Потерянный профиль - Саган Франсуаза - Страница 18

• Предыдущая
• 18/26
• Следующая

Это дело показалось мне более неотложным, чем та статья неизвестно о чем, над которой я билась с полудня, и мы ушли. Луи держал пса под мышкой, а меня за руку. Его походка выражала непоколебимую уверенность в том, что в наших интересах следовать за ним. У него был серый «Пежо», в который мы и погрузились. Он положил пса мне на колени и, прежде чем тронуться, бросил на меня торжествующий взгляд.

— Что же, — спросил он, — вы решили, что я больше не приду? У вас был очень удивленный вид при виде меня.

В действительности, я была удивлена не тем, что вижу его, а скорее тем ощущением счастья, которое шевельнулось во мне в тот момент. Увидев его с собакой, стоящего у окна, я испытала удивительное чувство, как будто нашла вдруг свою семью. Но этого я ему не сказала.

— Нет, я была уверена, что вы придете. Вы не яз тех людей, которые бросают обещания на ветер.

— Вы тонкий психолог, — заметил он смеясь.

Чтобы попасть в выбранный им магазин, мы проехали большую часть города. Париж был голубой, безмятежный, воркующий. Шерсть, лезшая из пса, покрывала меня. Я была в восторге. Мы заставили его немного побегать по площади Инвалидов. Он бросился за голубями, раз десять обмотал поводок вокруг моих ног, словом, убедил нас в своей бьющей через край жизнеспособности. Смех и опасения разрывали меня. Что я буду делать с ним днем? У Луи был насмешливый вид. Наверное, мой переход к паническим настроениям его забавлял.

— Ну, — сказал он, — вот вам, наконец, настоящая ответственность. Вы должны решать за него. Это вас изменит? Или нет?

Я взглянула на него подозрительно. Не намекает ли он на Юлиуса, на мою привычку прятать голову под крыло?

Мы вернулись домой. Я показала собаку консьержке. Та отнюдь не выразила восторга. Мы сели в моей студии, а пес принялся грызть обивку.

— Что вы собирались делать вечером? — спросил Луи.

Это «прошедшее несовершенное» обеспокоило меня. Ведь я действительно должна была идти с Юлиусом и Дидье на закрытый просмотр. Было два выхода: взять собаку с собой или оставить ее дома одну. Луи предугадал возможность такого решения,

— Если вы оставите его одного, он будет выть, — заявил он, — и я, между прочим, тоже.

— Как?

— Да, если вы нас покинете сегодня вечером, он будет ужасно лаять, а я, вместо того, чтобы его успокоить, буду орать вместе с ним.

— У вас есть другое предложение?

— Ну да. Я схожу за покупками. Мы откроем окно, потому что стоит теплая погода, и спокойно поужинаем здесь втроем, чтобы мы со щенком немного свыклись с вашей новой жизнью.

Он, конечно, шутил, но вид у него был крайне решительный. Я попыталась возразить.

— Надо бы позвонить, — сказала я. — То, что я собираюсь сделать, очень невоспитанно с моей стороны.

Но, говоря это, я хорошо понимала, что не представляю себе иного вечера, чем тот, который он мне описал. Наверное, у меня был очень сконфуженный вид, потому что он расхохотался и встал:

— Да, позвоните. А я пойду куплю собачьих консервов на троих.

Он ушел. Мгновение я сидела, как оглушенная. Потом ко мне подбежал пес и забрался на колени. Он хватал ртом мои волосы, а я разглядывала его минут десять объясняла ему, какой он хороший, красивый, умный, как и полагается плохому воспитателю, который портит детей. Нужно было позвонить, пока не вернулся Луи. В трубке послышался сухой голос Юлиуса, и впервые вызвал во мне не умиротворение, а замешательство.

— Юлиус, я страшно огорчена, но не смогу быть сегодня вечером.

— Вы больны?

— Нет, — ответила я, — у меня собака.

Секунду длилось молчание.

— Собака? Кто дал вам собаку?

Я изумилась. В конце концов, я прекрасно могла ее купить или найти. Он, по-видимому, считает меня лишенной всякой инициативы, но в данном конкретном случае он не ошибся.

— Это брат Дидье, Луи Дале, — говорю я, — принес мне собаку в редакцию.

— Луи Дале? — переспрашивает Юлиус. — Ветеринар? Вы с ним знакомы?

— Немного, — говорю я неопределенно. — Во всяком случае, у меня теперь есть собака, и я не могу ее оставить вечером: они будут выть… Она будет выть, — поправляюсь я.

— Это, наконец, смешно, — говорит Юлиус. — Хотите, я пришлю м-ль Баро, и она им займется?

— Ваша секретарша не сможет уследить за моей собакой. И потом собака должна ко мне привыкнуть.

— Послушайте, — заявляет Юлиус, — все это мне как-то неясно. Я заеду к вам через час.

— Ах, нет, — отвечаю я, — нет…

Я отчаянно искала лазейку. Ничто не смогло бы сильнее испортить этот вечер, чем приход непреклонного, энергичного Юлиуса. Собака окажется в отделении для щенков в Нейи, я в кино с Юлиусом; а Луи вернется в деревню, и я никогда больше не увижу его. Я поняла, что эта мысль для меня невыносима.

— Нет, — сказала я, — я, должна вывести ее на прогулку, купить ему кое-что. Я собираюсь уходить.

Последовало молчание.

— А что это за собака? — продолжал Юлиус.

— Не знаю. Она желтая и черная. Ее порода неясна.

— Вы могли сказать мне, что хотите собаку, я знаю поставщиков самых породистых собак.

Он говорил с упреком. Я побуйствовала раздражение.

— Так уж получилось, — сказала я. — Юлиус, простите, собака ждет. Мы увидимся завтра.

Он сказал «ладно» и повесил трубку. Я вздохнула с облегчением, побежала в ванную, надела свитер, брюки — для собаки, и подкрасила лицо для мужчины. Я поставила пластинку, раскрыла окно, поставила на письменный стол три тарелки, напевая, вполне довольная жизнью. Я свободна, у меня есть собака-ребенок и обворожительный незнакомец, который добывает сейчас для нас пропитание. Впервые за долгое, очень долгое время у меня назначено на вечер свидание с незнакомым мужчиной, который мне нравится, которому столько же лет, сколько и мне.

С тех пор, как я познакомилась с Аланом, мои редкие приключения с мужчинами походили на историю с пианистом из Нассо. Да, впервые за пять лет сердце мое билось от того, что у меня назначена с кем-то встреча.

В десять вечера пес уже спал, а Луи, наконец, понемногу заговорил о себе.

— Наверное, я показался вам грубияном, — сказал он, — в тот раз, когда мы увиделись впервые. На самом деле вы мне сразу понравились, а когда я понял, что вы та женщина, о которой говорил Дидье, и принадлежите к обществу, которого я не выношу, я так был разочарован, пришел в такую ярость, что показался отвратительным. — Он замолчал и быстро повернулся ко мне: — Правда, в тот самый момент, как вы вошли в бар, и я вам подал газету, я подумал, что однажды вы станете моей, а через три минуты, открыв, что вы принадлежите Юлиусу А. Краму, я сходил с ума от ревности и разочарования.

— Как все быстро у вас, — сказала я.

— Да, я всегда решал все быстро, даже очень. Когда наши родители умерли, оставив нам большое мебельное дело, я решил, что предоставлю Дидье заниматься им как в отношении рекламы, так и коммерческой стороной. Я учился на ветеринара и сбежал в Солонь, мне там лучше. Дидье обожает Париж, музей, выставки и этих людей, которых я не выношу.

— В чем вы можете их упрекнуть?

— Ни в чем конкретно. Они мертвы. Они живут постольку, поскольку у них есть, состояние, поскольку они играют какую-то роль. Я их считаю опасными. Часто общение с ними превращает в грустного пленника.

— Их пленником можно стать, лишь завися от них, — ответила я.

— Всегда зависишь от людей, с которыми живешь. Потому я и пришел в ужас, узнав, что вы с Юлиусом А. Краном. Это человек холодный, как лед, и в то же время неистовый…

Я перебила его:

— Во-первых, я не с Юлиусом А. Крамом.

— Теперь я думаю, что да, — сказал он.

— И, кроме того, — прибавила я, — он всегда был безукоризнен по отношению ко мне, очень мил и бескорыстен.

— В конце концов, я поверю, что вам только двенадцать лет, — сказал он. — Я все думаю, как мне добиться, чтобы вы поняли, что, вам угрожает. Но я добьюсь.

Он протянул руку и привлек меня к себе. Сердце мое адски колотилось. Он обнял меня, и мгновение оставался недвижим, прижавшись щекой к моему лбу. Я чувствовала, как он дрожит. Потом он поцеловал меня. И тысячи фанфар желания запели, кровь забила тысячей тамтамов в наших жилах, и тысячи скрипок заиграли для нас вальс наслаждения.

• Предыдущая
• 18/26
• Следующая