Водяной - Вальгрен Карл-Йоганн - Страница 31

• Предыдущая
• 31/44
• Следующая

— Ладно, ребята, — сказал он весело. — В нашей семье не должно быть ссор. Я завтра уезжаю, и меня несколько дней не будет. А сегодня праздник. Давайте освободите пока Неллину комнату.

Прошла неделя — отец не появлялся. Мама говорила, он в Гётеборге с Лейфом и тем нариком, у них там какие-то дела, и она не знает, когда он вернется.

Я освободила комнату и перетащила все к Роберту. Может, на время, а может, на всю зиму. Отец потребовал все ключи, сложил там свои товары или не знаю что и запер дверь. От матери помощи не дождешься — она всегда принимала сторону отца. Не знаю уж почему. Скорее всего, из страха, а может, это такая любовь вывихнутая, как и все у них.

Беда в том, что Роберту было очень плохо. Его угнетало постоянное присутствие в доме каких-то неизвестных уголовников, и к тому же эти новые очки — он в них и в самом деле ничего не видел.

В понедельник он объявил, что в школу больше не пойдет — ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. До конца полугодия. Что я там буду делать, сказал он. Я же все равно ничего не вижу. И у меня голова кружится в этих очках. Лучше добровольная слепота.

И никакие мои уговоры не помогли — классный руководитель наверняка сообщит в социальные службы, ты же сам понимаешь, какие могут быть последствия… безнадежно. Ничто не могло сломить его упрямства. И у меня тоже не было сил его убеждать — по большому счету он прав. К тому же я ужасно устала, и тот остаток энергии, который еще сохранился, надо было беречь. Потом, когда мы сделаем что-то для водяного, займусь вплотную Робертом.

Всю неделю мы с Томми ломали голову, старались что-то придумать. Планы отвергались один за другим. На звероферме опять кипела работа, готовили следующий убой норок, там все время толклись люди, а по ночам спускали с цепи сторожевую овчарку. Томми специально несколько раз проходил мимо — во дворе все время стояли машины.

— Они, по-моему, водят туда экскурсии, — сказал Томми. — Показывают водяного. Все время подъезжают и уезжают. И братан каждый вечер туда мотается.

И наверняка мучают его, подумала я. Медленно убивают. Просто так, потому что им это нравится. Они так устроены. Есть же такие сволочи.

А может, есть еще какая-то причина? Контрабандные сигареты, водяной, отец, Лейф, этот противный нарик, другие темные личности — может, все это как-то связано друг с другом, и мы просто не понимаем как. И стоит только потянуть за одну ниточку в этой сети, и все пойдет наперекосяк.

Мне все же удалось выведать, что хранит отец в моей комнате. Я открыла замок отмычкой, из тех, что мне дал профессор. Штабеля сигаретных блоков на полу, сотни, не только те, что он купил на звероферме, и не только датские — немецкие и еще какие-то. Наверное, у него был и другой источник. Сигарет было куда больше, чем он сам мог продать, — похоже, хочет создать какую-то базу или склад, поставить торговлю на широкую ногу.

На кровати лежала дюжина видеобоксов[23] с наклейками видеопрокатной фирмы в Хальмстаде. Странно, но я почувствовала что-то вроде облегчения. Табак и украденные видеомагнитофоны. Я ожидала худшего.

Хоть одна хорошая новость — завхозу стало лучше. Так сказал Л-Г на физике. Он вышел из комы и оставлен в больнице для наблюдения. Повреждены шейные позвонки, так что несколько месяцев ему придется носить ортопедический воротник. Но врачи уверяют — прогноз хороший. По-моему, всем стало легче, ребята ходили и беспричинно улыбались друг другу.

Герарда все же взяли, и для меня это было не менее радостной новостью. Говорят, его нашли на пустующей даче, принадлежащей каким-то знакомым родителей Педера, и решили принять самые суровые меры — после Рождества отправить его в интернат для малолетних преступников. Тюрьма ему не грозила — несовершеннолетний. Из школы и его, и его шестерок исключили. Педера с Улой, кажется, временно, но все равно — огромное облегчение. У меня уже не было сил все время чего-то бояться.

Может быть, Джессика и права — теперь полицейские размотают весь клубок. Нам, ученикам, никто ничего не сообщал, но ходили самые разные слухи: кто говорил, что они взламывали виллы на побережье, другие утверждали, что Герард со своими подручными поджег молодежный клуб в городе. В общем, никто ничего толком не знал.

Теперь, когда все отшатнулись от Герарда, стали замечать и меня. В четверг после физкультуры мне ни с того ни с сего помахала Джессика. Она, как всегда, стояла перед зеркалом в раздевалке и поправляла прическу.

— Придешь послезавтра?

— Куда?

— Ты разве не получила приглашение на Хеллоуин?

Похоже, она говорила искренне. Или, кто ее знает, притворялась, но здорово.

— Я думала, кто-то спутал шкаф.

— О чем ты? Это же последняя наша осень в школе. Осталось одно полугодие, а потом разойдемся кто куда. Надо держаться вместе. Это важно, тем более без Герарда и его банды. Завхоз ведь мог умереть!

Она достала из сумки спрей, встряхнула и нажала на кнопку. Над головой задержалось маленькое туманное облачко.

— Будет очень весело, обещаю. Мы целый месяц готовились. Даже маскарадные костюмы будут. Как в Штатах. Сестра Ловисы там была по обмену, приехала в полном восторге.

— А Томми будет?

— Вообще-то ее мать сказала, что не должно быть слишком много народу, но думаю, можно кое-кого пригласить и из параллельного класса. Кроме отъявленных лопухов, само собой.

Она придирчиво осмотрела себя в зеркале, достала из кармана джинсов бесцветную помаду и намазала губы. Для нее быть девушкой — это профессия.

— Хочешь? — Она протянула мне помаду. — В это время года губы пересыхают — просто ужас.

Я взяла маленький тюбик, провела пару раз по губам и вернула. Все девчонки в классе так делали. Своего рода знак дружбы и принадлежности к одной касте. Будто потерла губы стеариновой свечой.

— Выгляжу просто жутко, — пожаловалась Джессика, упершись в зеркало чуть не носом. — Не понимаю, что за напасть. Я же даже не курю. И шоколад перестала есть. Угри еще хуже рака. Так ты придешь?

— Если Томми будет.

— Я должна спросить Ловису. Мы с ней все решаем вместе.

Она сунула помаду — почему-то в лифчик. У меня появилось чувство, что меня подкупают.

На следующий день рано утром позвонил Томми:

— Сегодня на ферме никого не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Я там был вчера вечером. У них протекает цистерна с аммиаком, сказали, есть опасность газообразования. Попозже придут из коммунального управления. Посмотрят и решат, что делать. А работникам дали выходной.

Он дышал, будто пробежал стометровку.

— Еще что-то случилось?

— Да… Улуфа выписывают. Братан говорил с ним по телефону, когда Йенс ушел. В подвал спустился, чтобы никто не слышал. А я встал за дверью… в общем, я не все понял, но, по-моему, они собираются опять его куда-то перевозить.

— Куда?

— Откуда я знаю? Они мне разве расскажут? Боятся, что его найдут… и пойдут вопросы. Уже слишком много народу знает о его существовании. И его перевезут, и сигареты. Думаю, это наш с тобой единственный шанс.

— Значит, он еще жив?

— Похоже, да… но времени совсем мало. Позвони в школу, скажи, что заболела. И сразу приходи.

Я спустилась в кухню. Прислушалась, как братик возится в теперь уже нашей общей комнате, как мать храпит в спальне. По местному радио передавали новости. Об утечке аммиака на норковой ферме — ни слова. Значит, опасности для жизни все же нет.

Томми сидел за рулем их ржавого пикапа и махал мне рукой. Обычно пикап стоял с ключами в замке — на тот случай, если кому-то понадобится что-то довезти из гавани в деревню или наоборот.

— Йенс и братан вышли в море, — сказал он, не успела я забраться на сиденье. — Почему бы не воспользоваться этим драндулетом? Если они и собираются его перевозить, то не раньше вечера. Похоже, нам повезло.

• Предыдущая
• 31/44
• Следующая