Выбери любимый жанр

Человек с горящим сердцем - Синенко Владимир Иванович - Страница 27


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

27

— Но где же он, где? — шептала она. — Покажи.

— Успеешь.

Девушка нахмурилась. Только и разговору в городе: Артем, Артем... А что тут правда, что выдумка?

Шаляпин вышел на сцену. Шквал аплодисментов. Артист поклонился:

— Счастлив петь для таких слушателей. И прошу передать мой привет тем товарищам, которые не смогли быть сегодня здесь.

В партере переглядывались и морщились. «Товарищи»... Их раздражал этот выходец из низов. Но когда Шаляпин спел арию Мельника из «Русалки», партер бушевал вместе со всеми:

— Бис! Бис!..

А Федор Иванович пел уже «Тройку», потом «Блоху». Мощный, проникающий в душу голос лился словно с неба и заполнил огромный зал Народного дома. Овации сотрясали здание.

Устав от пения, Шаляпин стал читать стихи Скитальца. «Узник»...

Ржавый ключ, как будто зверь.
Мой замок грызет сурово,
И окованную дверь
Затворили на засовы...

Полицмейстер заерзал в кресле. И это артист императорского театра?

Я один — в руках врагов!
Кто расскажет там, на воле.
Как за братьев и отцов
Честно пал я в чистом поле?

Федор Иванович лукаво улыбался:

А эти вирши Скитальца я посвящаю одному из устроителей сегодняшнего вечера. Не кузнец, а кузнечище третьеводни посетил меня в нумере! Впрочем, и его товарищ — молотобоец был ему под стать.

Не похож я на певца:
Я похож на кузнеца.
Я для кузницы рожден,
Я — силен!
Пышет горн в груди моей:
Не слова, а угли в ней!
Песню молотом кую...

Что тут поднялось в зале! Казалось, рухнет потолок. Все искали глазами Щербака. Егор Васильевич смущенно привстал.

Шаляпин спел «Демона», больше восхваляя бунт, а не любовь:

Я царь познанья и свободы...

Сашка Рыжий крикнул из глубины зала:

— «Дубинушку»!

Полицмейстер искал глазами подчиненных. А зал уже пел вместе с Шаляпиным запрещенные куплеты песни:

Но настанет пора — и проснется народ,
Разогнет он могучую спину.
И, стряхнув с плеч долой тяжкий гнет вековой,
На врагов он поднимет дубину...

«Дубинушка» оборвалась, и вдруг зазвучала «Марсельеза». Федор Иванович пел со всеми.

На сцену посыпались скромные букетики, а паровозники — Бронислав Куридас и Егор Щербак — вынесли из-за кулис огромный венок с надписью: «Другу Народного дома Ф. И. Шаляпину от харьковских рабочих».

Котельщик Куридас с волнением обратился к артисту:

— Благодарствуйте. Никогда не забудем этого вечера.

Раскланиваясь, Шаляпин прижимал руку к груди:

— Тронут! Я и в других городах устрою подобные концерты.

Все засмеялись, артист скрылся, а на аплодисменты неожиданно вышел член комитета «впередовцев» учитель Григорий Мерцалов:

— Граждане! Городская организация РСДРП открывает захватным порядком революционный митинг... Слово товарищу Артему! Пусть его послушает и буржуазия, и представители царской деспотии.

А за кулисами Шаляпин и Сергеев. Два Федора, оба рослые и басистые. Певец дружески похлопал по спине молотобойца, который приходил к нему в гостиницу договариваться насчет концерта:

— Двигай; Артемий, к рампе! И я послушаю.

Артем вышел и глянул в притихший зал. Полицмейстер сразу узнал в нем того самого парня, что требовал пропустить демонстрантов с паровозостроительного, и двинулся к выходу — распорядиться о задержании. Но где там, не люди — стена, пробиться невозможно.

Федор вмиг оценил обстановку. Здесь люди разных общественных слоев. Но враги сейчас бессильны в своей ненависти.

— Рабочие, подобно вьючному скоту, везут на себе богачей. А тираны твердят: никаких политических требований! Дескать, спор хозяина и труженика можно уладить одними подачками. Прибыль дают, мол, машины и станки, а не люди. Верно ли это? Когда бастуют водопроводчики, вроде и трубы есть, и насосы в наличии, а пить- то нечего, и денежки не сыплются в мошну хозяев! Когда бастуют железнодорожники, вроде и паровозы есть, и рельсы на месте, а движения на дороге нет! Так долго ли вы, товарищи, будете терпеть нищету и унижения? Власть имущим покорность на руку. Но если вы люди, требуйте прав и свободы!

Занавес опустился перед взволнованным залом.

Васильев и Даша Базлова еле пробрались за кулисы. Растолкав друзей, Саша отвел Артема в сторону:

— Базлова, хозяйка новой конспиративной квартиры.

— Давно мечтаю обосноваться на Сабурке! — признался Федор, разглядывая Дашу. — Идеальное место для подпольных дел!

— Конечно... — подтвердила девушка, взволнованная оказанным ей доверием.

Федор медлил уходить. Оглянувшись на Шуру Мечникову, стоящую за его спиной, он нахмурился и сказал:

— Слышите свистки? Дом оцеплен полицией. Вам, девчата, незачем рисковать. Идите пока вдвоем, а я догоню. Дорогу знаю.

Дружинники расступились. Даша и Мечникова беспрепятственно миновали полицейский кордон.

Девушки шли по Конюшенной. Удастся ли Артему вырваться?

Люди из Народного дома растекались по улицам, переулкам. Вскоре Даша и Шура остались одни. Ночь темная, едва освещенная тонким серпом молодого месяца, проглядывавшего сквозь перистые облака.

Шаги... Девушки обернулись. Какой-то прощелыга. На ногах рваные опорки, на голове помятый котелок. Бредет, пошатываясь, и горланит:

Золотая наша рота
Тянет беса из болота...

Голос противный, скрипучий. Даша и Шура прибавили шагу, но босяк стал догонять. Рослая Базлова успокоила Шуру:

— Пусть только тронет! Не с такими справляюсь в отделении буйнопомешанных, — и, полная решимости дать отпор бродяге, сжала кулаки.

Босяк приблизился. Луна осветила премерзкую ухмылявшуюся рожу. Острые усики и бородка, под глазом огромный синяк.

— Чего тебе? — спросила Базлова. — Только тронь меня, пьянчуга, и я кликну городовика! Будка за углом.

— Вот как раз этого-то делать и не надо, — куражился тот. — Разрешите, мамзель, взять под ручку. В обхождении с красотками имею понятие...

Мечникова пригляделась и всплеснула руками:

— Артем?! В таком виде... Где же костюм, что мы тебе купили?

— Говорил, зря тратитесь. Так оно и вышло!

И, весело рассмеявшись, рассказал, как ему удалось объегорить полицию и жандармов.

Спешное переодевание произошло за кулисами в Народном доме.

Володя Кожемякин сунул Федору опорки, модник Васильев отдал свою поношенную визитку, а Николай Чинов поменялся с ним головными уборами. Шаляпин с досадой смотрел на нехитрый маскарад, а затем усадил подпольщика перед зеркалом и озабоченно поскреб ногтем свой округлый подбородок.

— Картуз долой! — вдруг воскликнул он и, сорвав со Щербака котелок, бросил его на пол, растоптал, а потом напялил на голову Федора. — Вот именно. А теперь...

Шаляпин склонился над Федором и стал накладывать грим.

— Полиции я сроду не любил, даже боялся... Перед кем только не приходилось шапку ломать! Да и сейчас любой жандармский ротмистр оскорбить может. Концерт нынешний не простят...

Шаляпин отступил на два шага, довольно усмехнулся. Глянул на себя в зеркало и Сергеев. Ну и превращение! Под глазом радужный синячище, нос горького пьяницы.

— Хорош, хорош! — одобрительно бормотал певец. — Мать родная не узнает. А теперь катись отсель, да поживее! — И добавил: — Должен сказать тебе, Артемий, — ты златоуст, право, златоуст!

27
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело