Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Джонс Эрнест - Страница 15
- Предыдущая
- 15/174
- Следующая
Принципиально же новым была демонстрация того, что клетки нервной системы низших животных обнаружили их неразрывную эволюционную связь с клетками высших животных и что предполагавшееся ранее резкое различие между ними на самом деле не существует.
Изучая речную миногу, Фрейд совершил важное открытие: «Клетки спинальных ганглиев водных примитивных животных давно уже были известны как биполярные, в то время как подобные клетки высших позвоночных считались однополярными». Фрейд закрыл брешь между низшими и высшими животными. «Нервные клетки речной миноги показывают всевозможные переходы от однополярности к биполярности, с Т-образным разветвлением волокон». Данная работа по своему изложению и выводам выходила далеко за рамки студенческого исследования; любой зоолог мог бы гордиться таким открытием. 18 июля 1878 года Брюкке представил отчет объемом в 86 страниц Академии; он был опубликован в «Бюллетене» Академии в следующем месяце.
Темой второго исследования, проводимого Фрейдом в летние месяцы 1879 и 1881 годов, было строение нервной системы речного рака. На этот раз Фрейд работал по собственной инициативе и полностью самостоятельно. Он исследовал живые ткани под микроскопом, используя линзы Харнака № 8 (то есть прибегнув к методу, в те времена малоизвестному и сложному с технической точки зрения), и пришел к окончательному выводу о том, что все без исключения аксональные цилиндры нервных волокон являются по своей структуре фибриллярными. Фрейд был первым, кто экспериментально доказал эту фундаментальную особенность нервных клеток. Он пришел к заключению, что ганглий состоит из двух субстанций, в одной из которых, сетеподобной, берет начало нервный отросток. В этих ранних исследовательских работах Фрейд строго ограничил себя анатомической точкой зрения, хотя и подчеркнул, что его исследования проводились с надеждой проникнуть в тайну нервной деятельности. Только однажды, в 1882 или 1883 году, в одном из разделов доклада «О структуре элементов нервной системы», подводившем итоги проделанной работы, он осмелился выйти за пределы гистологии, сказав следующее: «Если мы предположим, что фибриллы нервных волокон имеют значение изолированных путей проводимости, тогда мы должны сказать, что пути, существующие в нерве раздельно, в нервной клетке сливаются; тогда нервная клетка становится „началом“ всех нервных волокон, связанных с ней анатомически. Я преступил бы очерченные мною границы, если бы стал приводить имевшиеся тогда в моем распоряжении доводы в пользу законности этого предположения; к тому же я знаю, что имеющийся материал является недостаточным для решения столь важной для физиологии проблемы. Если бы это предположение можно было доказать, мы бы далеко продвинулись в вопросе физиологии нервных клеток; мы смогли бы тогда полагать, что раздражитель определенной силы способен прорывать изоляцию фибриллов таким образом, что нервное волокно в целом становится проводником возбуждения» — и так далее.
Концепция единства нервной клетки и ее отростков — основа будущей нейронной теории — является, по всей видимости, собственным открытием Фрейда, сделанным самостоятельно. В нескольких приведенных выше предложениях присутствуют и смелость мышления, и осторожность в изложении; Фрейд не рискует представить каких-либо собственных утверждений. В этой связи кажутся уместными два следующих комментария. Доклад, в котором Фрейд высказал свои соображения, был прочитан им спустя четыре или пять лет после завершения исследования. Таким образом, Фрейд располагал достаточным количеством времени для размышлений. Можно было ожидать, что малая толика свободного и смелого полета фантазии, которой он столь часто давал разыграться в более поздние годы, заставит его сделать последний шаг вперед, ибо он стоял у самого порога важной нейронной теории — основы современной неврологии. В своем стремлении к «дисциплине» он, очевидно, забыл, что в оригинальном научном исследовании фантазии отводится далеко не последняя роль.
В действительности же важные положения Фрейда остались вне поля зрения ученых, и, таким образом, его имя не упоминается среди пионеров нейронной теории. К наиболее известным из них принадлежат немец Вильгельм Гис с его эмбриологическим исследованием генезиса нервных клеток, швейцарец Опост Форель, наблюдавший перерождение Валлера, возникающее вследствие повреждения или рассечения нервных волокон, и испанец Рамон-и-Кахаль с его чудесными препаратами, изготовляемыми по методу Гольджи[28] посредством пропитывания серебром. Окончательное признание нейронной теории обычно датируется 1891 годом — временем появления исчерпывающей монографии Вальдейера[29], где впервые было употреблено слово «нейрон». Этот случай далеко не единственный, когда молодой Фрейд прямо из рук упускал мировую славу, так как еще не осмеливался довести свои мысли до их логического завершения.
Научный прогресс проистекает обычно от изобретения какого-либо нового метода или инструмента, с помощью которых обнаруживают новые факты. Так, например, астрономия застыла на мертвой точке перед изобретением телескопа, а затем снова двинулась вперед гигантскими шагами. Гистологические исследования также продвинулись далеко вперед благодаря усовершенствованной методике Фрейда, модифицировавшего формулу Рейхерта при получении смеси азотной кислоты и глицерина, с помощью которой он препарировал нервную ткань для микроскопического исследования. Впервые Фрейд воспользовался смесью при изучении спинномозговых клеток речной миноги.
Несколькими годами позже Фрейду удалось сделать еще более важное техническое изобретение, применив метод окраски нервных тканей хлористым золотом. Но оба открытия Фрейда так и не получили широкой огласки, оставаясь собственностью института. Фрейд, несомненно, являлся искусным техником, ибо в своей работе о нервной ткани речного рака он упоминает о специальных исследованиях на материале in vivo[30] — довольно деликатной операции, методике которой обучился у Штриккера. Между прочим, можно упомянуть, что Фрейд сам сделал иллюстрации к своим публикациям по Petromyzon, одну — к первой публикации и четыре ко второй.
Таким образом, очевидно, что Фрейд довольно рано уяснил, что любой прогресс в науке предполагает появление новых или усовершенствование старых методов. Посредством таких методов открывают новые факты, после чего следует организация вновь открытого с уже известным в единую теорию. Теория может затем вести к размышлениям, «кокетничанью» и «игре в угадайку» с вопросами и ответами, лежащими за гранью имеющихся методов наблюдения. Очень редко случается, чтобы один и тот же человек одинаково успешно работал на всех этих стадиях развития. Достижения Фрейда в области психоанализа свидетельствуют как раз о том, что Фрейд представлял собой редкое исключение. Он изобрел инструмент, использованный им для открытия множества новых фактов, позаботился об организованной теории и отважился на смелые суждения, лежащие за гранью известного.
И все же мы должны заметить, что своеобразием неврологических исследований Фрейда являлась его приверженность анатомическому исследованию. Микроскоп был его первым и практически единственным инструментом. Казалось, что под физиологией он понимал занятие гистологией, предпочитая пассивное наблюдение активному действию. На первый взгляд это могло бы показаться странным для такого активного человека, как Фрейд. Однако, поразмыслив, понимаешь, что подобному поведению есть свое объяснение. Вспомним, что тема для первого в его жизни исследования была выбрана не им самим, а предложена Брюкке из-за тогдашней неопытности Фрейда. Не являлось ли это обстоятельство определенным «тормозом» в его самостоятельной экспериментальной деятельности, заставив на время усомниться в своих силах и возможности поспорить с тремя корифеями в этой области? Именно так и обстояло дело; однако выбранная им позиция в данном вопросе определялась прежде всего его личностными особенностями.
- Предыдущая
- 15/174
- Следующая