Тень Ветра - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 59
- Предыдущая
- 59/91
- Следующая
Твоя женщина… Невероятное чутье у этого парня, подумал Саймон и снова кивнул. Хаоми, порозовев, принялась возиться с завтраком – открывала тубы с мясной пастой и шоколадом, выкладывала на широкий лист гроздья сочных ягод. От пасты – пеммикана с Маниту – Ноабу отказался, но шоколад съел с заметным удовольствием. Потом спросил:
– Женщина убежать одна? Где другие?
– Другие, я думаю, умерли, – ответил Саймон.
– И Жул Дебеза тоже?
– Тоже. Зукки всех убили, Ноабу. Всех, кроме девушки. Темное лицо пигмея омрачилось. Он пошарил среди своих амулетов, выбрал один, изображавший человечка с печальной улыбкой и сомкнутыми веками, и поднес фигурку к уху, будто прислушиваясь к утешениям, которые шептал ему маленький идол. Просидев так с минуту, он произнес:
– Жул быть хорошим человеком. Добрым! Почтенным! Жаль его, Две Руки.
– Жаль, – согласился Саймон. Хаоми всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.
– Мой – охотник, мой не убивать людей, но Данго-Данго говорить, зукк – не люди, – Ноабу опять коснулся своего амулета. – Зукк – это зукк! Подлый зверь! Такой, как тот, что воевать прежде с леопардом. Леопард его съесть, и все стать хорошо. Спокойно!
– Все станет хорошо. Этой ночью к ним придет леопард, и все будет спокойно.
Ноабу погладил древко оперенного дротика.
– Один леопард? Почему не два?
– Ты останешься с Хаоми. Ей страшно одной в лесу, – сказал Саймон. – Зукков мало, два или три, и я с ними справлюсь сам. А после помигаю прожекторами. Вы спуститесь с дерева и придете ко мне.
Нахмурившись, Ноабу перебирал перья на концах дротиков. Казалось, он колеблется, будто взвешивая, какая задача почетней: месть или охрана беспомощной женщины.
– Если прожектора не будут мигать, – добавил Саймон, – значит, случилось плохое. Тогда приходи.
– Хорошо! – Ноабу кивнул и покосился на Хаоми. – Ты не бояться, не плакать, мой тебя охранять. Мой – великий охотник! – Он хлопнул себя по груди, по глухо брякнувшим ожерельям, и перевел взгляд на Саймона. – Ты говорить, у зукк нет крылья, нет вертолета. Как же они сюда попасть?
– Еще не знаю. Может, у Хаоми есть идеи? – Саймон коснулся тонкого запястья девушки. – Скажем, тайная тропа на Перешейке… или большой плот… очень большой… В конце концов, левиафаны не питаются бревнами.
Хаоми покачала темноволосой головкой.
– Жюль и Юсси летали над заливом, когда ветер был не очень сильный. Делали снимки, на… – девушка судорожно вздохнула, – на память… Я тебе покажу, когда вернемся на станцию. Левиафан, он… понимаешь, в нем семьдесят метров длины, а пасть…
– Похож на кашалота? – прервал затянувшееся молчание Саймон.
– Нет, не похож. Гораздо больше и страшнее! И ему не нужен воздух. Это рыба, огромная рыба – с жабрами и плавательным пузырем. А еще есть акулоиды… Поменьше, но еще страшнее… – Плечи Хаоми дрогнули.
– А что насчет Перешейка? Какая-нибудь тропа у самого моря?
– Там нет троп, Дик, – горный склон обрывается прямо в воду. И на обычных машинах там летать опасно. – Тонкая рука Хаоми протянулась к северу, к маячившим на горизонте зловещим скалам. – Вначале, километров триста, будут ущелья, джунгли, поля с горячими гейзерами и разломы, из которых сочится сернистый газ… Над ними еще можно пролететь – на “пчеле”, на “фламинго”… Но дальше – область кратеров, а там такая жара, что у дайров шкура идет пузырями. Так Жюль говорил, – добавила девушка с грустной улыбкой.
– Ладно, разберемся! – Хлопнув ладонями по голым коленям, Саймон встал. – Пойду погляжу на станцию. Может, у зукков и впрямь выросли крылья, а?
Для ночлега он выбрал дерево на самой опушке, и теперь, с двухсотметровой высоты, мог оглядеть простиравшуюся к северу равнину, голубой небосвод в пятнах белесых облаков и вершины далеких гор. Ближе к горам над степью мелькали какие-то крохотные точки, и Саймон, подняв бинокль, увидел стаю птеродактилей – точь-в-точь таких, как на видеозаписи из файла 4412 в “Анналах планетографии”. Походили они на кайманов с Тайяхата, только летающих и с одной-единственной парой лап. Лапы были мощными, когтистыми, страшными.
Подул ветер, и тонкий конец ветви, на которой устроился Саймон, начал раскачиваться. Вверх-вниз, вверх-вниз… Он припомнил, что в этот сезон – как сообщалось в тех же “Анналах” – над заливом дуют сильные устойчивые ветры с севера, чередуясь с бурями – такими сильными, что зазевавшихся левиафанов нередко выбрасывает на берег. Этих мертвых чудищ, собственно, и препарировали биологи в эпоху исследования Тида, так как с живым левиафаном не совладал бы даже боевой “ифрит” с ракетной установкой “Железный Феликс”. Конечно, Хаоми права – никаких шансов пересечь залив, на плоту или на лодке, у изолянтов не было. Равным образом не могли они пробраться по суше, разве что в желудках огненных драконов. Да и у тех, по словам покойного де Брезака, среди вулканов шкура шла пузырями.
Саймон просидел на ветке почти весь день, но выяснил немногое. Утром прожектора потухли и загорелись вновь, едва над степью сгустились сумерки; это доказывало, что станция обитаема. Еще он видел человека, коренастого бритоголового крепыша, который время от времени появлялся на балконе, озирал степь и исчезал, явно предпочитая прохладу станции царившей снаружи жаре. Физиономию его, за дальностью расстояния, разглядеть как следует не удавалось, но Саймон решил, что интеллектом она не блещет. Определенно не блещет – можно поставить свое ожерелье против любого из амулетов Ноабу! По виду, этот парень привык не кнопки жать, а сворачивать шеи… Значит, есть второй, который знает, куда натянуть контактный шлем, как настроить компьютер, как открыть тоннель и как пройти по нему – в место далекое и безопасное. Ничего нового в такой информации не содержалось, и Саймон мог сделать лишь одно-единственное заключение: изолянты хитры и не склонны демонстрировать свои возможности и силы. Вероятно, они догадывались, что за ними наблюдают.
Когда вечер сменился ночью, Саймон начал спускаться с дерева – под угрюмым взглядом Ноабу и тревожно-ласковым – Хаоми. На нем снова был комбинезон с инспекторскими нашивками, у пояса висели нож, фонарь и кобура с “вопилкой”, а пистолет покоился за пазухой. Ранец совсем прочим имуществом он оставил; да и не было там ничего, кроме бинокля, запасных обойм к “рейнджеру”, метателя с прочным шнуром и туб с пищевой смесью.
Путь до станции Саймон преодолел минут за двадцать, стремительным легким бегом, прокручивая в голове все то, что предстояло совершить. В успехе он не сомневался; он верил в себя и знал, где скрыт источник этой веры. Враги, быть может, предполагали, что он сильнее и быстрее их, но степень сего превосходства была для них тайной за семью печатями, личным секретом Ричарда Саймона. Сильнее? Да. Быстрее? Несомненно. Насколько сильней и быстрей? Вот здесь стоял большой вопросительный знак, и неведение противной стороны являлось его мощнейшим оружием, главным залогом успеха. В самом деле, что знали эти зукки о Ричарде Саймоне, агенте ЦРУ? Или о Дике Две Руки, воине-тай? Ровным счетом ничего. А он был сама смерть – неотвратимая и быстрая, как вспышка лазера.
Он миновал черту меж двух решетчатых башенок и усмехнулся, представив, как загораются тревожные сигналы, как чьи-то руки поднимают карабин, чей-то палец касается курка, чья-то ладонь ложится на нож. Дубовые кроны глухо прошумели над ним; листья в ярком свете прожекторов казались сочно-зелеными, блестящими, словно облитыми лаком. Теперь справа был приземистый ангар с розово-красным “фламинго”, чьи поникшие винты напоминали огромный цветок гвоздики, а слева – серый купол станции и широкий вход – не меньше, чем ворота ангара. Саймон метнулся к нему, вытаскивая пистолет. Рукоятка “рейнджера” была теплой, шершавой, надежной.
Старт-финишный зал – квадратный, с высоким плоским потолком – почти от стены до стены занимала Рама. Ее серебристый обод с подписью Невлюдова вмонтировали в пол, что позволяло пересылать объемистые грузы – к примеру, того же “фламинго” или целый транспортный модуль с припасами и батареями для генераторов. Сама генераторная была слева, за плотно сдвинутыми массивными стальными дверями; прямо темнел широкий проем западного выхода, а по правую руку, за полупрозрачной перегородкой, находилась диспетчерская. Дверь в нее откатили нараспашку, и Саймон, не сходя с места, мог видеть большой компьютерный экран меж двух округлых окон-иллюминаторов. В окнах, глядевших в ночное небо, сияли звезды, а на экране с усыпляющей ритмичностью вспыхивал алый круг – требование ввести пароль. За перегородкой что-то шевелилось, по обе стороны от входа, и Саймон, зло ощерившись, подумал – ждут!
- Предыдущая
- 59/91
- Следующая
