попов Василий Алексеевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/69
• Следующая

— Нет, дедушка Дауд! Мне всё-таки придётся дополнить ваш рассказ! — возразил председатель сельсовета. — Вы говорили так, словно подносили нам цветок, ощипав с него лепестки. А на деле, ребята, было вот как. Заночевали два охотника среди скал на морском берегу. Наступил рассвет. И тут увидели они, что неподалёку от берега остановилось несколько кораблей, спустили лодки и стали грузить в эти лодки солдат с погонами на плечах. Наша Красная Армия в ту пору не носила погоны, они были только у врагов народа, у белых… И тогда охотники решили задержать врага, хотя лодок было более тридцати и в каждой из них сидело по два десятка солдат. Охотник Дауд Биштов выбрал местечко на вершине скалы, там, где кончалась узкая, извилистая тропка, поднимающаяся с морского берега. Потом охотник проверил свою винтовку, пересчитал патроны и стал ждать. А друга своего он послал к нам в селение, где в ту пору был штаб красного пехотного полка. — Иван Андреевич откашлялся и заговорил громче. — Вот и получилось так, ребята, — лежит на вершине скалы всего один охотник со старой винтовкой-трёхлинейкой. А против него — шесть сотен белых солдат и офицеров, более десяти пулемётов и даже шесть орудий английского военного корабля, охранявшего пароходы белогвардейцев… Но охотник не испугался. Он был бесстрашен и хорошо знал родные горы. Как только первая лодка причалила к берегу, он выстрелил и сбил офицера… Офицеров легко было узнать по золотым погонам. Потом так же метко он свалил ещё двух офицеров в следующих лодках. И тогда — и винтовки, и пулемёты открыли огонь по смельчаку. Враги не видели охотника. Они осыпали свинцовым дождём вершины скал, дубы, горные расщелины. А охотник в ответ посылал меткие, безошибочные пули. Так и получалось — выскочат солдаты на берег, а командира у них уже нет. Ну, а белым солдатам, понятно, не охота лезть под пули неизвестного стрелка. Вот они залягут за скалы и начинают пулять вверх. Но потом заговорили английские орудия. Снаряды дробили скалы, сотни каменных осколков разлетались вокруг в клубах красноватого, вонючего дыма. Но охотник не отступал, хотя один осколок ранил его в голову, а другой — в плечо. Так и держался Дауд Биштов один против шести сотен врагов, против пулемётов и пушек белогвардейцев. Держался почти шесть часов, пока подоспели красноармейские части и сбили врага в море… За этот подвиг Советское правительство и наградило Дауда Биштова орденом боевого Красного Знамени. А народ в нашем селении и сейчас поёт замечательную песню о герое — Дауде…

Ребята восторженно смотрели на маленького, сухонького старичка в поношенном солдатском обмундировании.

«Где же этот дурень Витька! — подумал Алёшка, оглядываясь по сторонам. — Теперь бы он, упрямец, понял, что стыдно такого героя называть старым мухомором!»

Но Витьки нигде не было видно. Правда, Алёшке показалось, что на какое-то мгновение, когда пламя костра вспыхнуло особенно ярко, в далёком углу полянки, около крайней палатки, он разглядел крепкую фигуру и крутой лоб Витьки. Но, может быть, это ему только показалось…

А Зинка Симакова уже записывала в клеёнчатую тетрадь песню об охотнике Дауде, которую прочитал председатель совета.

Верка Сидоренко угощала гостей удивительно вкусной ухой, пахнущей луком и горьковатым дымком костра.

И большой закопчённый чайник уже запевал свою песенку над костром.

И вокруг в темноте были прекрасные, древние горы, которые дышали смолистой свежестью лесов и ущелий. И золотистые искры уносились от костра в тёмное небо. И неумолчно шумела Сарынсу — Холодная река.

Над лесом, над шумливой рекой, над тихим морем разгоралось весёлое и солнечное утро. А на сердце у Витьки Олейникова было серо и пасмурно.

В это утро Витька, неугомонный выдумщик и остряк Витька, вдруг почувствовал себя лишним. Все ребята, кроме, конечно, Алёшки, по-прежнему разговаривали с ним, отвечали на его вопросы. Но Витьке почему-то казалось, что делают они это нехотя, только соблюдая вежливость.

«Это всё Алёшка! — решил Виктор. — Это он подговорил всех против меня».

И он ещё больше злился на своего недавнего друга.

А на самом деле Алёшка никого не подговаривал. Просто все узнали о вчерашней ссоре и о том, что Витька назвал дедушку Биштова «старым мухомором». И все в отряде считали, что Витька не прав.

Конечно, если бы сам Витька прямо и откровенно признал свою неправоту, никто бы его не осуждал. Но он держался так, точно его самого обидели.

Девчонки сразу же после завтрака побежали собирать орехи. Мальчишки отправились рыбачить.

А Витька, высокомерно задрав курносый нос, заложив руки за спину, один, медленными шагами направился по тропинке, ведущей неизвестно куда. Он шёл молчаливый и скучный, сердито поджав губы.

— Внимание, девочки! Евгений Онегин шагает! — выкрикнула из-за куста Верка Сидоренко и захохотала.

Витька хотел обозвать её дурёхой. Но потом только вздохнул и пошёл дальше.

А тропинка, извиваясь между кустами орешника, огибая старые, кряжистые дубы, поднималась все выше в гору.

Теперь Витька злился не только на Алёшку и товарищей, но и на самого себя.

«И чего только я психую? — упрекал он себя. — Ну, не нравлюсь я им — ну и пусть! Вернёмся в лагерь, попрошусь, чтобы перевели меня в седьмой отряд — и всё будет в порядке. Эти самые мушкетёры — ребята что надо! Не хуже наших!»

Но как только он представил себе, что перейдёт в другую комнату, что рядом не будет фантазёра Игоря, неторопливого Альберта и… длинного, костлявого Алёшки — ему стало ещё скучнее.

«Ну и пускай! Привыкну — и там будет хорошо!» — успокаивал он себя.

Но почему-то эти убеждения не действовали.

Кусты кончились, и тропинка вывела Витьку на унылый, обдуваемый ветром пустырь, поросший низкой щетинистой травой.

Витька сделал ещё несколько шагов и замер. Берег почти отвесно обрывался к морю. Далеко внизу шипели и пенились волны. Они рождались где-то среди тихой, безмятежной голубизны лёгкими, чуть заметными морщинками. Потом, приближаясь к береговой крутизне, волны становились всё выше, всё грознее и яростнее. С глухим шумом они били в берег.

А чуть правее, где в море впадала речка Сарынсу, волн совсем не было. Там море улыбалось мелкими, серебристыми бликами.

Витька подошёл к самому обрыву, туда, где над пустотой свесилось какое-то искорёженное ветрами дерево. Часть берега под ним уже обрушилась, и корни, похожие на дерущихся, сплетённых между собой змей, висели в воздухе. Но другие корни глубоко и цепко держались за спёкшуюся глинистую землю, уходили в её глубину и питали дерево. Оно до сих пор зеленело листвой и, как видно, умирать не собиралось. Корни дерева не давали обрушиваться берегу, а берег держал и кормил дерево.

Витька уселся рядом с деревом, спустив ноги в канаву, которую, очевидно, пробили весенние воды, и стал смотреть на волны.

Они поднимались одна за другой, как цепи бойцов, идущих в атаку. Почему-то одни волны были ниже и слабее, другие вздымались выше и особенно яростно штурмовали берега.

«Это, наверное, девятые валы», — подумал Витька, вспомнив, что в какой-то книге он вычитал, что девятые валы — самые сильные.

Но самыми грозными оказались вовсе не девятые валы. Выше других вздымалась то восьмая, то одиннадцатая волна.

«Надо позвать ребят. Пусть тоже посмотрят на атаки моря», — подумал Витька.

И вспомнил, что поссорился с друзьями. И сразу ему опять стало невесело.

Он отвернулся от моря и уставился себе под ноги, на рыжевато-красную глину. Взгляд его бесцельно скользил по большим и маленьким комочкам, по белым камням и каким-то тёмным веточкам. Вдруг на глаза ему попалась серая округлая пластинка с чуть заметными буковками.

«Что это такое?» — подумал Витька, подбирая пластинку.

Она лежала на его ладони — тоненькая, сизая металлическая пластинка, на которой можно было рассмотреть буквы «моз» и чуть пониже «мн». На другой стороне угадывались очертания какого-то большеглазого лица и что-то вроде меча или креста.

• Предыдущая
• 45/69
• Следующая