Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль - Страница 26
- Предыдущая
- 26/114
- Следующая
Луизиада; но большинство географов считает, что то были Соломоновы острова. Ни Картерету, видевшему их годом раньше, ни французскому мореплавателю не пришло даже в голову, что они вновь открыли этот потерянный архипелаг.
Вскоре множество пирог без балансиров окружили оба корабля. В пирогах находились люди, черные, как африканские негры, с длинными рыжими курчавыми волосами. Вооруженные сагаи, они испускали громкие крики и проявляли не слишком мирные намерения. Впрочем, от мысли пристать к земле пришлось отказаться. Повсюду волны с силой разбивались о берег, и прибрежная полоса была такая узкая, что казалось, будто ее совершенно не существует.
Окруженный со всех сторон островами, окутанный густым туманом, Бугенвиль, руководствуясь скорее чутьем, вошел в пролив шириной в четыре – пять лье, где море оказалось до того бурным, что на «Этуаль» пришлось задраить люки. Этот пролив назвали проливом Бугенвиля (не смешивать с одноименным проливом в Новых Гебридах). На восточном берегу пролива французские моряки увидели красивую бухту, обещавшую хорошую якорную стоянку. Послали шлюпки для промеров. Пока они занимались этой работой, к ним приблизилось с десяток пирог, на которых находилось, вероятно, человек полтораста туземцев, со щитами, копьями и луками. Вскоре пироги разделились на два отряда и стали окружать шлюпки французов. Как только островитяне подошли на достаточно близкое расстояние, туча стрел и дротиков полетела в шлюпки. Первый ружейный залп не произвел никакого впечатления. Потребовался еще один, чтобы обратить нападающих в бегство. Французские моряки захватили две пироги, экипаж которых бросился в море. Длинные, искусно сделанные, эти пироги были украшены на носу резным изображением человеческой головы с глазами из перламутра, черепаховыми ушами и окрашенными в красный цвет губами. Нападение произошло в устье потока, получившего название реки Воинов, а сам остров назвали Шуазель – в честь французского министра иностранных дел.
При выходе из пролива моряки увидели новую землю; это был остров, также названный Бугенвиль; его северная оконечность, мыс Л'Аверди, по-видимому, примыкает к острову Бука. На последнем, виденном в предыдущем году Картеретом и названном им Уинчилси, жило, вероятно, очень много народа, если судить по количеству имевшихся на нем хижин. Туземцы, которых Бугенвиль называет неграми – без сомнения, в отличие от полинезийцев и малайцев, – были, конечно, папуасами, принадлежащими к той же расе, что и обитатели Новой Гвинеи. Короткие курчавые волосы они красили в красный цвет; их зубы от бетеля, который они постоянно жевали, были также красные. Берег, поросший кокосовыми пальмами и другими деревьями, сулил изобилие свежей провизии; однако противные ветры и течения быстро увлекли оба корабля в открытое море.
6 июля Бугенвиль бросил якорь у южного берега Новой Ирландии, открытой Схаутеном, в бухте Прален – в том самом месте, где останавливался Картерет.
«Мы отправили на сушу пустые бочки, – сообщается в отчете, – разбили несколько палаток и приступили к наливу воды, заготовке дров и стирке белья – во всем этом мы испытывали крайнюю необходимость. Место высадки было великолепное: тонкий песок без единого камешка, никакого прибоя; в глубине бухты на протяжении четырехсот шагов в нее впадали четыре ручья. Три из них мы использовали: в одном набирали воду для «Будэз», во втором – для «Этуаль», третий предназначался для стирки. В лесу, тянувшемся вдоль самого моря, росли деревья разных пород; все они могли служить очень хорошим топливом, некоторые являлись прекрасным материалом для плотничьих и столярных поделок и даже для токарных работ. Оба корабля находились на расстоянии человеческого голоса один от другого и от берега. К тому же окрестности бухты были необитаемы, так что мы могли наслаждаться полным спокойствием и свободой. Не приходилось и желать более безопасной якорной стоянки и более удобного места для пополнения запасов воды и дров, для различных крайне необходимых починок кораблей, а также для того, чтобы дать возможность нашим больным цингой бродить по лесам» где им вздумается. Таковы были преимущества этой стоянки; имелись и свои недостатки. Несмотря на предпринятые поиски, не удалось обнаружить ни кокосовых орехов, ни бананов, ни каких-либо других продуктов, которые можно получить в населенных местах по доброй воле их жителей или путем применения силы. Так как рыба ловилась плохо, то мы могли рассчитывать здесь лишь на спокойный отдых. Приходилось поэтому опасаться, что больные не смогут поправиться. Правда, тяжело больных у нас не было, но у многих начиналась цинга, и если бы их состояние сейчас не улучшилось, болезнь стала бы быстро прогрессировать».
Прошло лишь несколько дней со времени прибытия французских моряков, когда один из матросов нашел кусок свинцовой пластинки, на которой удалось прочесть часть надписи на английском языке. Это дало возможность без труда обнаружить место, где в предыдущем году разбил свой лагерь Картерет.
Для охотников страна давала довольно жалкую поживу. Они обнаружили несколько кабанов или одичавших свиней, но убить их не удалось. Зато они подстрелили исключительно красивых голубей с серовато-белым брюшком и зеленовато-золотистым оперением, горлиц, попугаев и какую-то птицу из семейства ворон, крик которой в точности походил на собачий лай. Деревья попадались высокие и великолепные; там росли бетель, капустная пальма, тростник, перечник и т. д.
Болотистые леса кишели вредными насекомыми, змеями множеством других ядовитых тварей. К несчастью, они водились не только на суше. Одного матроса, разыскивавшего «молоточники», очень редко встречающиеся двухстворчатые раковины, укусила какая-то змея. После пяти – шести часов ужасных страданий и невероятных судорог боль утихла, и в конце концов противоядие, которое ему дали после укуса, поставило его на ноги. Это происшествие значительно охладило рвение любителей ракушек.
22 июля после сильной бури французские моряки на кораблях ощутили подземные толчки; море несколько раз подряд поднималось и опускалось, что чуть не насмерть испугало ловивших рыбу матросов. Несмотря на дожди и грозы, непрерывно следовавшие одна за другой в течение всех этих дней, группы моряков отправлялись на поиски веерных и капустных пальм и горлиц. Уходя, всегда надеялись на колоссальную добычу, но возвращались чаще всего с пустыми руками и лишь промокшие до костей Невдалеке от стоянки можно было наблюдать природную диковинку, в тысячу раз превосходившую по красоте все чудеса, изобретенные для украшения королевских дворцов. Каждый день туда ходили многочисленные зрители, не устававшие любоваться изумительной картиной.
«Это был водопад. Описать его невозможно. Чтобы дать представление о всей его красоте, нужно было бы воспроизвести на полотне сверкающие краски воды, освещенной солнцем, призрачные тени тропических деревьев, выступавших из самой воды, и фантастическую игру света на фоне грандиозного пейзажа, еще не оскверненного рукою человека».
Как только погода переменилась, корабли покинули бухту Прален и до 3 августа продолжали двигаться вдоль берегов Новой Британии. По дороге на «Этуаль» напало множество пирог, и французы оказались вынужденными в ответ на камни и стрелы сделать несколько ружейных выстрелов, которые обратили нападающих в бегство. 4 августа опознали острова, названные Дампиром Метьюз (Сент-Маттиас) и Сторм (Гроза). Через три дня увидели острова Эрмит (Отшельников), получившие такое название по той причине, что множество пирог, занятых рыбной ловлей, не пошевелились при виде «Этуаль» и «Будэз», пренебрежительно отказавшись вступить в какие-либо сношения с чужеземцами.
Миновав ряд полузатопленных островков, у берегов которых корабли чуть не потерпели крушение и которые Бугенвиль назвал Л?Эшикье, французские моряки очутились в виду Новой Гвинеи. Возвышенный и гористый остров тянулся к западу- северо-западу. 12 августа был обнаружен большой залив; однако течение, до тех пор шедшее навстречу, изменило направление – и корабли были отнесены далеко от залива. Местонахождение этого залива можно определить, будучи еще в открытом море на расстоянии свыше двадцати лье, по двум гигантским часовым – горе Циклоп (2160 м) – самой высокой точке на северном побережье Новой Гвинеи между заливами Гелвинк и Астролябия – и горе Бугенвиль (1200 м).
- Предыдущая
- 26/114
- Следующая
