Сказка для волка - Барбуца Евгения Васильевна - Страница 67

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая

– Саша, – чуть слышно шептала я.

Он всегда был рядом.

– Что, маленькая? – Его образ расплывался перед глазами.

– Я твоя Ула? – Мои губы почти не шевелились, и шепот был на грани слуха, но оборотню и этого хватило.

Нужно успеть сказать до того, как накроет новый приступ.

– Да.

– Для Улы волк готов на все? – Господи, дай мне сил.

– Конечно, маленькая. – Мне было плевать на его ласковый тон, я его почти не видела.

– Если любишь – убей меня.

Не успеваю, легкий, еле ощутимый спазм становится первым предупреждением.

– Что?

– Пожалуйста.

По истечении восьмого часа я научилась прятать собственное сознание от боли. Всего-то и нужно было – вспомнить, каково это быть сумасшедшей. Не видеть, не слышать, не существовать. Заменить свою суть чем-то другим.

В следующий раз я очнулась в том самом подвале, голая, лежащая на новеньком ватном матраце, прикованная цепью к стене. Откуда у Саши кандалы, я даже знать не хочу, хватит с меня факта их наличия.

– Ру, – позвал он.

Подвал был не то чтобы большой, скорее глубокий каменный мешок с минимальным освещением. Тепло и сухо, что еще для счастья надо?

– Где я? – хрипло интересуюсь.

– Под домом. – Он сидел у противоположной стены, вытянув ноги.

– Зачем?

– Ты обращаешься, Ру. И твой оборот отличается от нормального.

– Что еще?

– Ты агрессивна. Опасна для окружающих.

И только тут я заметила огромную кровоточащую рану на груди у Саши. Металлический запах крови забивался в нос, распространяясь по всему подвалу.

– Как? – договорить попросту не хватило сил.

– Это сделала ты. Часа три назад. И она даже не начала затягиваться, моя регенерация бессильна против твоего яда, Ру.

– Яда? – удивилась я.

Мыслительный процесс вконец мне отказал.

– Знаешь, почему оборотня может убить только оборотень? На наших зубах яд, наши укусы заживают значительно медленнее. Твои укусы вообще не заживают без спецобработки.

Ой.

– Боже, я чертов монстр, – попыталась усмехнуться.

– В левом углу под потолком камера ночного видения. Так я смогу наблюдать за тобой и в случае чего прийти на помощь. Под камерой слепое пятно, там стоит ведро, – кивнул Саша в угол.

Это что же, мой туалет?

– А это зачем? – показала глазами на цепь. Двигаться я не могу из-за боли и переломанных конечностей. По крайней мере, сознательно, что творит мое тело, пока меня нет, мне неведомо.

– Прости, маленькая. – В голосе Саши не было ни капли сожаления. – Это для твоей же безопасности, вынужденная предосторожность. Когда ты обернешься, твоя физическая мощь возрастет в разы и двери не станут препятствием. Тебе наверняка захочется выбраться и без меня, а это недопустимо. Я буду кормить тебя два раза в день.

– Просто убей меня, – перебила я его.

– Нет. – Его ответ был категоричен.

– Почему? Пожалуйста.

Он молча поднялся с пола и направился на выход.

– Ненавижу, слышишь?! Чертов псих, какого я вообще с тобой связалась?! – пыталась кричать я, что по понятным причинам не выходило.

Но Саша все прекрасно расслышал, жаль, только не отреагировал.

– Тебе больно, ты боишься – это нормально. Я понимаю, – сказал он не оборачиваясь и вышел, оставив меня одну во тьме.

Так начались самые страшные дни моей жизни. Часами я слушала, как щелкают кости и лопаются связки с сухожилиями в моем причудливо изогнутом теле. Поднялась температура. А потом сознание уходило и внезапно возвращалось в наивысший пик боли. Но самым неприятным была, пожалуй, регенерация, приносящая с собой невыносимое чувство зуда, растекающегося по всему телу под кожей.

И так час за часом, минута за минутой, секунда за секундой в кромешной темноте. В один прекрасный момент я пришла в себя, жуя огромный кусок сырого теплого мяса. Как только до меня дошло, что именно я с таким аппетитом рву зубами, меня тут же стошнило на пол.

Я пыталась отказаться от сомнительного удовольствия подобного питания. Но неизменно приходила в себя, жуя очередной кусок, сочащийся кровью.

По распорядку кормления я могла определять количество суток, минувших со дня моего заточения. Три дня.

На третий день мои руки покрылись шерстью, а пальцы украсили огромные когти. Полностью я еще не обратилась, но зато заметно окрепла и даже двигалась без видимых усилий в моменты, когда боль отступала.

На четвертые сутки я проснулась от чувства чего-то прохладного, ползущего по моему телу. Открыв глаза, увидела Сашу с влажной губкой в руках и стоящим рядом с тазиком.

– Что ты делаешь? – спросила я хрипло.

– Мою тебя, – улыбнулся он. – Уже закончил.

– Я не видела тебя до этого, – обиженно посмотрела на него.

– Я приходил, когда ты была без сознания.

– Прости меня, – жалобно попросила я, принимая положение сидя. – За те слова. На самом деле я так не думаю.

– Думаешь. – Его насмешка неприятно резанула слух.

– Да, – зло рыкнула я. – Нет! Я люблю тебя, я не могу так думать.

Наклонившись вперед и чуть нагнув голову вбок, я смотрела на Сашу, преданно заглядывая в глаза.

По сложившейся традиции он был обнажен по пояс в привычных уже спортивных штанах.

– Я скучала, – горячо зашептала я, не дождавшись от него какой-либо внятной реакции. – Так скучала.

– Я тоже скучал, маленькая, – серьезно ответил он, отодвигая таз с водой.

– Саша, – бросилась я к нему на грудь, благо он совсем рядом, – выпусти меня. Ненадолго, совсем на чуть-чуть. Мне так не хватает солнца.

Противно и уже привычно звякнула цепь во тьме, которая для меня давно стала серыми сумерками. Зрение обострилось в сотни раз.

– Ру, – голос его звучал строго, он отстранил меня от себя, поднимаясь на ноги, – прекрати.

Как он может?

– Саша, ты меня не любишь? – плаксиво спросила я.

– Люблю, Ула, – устало ответил он.

Я только этих слов и ждала. Мгновенно бросилась к нему, обняв за талию и целуя плоский живот. Преданно заглянула Саше в глаза, вцепившись в пояс его штанов, – для полноты картины осталось хвостом повилять.

– Саша, пожалуйста, помоги мне, пожалуйста. Все, что хочешь, сделаю. Любое твое желание. Обещаю. Слышишь?

И руки, чуть дрожа, действуют, повинуясь приказу мозга. И губы путешествуют по горячей, чуть солоноватой коже. Его вкус, его запах, его вдруг опустевший взгляд, его руки в моих волосах, все смешалось в тот миг. Мгновение, и я уже стою на четвереньках, грудью прижатая к полу его сильной рукой, без возможности пошевелиться. Он не был нежен, не был терпелив, наказывая меня, под мерное бряцание цепи двигаясь так, чтобы причинить боль. Наивный, теперь я знаю, что есть настоящая боль и не в его власти мне эту боль подарить.

Не выдержав, я рухнула на матрац, но и тогда он не успокоился. Пожалуй, это можно было бы назвать насилием, вот только я не была против. Но все когда-нибудь кончается, вот и он скатился с меня, тяжело дыша. Покрытая легкой испариной, я оставалась безучастной к окружающему миру, тихо улыбаясь в потолок. С минуту он пристально наблюдал за мной, после чего в полнейшей тишине забрал таз с водой и вышел прочь, вновь оставляя меня одну.

Животное. Совокупляюсь как животное, живу на привязи, меня даже кормят как верную дворняжку. Какое же я животное.

Повернувшись на бок и подтянув к груди коленки, я тихо расплакалась. И все равно не могу его ненавидеть. Он один был рядом со мной все это время. Именно он защищал меня от окружающей опасности и собственной упрямой глупости. В том, что сейчас происходит, виновата именно я, довыпендривалась.

А потом случился новый приступ, когда у меня впервые вырос хвост. Лысый, тонкий, мерзкий, отвратительный, он очень болел. И череда приступов накрыла меня, с каждым разом все больше и больше превращая в монстра. Вот только ни одно мое обращение не доходило до конца и сопровождалось большой кровопотерей.

Вот такая вот сказка о глупой Красной Шапочке, которая умоляла о том, чтобы ее съел страшный Волк. Черный, серый – какая разница, убейте меня уже кто-нибудь!

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая