На семи ветрах - Мусатов Алексей Иванович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/40
• Следующая

— Будто ничего не случилось, — подхватил Улька и, услышав звонок, пошёл к своей парте.

В класс вошла Варвара Степановна. Как всегда, она была нетороплива, внешне спокойна, волосы, по обыкновению, гладко зачёсаны назад, костюм аккуратно отутюжен.

Да и урок начался как обычно. Ребята дружно встали, поприветствовали учительницу, потом разложили на партах тетради и учебники.

О вчерашнем собрании никто ничего не спрашивал, но по пристальным взглядам учеников, по тому, как они внимательно слушали её, Варвара Степановна поняла, что ребята знают всё.

У Феди Стрешнева это было откровенно написано на лице. Он смотрел на неё с такой тревогой и ожиданием, так хотел её о чём-то спросить, что Варвара Степановна старалась пореже встречаться с ним взглядом.

Знала, видимо, обо всём и Таня. Но она сидела ко всему безучастная, опустив глаза, втянув голову в плечи, и, не читая, прятала в карман записки, которые ей то и дело подбрасывал с задней парты Дима.

«Понимаю… Я причинила тебе большое горе… — хотелось сказать Варваре Степановне. — Но иначе я поступить не могла».

И, желая вывести девочку из оцепенения, она попросила её ответить домашнее задание по химии.

Таня поднялась из-за парты и, помолчав, глухо выдавила, что урока она не приготовила.

— И я не приготовил, — с готовностью поддержал её Дима. — Времени не хватило… Вчера взрослые такое собрание закатили…. Разве можно было не послушать!..

Ученики зашумели.

Варвара Степановна внутренне вздрогнула. Что это? Озорство, вызов ей?

— Между прочим, — сдержанно заметила учительница, — разговор вчера происходил между взрослыми. И вам подслушивать было незачем…

— А мы не подслушивали, — сказал Саша. — Как Григорий Иванович предупредил, так все и ушли. — И он сердито посмотрел на Диму. — Тебе кто дал право за всех говорить?

— И уроки мы приготовили! — выкрикнул Улька, и в ту же минуту в классе поднялось несколько рук.

Варвара Степановна спросила одного ученика, другого, третьего… Отвечали ребята как всегда, но подчеркнуто старательно, и даже те, кто явно не подготовил урока, никак не хотел показать этого.

На душе отлегло — значит, тревога оказалась напрасной, и Варваре Степановне неудержимо захотелось рассказать ребятам о своей вчерашней схватке с Фонарёвым. Они ведь всегда понимали её и верили ей. Поверят, наверное, и сейчас. Но пока она не докажет своей правоты взрослым, нельзя выносить этого на ребячий суд. И она сдержалась.

Урок шёл своим чередом.

Из колхоза «Коммунар» в школу привезли оборудование агрохимической лаборатории. В небольшую комнату, где раньше помещалась школьная кладовая, ребята осторожно внесли приборы для анализа образцов почв, термостаты, ящики с колбами и пробирками, бутыли с химическими реактивами. Всё это расставили на стеллажах и столах. На двери повесили дощечку с надписью: «Агрохимлаборатория».

Варвара Степановна сказала, что наступило время заняться составлением почвенных карт, чтобы хорошо знать, каких и сколько удобрений надо вносить в землю. Изучить землю и минеральные удобрения поможет им новый предмет, который сейчас вводится в школе, — агрохимия. Занятия будут проходить два раза в неделю, и, главным образом, практические — в лаборатории и в поле.

Для начала решили исследовать землю на Ерёминой пустоши.

На другой день Варвара Степановна с членами школьной бригады отправилась на лыжах на пустошь и показала, как надо брать почвенные пробы.

День выдался ясный, солнечный, на пригорках проступили первые проталины, посеревшие крупчатые сугробы казались соляными горами. В перелесках вокруг пней и стволов деревьев вытаивали воронки. Засеребрились белыми барашками цветочных почек лесные ивы и вербы.

Ребята вырубили в мёрзлой земле пять ямок. Почву из этих ямок нужно было смешать вместе и взять полкилограмма — так полагалось по инструкции. Землю аккуратно завернули в газетный кулёк и, положив в рюкзак, двинулись дальше.

Саша Осокин, которого ребята избрали главным агрохимиком школьной бригады, распределил учеников по разным участкам Ерёминой пустоши. Федю он направил с Таней взять пробы с дальнего края пустоши, что граничил с полями соседнего колхоза.

Вздрогнув от неожиданности, Таня сказала, что она хотела бы пойти с кем-нибудь из девчат.

— Шагай, шагай, — распорядился Саша. — Проб надо побольше набрать, а без ребят вам их не дотащить.

Таня заскользила на лыжах вслед за Федей. Вот уже давно она не разговаривала с ним… Так не думает ли Сашка, что теперь она подобреет и обо всём забудет.

«Всё равно разговаривать не стану, — подумала Таня. — Одна буду работать».

За день Федя с Таней избороздили на лыжах всю заснеженную окраину пустоши, разгребали лопатами талый снег, наполняли кулёчки почвенными пробами и складывали их в рюкзаки.

Потом, когда рюкзаки отяжелели от груза, они направились к дому.

Лыжня вилась кочковатой низиной мимо чёрного ольшаника и голых кустарников, пока не свернула к придорожным посадкам. Ветер посвистывал между редкими деревьями, небо было по-прежнему чистым, безоблачным, начинало морозить.

Шли молча. Таня горбилась под тяжёлой ношей, и Федя, не выдержав, догнал её и потребовал переложить пробы в его мешок.

— Скажи на милость, — усмехнулась Таня. — Стрешнев рыцарем заделался! С чего бы это?

Тогда Федя почти насильно переложил кулёчки с почвенными пробами из Таниного рюкзака в свой.

— Вот ты как действуешь… Каким был, таким…

— А вот ты такой не осталась, — перебил её Федя и тут же поправился — Не во всём, конечно, но кое в чём изменилась. Здорово у тебя с утятами получилось…

— Как получилось, так и получилось, — сухо ответила Таня, делая вид, что не желает разговаривать об этом, хотя с утятами у девчат действительно получилось неплохо.

За два с лишним месяца жизни на ферме их подопечные превратились в дородных белоснежных уток. Часть уток колхоз оставил на племя, а остальных отвёз в город на мясокомбинат. Фонарёв был доволен — колхоз с честью выполнил план по сдаче мяса. Он вновь объявил школьной бригаде благодарность и выдал девчатам премии.

— Вообще-то вы здорово поработали! — сказал Федя. — Ребята очень это одобряют.

— Подумаешь, какие судьи милостивые! — фыркнула Таня, — Ты лучше о себе скажи. Говорят, тебя на месяц из школы отчислят. Что делать будешь?

— Хоть на два, — насупился Федя. — А это правда, что папаша твой Варвару Степановну из школы собирается выжить?

— Откуда мне знать?

— Так вот, имей в виду… Варвара на собрании правильно выступила… И мы её в обиду не дадим. — С силой оттолкнувшись палками, Федя прибавил шагу.

До Родников осталось километра три. Неожиданно Федя заметил на снегу чьи-то следы, ведущие от дороги к лесу. Было похоже, что это пробивался великан лось, глубоко проваливаясь в сугробы.

— Хочешь сохатого посмотреть? — предложил Федя.

— Откуда ему быть? — не поверила Таня.

— Из заповедника иногда заходят… Пойдём по следу. — Федя свернул с лыжни и, держась лосиных следов, направился к лесу.

Не успел он углубиться в лес, как услыхал протяжный не то стон, не то вздох.

— Кажется, близко… Иди сюда! — позвал Федя.

Он дождался, когда Таня подошла, раздвинул кусты и удивлённо свистнул. Под разлапистой елкой на примятом валежнике лежала рыжая корова и старательно облизывала крупного и такого же огненно-рыжего, как и она сама, телёнка.

— Вот так сохатый! — фыркнула Таня.

Федя подошёл ближе к корове.

На широком лбу он приметил белую звездочку, похожую на кусок заячьей шкурки.

— Таня! — закричал Федя. — Это ж наша Лыска… Смотри, какого она здоровяка принесла!

— Ну и что? — без особого интереса отозвалась Таня. — Лыска так Лыска. Вот как она сюда попала?

— А я, пожалуй, догадываюсь…

И Федя рассказал, что Лыска у них на ферме хоть и первая удойница, но с большим норовом и причудами. Как только приближается время отёла, она покидает стойло и уходит куда-нибудь в лес. А доярки её ищут по целой неделе.

• Предыдущая
• 30/40
• Следующая