В Стране странностей - Кублицкий Георгий Иванович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/83
• Следующая

Вы пишете далее о госпоже Скуке. Да, когда голландская семья приходит в шесть часов вечера с визитом, то действительно все чинно рассаживаются по углам в гостиной. Но по натуре голландцы люди веселые. Я много смеюсь с голландцами. Если это не противоречит обычаю, они готовы петь, танцевать чуть не до упаду. Повторяю: если это не противоречит обычаю. Нельзя, однако, забывать, что некоторые голландские обычаи сложились в мещанско-купеческой среде, притом проникнутой религиозностью. Они тяготят и сковывают живую натуру.

Мне пишет одна голландка: «Как только наступает весна, меня тянет к вам». А голландка эта — владелица парикмахерской, человек, далекий от социалистических идеалов, вероятно даже враждебный им. Что же ее влечет к нам? Я думаю, что наша простота в общении. У нас все проще, естественнее. Она устала от заученных улыбок, от постоянной тревоги о будущем, от забот, от конкурентной борьбы, от соблюдения этикета, от подчинения раз навсегда заведенным порядкам. И разве одна эта голландка приезжает к нам чуть ли не каждый год? У меня много таких, которые приедут раз, потом второй, потом третий. Конечно, им многое интересно в нашей стране. Но, кажется, притягательнее всего для них все же наша простота, сердечность, естественность.

Вот мы приезжаем в Бухару, идем по улице. Один турист очень худой. К нему подходит незнакомый узбек: «Слушай, пойдем, пожалуйста, кушать плов, тебе поправиться надо». Голландец чувствует, что это — от чистого сердца, от душевной доброты. Он сам становится раскованнее, проще. Даже безалаберность кажется ему привлекательной в сравнении с очень упорядоченной, размеренной, а в сущности, очень напряженной жизнью, постоянной борьбой за деньги, за положение в обществе.

И знаете, когда голландцы уезжают от нас, они грустят. Им не хочется уезжать. Они, конечно, соскучились по дому, по детям, и все же они с грустью садятся в самолет. А на другой год приезжают снова…

Почему мы сначала рассказали о своих впечатлениях, а потом познакомили вас с мнением человека, давно и хорошо знающего Голландию? Не проще ли было бы сразу исправить кое-что в своих рассуждениях?

Да, это было бы проще.

Но нам хочется предостеречь и вас от поспешных суждений о том, что иногда с первого взгляда кажется довольно ясным. Когда речь заходит о национальном характере, то некоторые его черты нельзя ни понять, ни объяснить без знания истории народа, без непредвзятого, доброжелательного к нему интереса, без долгого общения с людьми, родившимися и выросшими совсем в иных условиях, чем мы с вами.

Характер народа формируется столетиями и особенно ярко проявляется при чрезвычайных обстоятельствах. В свое время характер голландцев по-настоящему узнали испанцы, а не столь давно — гитлеровцы, оккупировавшие Голландию.

Мы читали в десятках книг о голландской флегматичности и невозмутимости. Но мы не раз убеждались, что черты эти в наши дни оборачиваются иногда совершенно неожиданной стороной.

Летом 1966 года около двух тысяч строительных рабочих Амстердама собрались на площади перед ратушей, чтобы спокойно обсудить свои дела: строительные компании незаконно удержали с них часть премиальных денег. С чисто голландской невозмутимостью рабочие расселись прямо на асфальт и задымили трубками, готовясь слушать ораторов. Внезапно появились полицейские и с той же невозмутимостью принялись колотить рабочих дубинками.

На следующий день в тихом, благопристойном Амстердаме начались чуть ли не уличные бои. Молодежь кое-где попыталась возводить баррикады.

Полторы тысячи полицейских и солдаты королевской армии были вызваны для подавления «бунтовщиков». В ход пошли гранаты со слезоточивым газом. Во время уличных схваток пострадало более ста человек.

И как ни выгораживало потом правительство главу столичной полиции, сколько ни пыталось взвалить вину на коммунистов, рабочие не успокоились до тех пор, пока не заставили высокое полицейское начальство покинуть пост. Но тут уже надо говорить о другой неоспоримой черте голландского народного характера: об упорстве.

В рубке — навигационные приборы океанского корабля. На полированных панелях вспыхивают сигнальные огоньки.

У пульта — бывалый морской волк с седыми, пожелтевшими от табачного дыма усами. Он молча посасывает трубку.

Моряку скучно. Его корабль лежит на курсе, с которого невозможно сбиться. Если ручку машинного телеграфа резко перевести на «полный вперед», палуба не рванется из-под ног. Брызги, которые ветер бросает в стекла рубки, не оставят соли на губах: то лишь дождевые капли.

Рубка снята с океанского судна водоизмещением тридцать тысяч тонн. Ее перенесли на бетонную башню, корабельной мачтой высящуюся над Роттердамом. Чтобы вы сразу почувствовали, что это город моря, вас прежде всего поднимают сюда, в «воронье гнездо», к корабельному пульту.

Башня называется «Евромаст», и любознательный человек может узнать, что ее ствол был построен за 23 дня 1 час 59 минут. Затем любознательный идет в ресторан. Там, на стометровой высоте, он съедает котлетку или бифштекс, который поджаривают тут же, при нем, так что любознательный может видеть, как подрумянивается мясо. Запивая еду пивом «Хейнекен», он любуется самым крупным портом мира.

Этот порт лежит далеко внизу и тем не менее подавляет своими размерами, числом кораблей, прижавшихся к причалам, огромными кранами. Не видно, где он начинается и где кончается.

Роттердам принимает и отправляет в год свыше тридцати тысяч океанских кораблей. Они обмениваются грузами с двумястами пятьюдесятью тысячами речных судов. Эти речные суда по Маасу, Рейну, Ваалу и каналам связывают Роттердам с соседними странами: Францией, Западной Германией, Бельгией, Швейцарией.

С высоты птичьего полета и мы любовались чудо-портом. За нашей спиной седой моряк посасывал трубку. Светились глазки приборов. Что-то загадочно пощелкивало. На мгновение мы почувствовали себя если и не капитанами судна-гиганта, только что ошвартовавшегося в роттердамской гавани, то, во всяком случае, людьми, не чуждыми морю. Спасибо строителям «Евромаста», что они не ограничились сооружением на башне ресторана, а подняли сюда корабельную рубку!

Потом лифт спустил нас с высот. Уже с борта прогулочного катера, юркнувшего в корабельную гущу, мы, задирая голову, читали имена надменных великанов, которые только что казались нам лилипутами.

В названиях и корабельных флагах предстала география всей планеты. Жаль, что в шуме гавани наши голоса не могли услышать на «Станиславском», «Коломне», «Рязани». Впрочем, со «Станиславского» в ответ на нашу энергичную приветственную жестикуляцию двое моряков помахали рукой.

Читатель, которому знакома карта Голландии, возможно, обратил внимание на некоторую странность: Роттердам, морской гигант, расположен… в стороне от моря! До побережья от него около тридцати километров.

Океанские корабли, мимо которых мы носились на катере, стояли в пресных водах реки Маас. Они пришли в порт по морскому каналу, прорытому в прошлом веке, и ошвартовались в искусственно углубленных гаванях. До Роттердама не могут доходить лишь самые крупные нефтеналивные суда. Для них возле входа в морской канал строится особый «Европорт».

Роттердам в начале 1969 года населяли 1 миллион 56 тысяч жителей. Он на 7 тысяч человек обогнал Амстердам, оттеснив столицу на второе место. Ни один город Голландии за последние сто лет не рос так быстро. Больше всего своим ростом Роттердам обязан порту.

Если забыть о трагедии Роттердама и видеть в нем обычный голландский город, то при знакомстве с ним многое удивляет и обескураживает. Первые часы так было и с нами.

• Предыдущая
• 28/83
• Следующая