Сказки народов СССР - Автор неизвестен - Страница 12

• Предыдущая
• 12/43
• Следующая

— Дай, — говорит, — окунёмся в холодной воде.

И снова полез в свою бочку, но силы его ещё более ослабели. Ещё дрались, ещё раз полез Сам Скокоть в бочку с водой, но уже вылезть из неё не может.

— Перенеси меня в бочку налево, — говорит он Собачёнышу, — понял, что бочки переменили.

— Нет, уж погибай, уродина, тут! — сказал Собачёныш и придавил Сам Скокотя. Потом вырыл яму возле печки, бросил туда труп страшилища, зарыл, а сверху камней наклал.

А сам взял булаву, пошёл в замок. Разыскал младшу дочь Сам Скокотя.

— Спасибо тебе, что помогла одолеть эту нечистую силу. Если хочешь, возьму тебя замуж и отвезу тебя на наш свет.

Она охотно согласилась. И стали они собираться в путь.

«Захвачу заодно и старших сестёр, пусть будут жёнами моих товарищей», — думает Собачёныш.

Подошли к корзине. Посадили старшую сестру. Потом отправили среднюю. Наконец переправили и младшую. Прошло некоторое время. Корзина не появляется. Долго стоял Собачёныш, а корзины всё нет.

— Изменили мне товарищи, бросили одного. Придётся погибнуть, — горюет Собачёныш.

Но погибать не хочется. Пошёл он бродить по пустынному месту. Вдалеке виднеется лес. Пошёл он к лесу. Где-то словно гром погромыхивает. Надвигается туча. Он спешит к лесу. Как только вошёл в лес, разразилась гроза. Молния сверкает. Удар грома следует за ударом. Пошёл дождь, а потом град, да такой крупный, в яблоко величиной градина. Остановился Собачёныш под развесистым деревом. Смотрит — внизу под деревом птичье гнездо, а в гнезде птенцы ещё совсем голые, но очень большие, больше старых гусей. Жалко стало птенцов. Снял он сермягу и прикрыл их, чтоб градом не убило. Град прошёл. И вдруг что-то зашумело над лесом, и сразу потемнело. Посмотрел Собачёныш — летит огромная птица и опускается под дерево. Видит — её птенцы сермягой накрыты и все живы. Обрадовалась мать птенцов.

— Ты спас моих детей. Отблагодарю тебя, чем ты захочешь, — говорит она Собачёнышу.

Обрадовался Собачёныш и говорит:

— Самую большую услугу окажешь ты мне, если переправишь меня на нашу землю.

— Хорошо, говорит птица, — только ты запаси в дорогу кадку мяса да кадку воды, иначе я не долечу с тобой — ты тяжёлый.

Пошёл Собачёныш ловить птиц и зверей. Насолил целую кадку мяса и взял кадку воды. Когда всё было готово, он поставил кадку с мясом на одно крыло птицы, кадку с водой на другое, а сам уселся посредине. И они полетели.

Долго летит птица, а земля далеко. Повернёт она голову направо, Собачёныш положит ей в клюв кусок мяса, повернёт налево, даст ковш воды. К концу подходит мясо, а земли не видно. Отдал он и последний кусок, а земли нет. Выбивается птица из сил, машет крыльями, подняться выше не может. Поворачивает голову, требует мяса. Он даёт ей воды. Не берёт птица воды. Тогда Собачёныш вынул нож, отрезал мягкую часть ноги и положил в клюв птице. Приняла птица мясо, только искоса посмотрела на своего седока. Ещё поворачивает голову, просит мяса. Отрезал он часть другой ноги. Наконец птица опустилась на землю.

— Слезай, — говорит, — ты на земле.

— Не могу слезть, — ноги в ранах.

Тогда птица каркнула два раза и выбросила отрезанные части ног.

— То-то я смотрю, что мясо сладкое. Прикладывай куски к ранам.

Приложил Собачёныш вырезанные мякоти ног к своим местам, и они срослись. Слез с птицы, поблагодарил её, а сам пошёл разыскивать своих неверных товарищей. Разыскал. Они со своими жёнами похаживают, а его невесту в загоне держат. Разозлился Собачёныш.

— Так вот какие вы товарищи! Бросили меня одного на гибель!

И давай их дубасить по чём попало. Хотел убить и бросить в ту дыру, в которую Сам Скокоть провалился. Но отошла его злость, и он пощадил их. Пошёл к своей прекрасной невесте, утешил и обрадовал её. И взял её себе в жёны.

ПЕРОЧИННЫЙ НОЖИК

Был пан, да такой злой и жестокий, что просто жить с ним нельзя было. Никто не мог угодить ему. Что ни скажешь, всё плохо. Боялись его люди, как змея. Придёт к нему кто с какой-либо просьбой, а он как крикнет:

— Что скажешь?

— Всё доброе, панок.

— А после доброго что? — орёт пан. И вдруг распорядится: — На конюшню его, болвана, да всыпать двадцать пять!

Так и не даст человеку слова сказать. Иначе с людьми он говорить не умел. И боялись люди сказать ему о чём-либо плохом, что не по нраву пану. Только был один мужичок, который имел кличку Стопак. Тот умел говорить с паном, по крайней мере он сам так утверждал.

Играл раз пан в карты и выиграл очень хорошее имение. Весной поехал осматривать имение да так и остался в нём на всё лето. Как видно, очень понравилось ему новое имение. Недаром же говорят люди, что новое сито на колу висит, а старое под лавкой лежит. Видит управляющий старым имением, что пана всё нет да нет, а в имении беда на беде едет да бедой погоняет, тужит бедняга: надо известить обо всём пана, но как передать ему? И сам он боится с такими известиями являться к злому пану, и никто из служащих и крестьян не решается отправиться, чтоб рассказать пану о несчастьях. Не знает управляющий, что делать, сидит да охает. Узнал про это Стопак. Пришёл к управляющему и говорит:

— Я пойду к пану и всё расскажу ему: я умею говорить с панами.

Рад управляющий, чуть рук не целует Стопаку. Дал ему целую горсть денег, сапоги с ног своих снял и отдал ему да провизии на дорогу положил столько, что с ней можно было бы до Варшавы дойти.

Идёт Стопак и ни одного кабака по дороге не минает.

Много ли он шёл или мало, но только приходит в новое имение. Подходит к хоромам, а там его лакей встречает.

— Ты чего здесь шляешься, бродяга? — кричит лакей на Стопака и давай его травить собаками.

Стопак вынул из торбы несколько кусочков мяса. Собаки завиляли хвостами, принялись мясо глотать да ещё смотрят на Стопака тоскливыми глазами. Тем временем Стопак взошёл на крыльцо.

— Что тебе надо? — снова спрашивает лакей.

— Мне надо видеть пана, — отвечает Стопак, а потом меняет тон и почтительно говорит лакею, называя его «паном»: — Пришёл я, панок, из старого имения.

— Хорошо, — отвечает польщённый лакей, — я доложу о тебе пану, но скажи мне, откуда ты знаешь, что я — пан?

— Ты пан — не пан, а так себе полупанок, потому что лоб у тебя низкий, нос слизкий, так оно и видно, что ты лижешь панские полумиски.

Разозлился лакей и уж хотел Стопака за чуб схватить, да как раз его пан позвал.

— Какой там холоп? — спрашивает пан.

— А это посланный из старого имения.

— А, позвать его ко мне в кабинет!

Побежал лакей звать Стопака. А Стопак сидит важно, достаёт кисет, набивает в трубку табак, не торопится. Потом достаёт кремень, губку, кресало, высекает огонь, прикуривает, долго, не торопливо. Лакей из себя выходит:

— Ступай: пан тебя зовёт!

— Не лихорадка его трясёт, обождёт, — отвечает Стопак, выпуская дымок да поплёвывая на панский паркет.

— Скорее иди! — кричит и пан.

— Сейчас, сейчас, вот только трубку докурю.

Докурил Стопак трубку, пепел из неё выбил, за пазуху спрятал, а потом идёт к пану. Лакей впереди бежит, дверь раскрывает перед ним. Вошёл Стопак к пану.

— День добрый, пан! — сказал и закашлялся. Долго кашлял, а пан ждёт да усы покручивает.

— Что скажешь? — спрашивает пан.

— Всё хорошее, всё доброе.

— А после хорошего и доброго что?

— Да вот, панок, послал меня к пану управляющий. Панский ножик сломался.

— Какой ножик?

— Да, должно быть, тот, что пану перья изготовляли.

— Как же его сломали?

— Говорят же, что без инструмента и вши не убьёшь. Но всякий инструмент при работе портится. Вот так и с этим ножиком. Хотели пану на сапоги содрать с легавой собаки кожу. Взяли ножик. Но на панской легавой очень крепкая была шкура. Ножик и сломался.

• Предыдущая
• 12/43
• Следующая