Хозяева старой пещеры - Браун Жанна Александровна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/38
• Следующая

— Тётя Маруся, не плачьте, — громко сказала Юлька, — он в Копани с Митькой пошёл!

— Куды? В Копани?! — ахнула тётя Маруся, сразу переставая плакать. — Ах ты ж поганец! Ах ты ж свинёныш. Ну, погоди, дай только вернётся, всю шкуру с поганца спущу! — она снова всхлипнула. — Только б живым да невредимым нашёлся! Это ж надо, а?

— Ночью в Копани? — встревоженно загудели в толпе. — Да туды и днём-то опасно ходить! Подранок шастает. Матёрый. Вчера хозяйку с пестуном да малышом взяли, а сам-то убёг, подраненный.

— Боже мой! — вскрикнула Нина Петровна. — Что же мы стоим? Надо немедленно организовать поиски! И, как назло, сегодня столько дел… Скульптор приезжает… столько дел… Кто из вас хорошо знает эти места?

— Самые медвежьи да партизанские места. Болота да топь, топь да болота, — сказал Матвеич, подходя к Нине Петровне. — Нечего время задаром терять. Надо мужиков поднять. Пошли.

Дверь школы неожиданно распахнулась, и на крыльцо не торопясь вышел Кудрявый. В руках он бережно держал большую голубую папку с бумагами. Увидев Нину Петровну, Кудрявый одёрнул серый пиджак.

— Нина Петровна, голубушка, — ещё издали начал он, держа папку на вытянутых руках, — хорошо, что вас встретил. Искать направился. Всё утро провозился, но зато всё сделал. Вот, извольте убедиться! Из райкома звонили… секретарь сам… приедет.

— Оставьте, Николай Ильич, — отмахнулась Нина Петровна, — не до этого сейчас. Вы не слышали? Дети пропали!

— Дети!? Какие дети? Куда пропали? — Кудрявый растерянно оглянулся по сторонам и словно только сейчас увидел встревоженную толпу.

— Да мой же Санька с Митькой! — с новой силой заголосила тётя Маруся, придвигаясь к Кудрявому. — В Копани с вечера побёг и пропал. О-ой!

— Медведь там шастает подраненный. Третьего дня корову задрал в Шмякиной бригаде, дак пастухи выследили и вчерась матку с пестуном да малышом забили, а он ушёл… Матерый! — сказал Матвеич.

— Так… — Кудрявый медленно снял шляпу и вытер голову клетчатым носовым платком. Потом взглянул на Нину Петровну, на испуганных женщин в толпе, на заплаканное, бледное лицо тёти Маруси и, пробормотав: «Минуточку, я сейчас», — быстро пошёл к своему дому, размахивая папкой. Его дом стоял третьим от школы. За высоким тесовым забором.

Нина Петровна посмотрела ему вслед и раздражённо сказала:

— Некогда ждать. Да и толку от него… Пошли, Матвеич, надо торопиться, пока светло.

— А вот это напрасно, молодуха, — прогудел Матвеич. — Ты в наших местах давно ли? Четвёртый годок? А Кольку мы знаем, каков он…

— Бросьте, Матвеич, — сказала Нина Петровна, — сразу видно, что он за человек.

— Ишь ты… видно. Не-ет, Петровна, ты ещё много чего не знаешь. Ты не гляди, что он теперя такой. Немцы за его голову немалые деньги сулили. Смекаешь? Решительной отчаянности командир был!

Ребята, испуганно жавшиеся в сторонке, придвинулись ближе.

— Это про кого, про Кудрявого? — громко спросил Тимка.

Матвеич оглянулся.

— А ну цыть, поколения! Кудря-явый! — сердито передразнил он, присмаливая цигарку. — Туда же…

— Истинно, Петровна, — сказала тётя Даша, школьная сторожиха, — Николая-то и немцы в те поры по кудрям искали. А годы-то не только кудри мнут, человека, бывает, тоже. Я в евонном отряде связной ходила. Знаю.

— Верно, — женщины в толпе приободрились, — Николай по Копаням отряд водил. Ни одна облава не брала.

— Вот, помнится, подорвали мы в одночась эшелон, — начал Матвеич, — меня в ногу подранило. Николай меня на спине волок, гляжу — в самые болота повёл…

В это время на улице показался Кудрявый. Увидев его, Матвеич замолчал, притушил цигарку каблуком и весь подтянулся, словно на плечах у него была не старая телогрейка, а солдатская шинель с погонами.

— Ух ты! — прошептал Ким и толкнул Алёшу локтем.

Чётким шагом приближался к толпе уже не мешковатый, всегда немного смешной Кудрявый, а суровый партизанский командир. Туго перетянута ремнём брезентовая куртка. Синие галифе с кантами. Высокие сапоги. На голове, вместо привычной шляпы, ловко сидела кубанка с тонкой красной ленточкой наискосок. В руках Николая Ильича был настоящий командирский планшет, а за спиной виднелась двустволка.

Ребята во все глаза смотрели на заведующего клубом. Вот это да! Кто бы мог подумать! А Николай Ильич уже отдавал распоряжения так привычно и властно, словно перед ним была не толпа встревоженных и растерянных людей, а партизанский отряд. И, странное дело, тот же Матвеич, который на глазах у ребят не раз насмехался над Кудрявым, сейчас выполнял каждое слово Николая Ильича с какой-то не понятной ребятам радостью. Словно Николай Ильич неожиданно сделал ему приятный подарок.

Поставив на скамейку у забора ногу, Николай Ильич вытащил из планшета старую партизанскую карту-километровку, аккуратно проклеенную на сгибах папиросной бумагой, и расстелил её на колене.

— Так, Копани… по периметру — двадцать километров…

Он поднял голову и, постукивая пальцем по карте, внимательно глянул на стоявшего рядом с ним Матвеича.

Матвеич понимающе кивнул.

— Всё могёт быть, — сказал он, понизив голос так, чтобы не слышали женщины, — кабы знать, всё ли выбрали…

— То-то и оно, если бы только мы ставили, — сказал Николай Ильич и крикнул:

— Дарья, ко мне!

От толпы отделилась тётя Даша.

— Возьмёшь пять человек — и в обход от старой мельницы, по большаку — к штабной землянке, не забыла ещё?

— Как забыть-то? — строго сказала тётя Даша.

— Рассыпьтесь цепочкой. Встретимся на просеке — там, где в сорок втором раненого лётчика нашла. И шуму побольше, ясно?

— Есть! — тётя Даша повернулась и по-военному зашагала к толпе.

— Мария, хватит слёзы лить! — продолжал Николай Ильич, отмечая по карте путь тёти-Дашиной группы. — Бери людей. Зайдёте с другого конца, от Озера-села — и в сторону старой гати, понятно? Не забудьте верёвки и шесты. Дорогу щупайте.

— Николай Ильич, — сказала Нина Петровна, — а я?

Николай Ильич вздохнул и в сомнении покачал головой.

— Толку-то от вас, голубушка, в лесу не вижу. Человек вы городской, а к нашим местам, извините, привычка нужна.

— Ну, знаете! — возмутилась Нина Петровна. — Я, кажется, не давала вам повода сомневаться… — и почти умоляюще добавила: — Я… я вас очень прошу, Николай Ильич.

— Ладно, — Николай Ильич критически осмотрел Нину Петровну, — туфельки на сапоги смените, и быстро. Ждать некогда. Матвеич!

— Здеся! — Матвеич вытянулся, ожидая приказаний.

— Захвати багор, верёвку и вот их, — он кивнул на Нину Петровну. — Со мной пойдёте.

— Слухаюсь! — и Матвеич рысцой кинулся выполнять распоряжение.

Увидев, как взрослые, группами, покидают деревню, ребята заволновались. Юлька подошла к Николаю Ильичу.

— А мы с кем пойдём? С вами?

Николай Ильич поднял к Юльке озабоченное лицо и нахмурился:

— Идите домой. Это не игра.

— Что ли, мы не знаем? Мы тоже хотим искать!

Николай Ильич ещё больше нахмурился. Он сложил карту, сунул её в планшет и выпрямился.

— По домам а-арш! — скомандовал он. — И сидеть тихо, а то ещё и вас искать придётся, понятно?

Улица опустела.

Ким насмешливо глянул на Юльку.

— Ну что, съела? Говорил же — без нас обойдутся.

— А я всё равно пойду! — упрямо топнула ногой Юлька. — Раз сами заманили, значит, сами и искать должны! А если их медведь задерёт?

Ким помрачнел.

— Мы же не знали про медведя…

— Ну вот, значит, теперь хоть умри, а идти надо!

— Теперь это дело чести! — сказал Алёша.

Гошка хмыкнул.

— Чести не чести, а Рыжая правильно сказала. Айда, братва! — сказал он и восхищённо добавил: — А Кудрявый-то, Кудрявый, кто бы знал… Вот бы нам такую карту!

— Какой он тебе Кудрявый, — сказала Юлька. — Командир!

Митьке почудилось, будто что-то тяжёлое навалилось на ноги. Он испуганно сжался, просыпаясь. Рядом с ним явственно слышалось чьё-то неспокойное, прерывистое дыхание. Митька приподнялся, тараща глаза и со сна позабыв, где он. Густая, непроницаемая тьма обложила его со всех сторон. Над головой что-то грозно шелестело, то нарастая и переходя в неумолчный, слитный гул, то стихая, словно затаясь. Невдалеке квакали лягушки. Густо пахло смолой и сладковатой, приторной прелью.

• Предыдущая
• 30/38
• Следующая